Артанский князь, скрипя зубами от злости и неправдоподобности происходящего, думал, не послать ли кого на переговоры, но не было опыта — переговоры практиковались артанцами последний раз лет пятьдесят назад, по легенде.

Прошел день, и затем еще день, в полном бездействии.

А на третий день грянул настоящий славский мороз.

Лазутчики донесли Кшиштофу, что войско артанского князя убралось понуро восвояси. На всякий случай подождали еще день, и двинулись домой.

Переход занял три недели. Сначала были хвойные леса, потом хвойные леса в перемешку с березняками и замерзшими болотами. На привалах охотились.

Висуа, столица Славланда, встретила своих защитников со сдержанной зимней радостью. Впрочем, отметил Зигвард, хоть и сдержанная, радость была вполне искренняя, неподдельная.

Две сестры было у Кшиштофа — Услада и Забава. Услада вела светский образ жизни, а Забава забавлялась государственной деятельностью.

Вид города поразил Зигварда своей неправдоподобной смесью оригинальности и вторичности. Возвышающийся над центром Стефанский Храм был построен два столетия назад, в славском стиле — со множеством орнаментов, завитушек, украшений, ньюансов, и благолепностей. Со времен постройки многие благолепности потускнели, ньюансы приобрели общий вид, орнаменты пообтерлись, а завитушки частично осыпались, и все это придавало теперь пестрому некогда зданию вид строгий и величественный.

Вокруг стояли разных размеров и стилей здания. Мрамора на севере Славии не было, поэтому роскошь приходилось выражать другими средствами. Кирпичи преобладали резные, штукатурку красили в яркие цвета. Фасады нескольких зданий с колоннами, недавней постройки, явно скопированные с каких-то проэктов Зодчего Гора, были покрыты золотым листом.

Улицы преобладали широкие, просторные, и в большинстве мощеные, хоть и не очень добротно. Мосты через замерзшую реку Висуа сработаны были из гранита. Частично гранитом были облицованы набережные. Многие кабаки были без вывесок, и назначение помещений можно было определить только по степени запотения окон.

Половина всего этого архитектурного и топографического великолепия пребывала в плачевном состоянии. Тут и там брошенные дома чернели окнами. Многие окна жилых домов были завешены марлей, заменяющей стекло. Чугунные ограды некоторых особняков дали крен лет сто назад, и с тех пор ни у кого не нашлось времени, чтобы их выпрямить. Тут и там высились полуразвалившиеся постройки. Замерзшая грязь, припорошенная снегом, более или менее вписывалась в ландшафт и не пахла. Как все это выглядит летом, невозможно было себе представить.

Дворец правителя, мрачноватое двухэтажное здание на площади, был украшен коричнего-зеленым национальным флагом. Неужто его действительно построил Гор? Как-то не верилось.

Кшиштоф и Зигвард с отрядом телохранителей въехали под арку, спешились, сами привязали коней к крюкам, вделанным в колонны (зодчий крюки не планировал, они появились совсем недавно и еще не успели насквозь проржаветь), и ввалились в вестибюль. Неизвестно, какими способами волочили в Висуа в свое время мрамор, но пол вестибюля, по дурацкому обычаю, был мраморный. И холод во дворце был совершенно собачий.

— День добрый, Услада! — крикнул Кшиштоф.

Молодая женщина, крепко сложенная, начинающая полнеть, пронеслась через залу и бросилась на шею Кшиштофу.

— Сестренка, — сказал Кшиштоф из-под града поцелуев, — путники устали и нуждаются в бане, чистом белье, скромном ужине, и сочувствии.

— Я сейчас все сделаю, — сказала Услада глубоким красивым меццо и посмотрела на Зигварда. Тот подмигнул ей. Она зарумянилась и опустила глаза.

— Вот, позволь представить, — невозмутимо продолжал Кшиштоф, — друг мой Зигвард, прибыл недавно из Ниверии. Молод, учтив, манерам и наукам в заведении обучен.

— Очень приятно, — не поднимая глаз сообщила Услада и неожиданно присела в реверансе. Национальный славский наряд — прямое, как мешок, платье и пестрые сапожки на меху, совершенно не сочетались с этой манерой приветствия. Зигвард галантно поклонился, сняв подаренную Кшиштофом меховую шапку. Длинные белокурые волосы произвели такое впечатление на Усладу, что, забыв о приличиях, она некоторое время переминалась с ноги на ногу, а потом вдруг, не говоря ни слова, убежала.

— Как тебе интерьер? — спросил Кшиштоф.

— Ничего интерьер, — Зигвард с любопытством разглядывал скульптуры, стоящие по периметру зала, явно языческих еще времен. Одна из скульптур изображала совокупляющегося с женщиной кентавра и привлекала внимание быстрее других, в силу тематики.

— Это кентавр, — пояснил Кшиштоф. — С женщиной. Ебутся.

— Да, я сразу сообразил, — уверил его Зигвард.

Следующая скульптура изображала воина в старинной одежде, кричащего с возвышения на побежденных и поверженных. Надпись на грубо отесанном пьедестале была высечена на неизвестном Зигварду языке.

— Ривлен Великий, — сказал Кшиштоф, многозначительно улыбаясь. — Наставляет дурных артанцев.

— Кто такой? — спросил Зигвард. — Что-то я припоминаю, но как-то смутно.

— О! — Кшиштоф поднял брови. — Об этом мы с тобой еще поговорим. Возможно, завтра. Разговор интересный.

За вестибюлем была бальная зала, в которой очень ощущалась нехватка окон и слишком большое количество факелов и коптящих свечей. Навстречу Кшиштофу и Зигварду вышла еще одна молодая женщина, сопровождаемая некрасивым мужчиной с волевым лицом и несколько раз перебитым носом. Женщина была крепкая, плотная, но держалась почти изящно. Вместо национального прямого платья и сапожек на ней было обыкновенное ниверийское платье с талией, декольте, и кружевным низом. Такие платья вышли из моды в Астафии несколько лет назад. Туфли на женщине были тяжеловатые, вероятно очень неудобные, с серебряными пряжками, и тоже вполне ниверийского типа. Русые волосы были причудливо завиты и уложены домиком на макушке. Такие прически пользовались успехом среди астафских мещанок во времена детства Зигварда. Глаза у женщины были маленькие и колючие. Губы тонкие и очень решительные. Нос прямой. Брови черные и тонкие. Грудь маленькая. Широкое правое запястье украшал массивный золотой браслет.

— Сестра моя Забава, — сказал Кшиштоф без особого восхищения в голосе. — Правит страной в мое отсутствие, как умеет, и вид имеет надменный. Познакомься, сестра, это Зигвард, друг моей беспутной юности. Он недавно из Ниверии, к нашим обычаям и повадкам непривычен, посему будь с ним обходительна.

— Добрый день, Зигвард, — сказала Забава по-ниверийски.

— Да, — сказал Зигвард задумчиво. — Неплохой день.

— Не будем об этом, — сказал Кшиштоф. — Сестра, мы идем в парную.

— Я приглашу придворных, — сказала Забава с достоинством.

Зигварду это заявление показалось странным, и он с любопытством стал ждать дальнейших событий.

Парная находилась в одном из живописных внутренних дворов. Что-то вроде большого деревянного сарая. В теплом и влажном предбаннике Кшиштоф быстро снял с себя всю одежду. Зигвард последовал его примеру. В парной было очень жарко. Пар обжигал веки.

— Сначала попробуй сесть на нижнюю полку, — компетентно посоветовал Кшиштоф.

Сам он влез на верхнюю. Зигвард, решив во всем следовать примеру конунга, примостился рядом. Сперва жар казался невыносимым, но вскоре Зигвард попривык.

Кшиштоф спустился вниз, отворил створку, ковшом зачерпнул из бочки воду, и вылил в печь. Он повторил эту процедуру еще три раза. Стало жарче.

Кшиштоф вернулся на место.

— Хорошо, — сказал он. — Уф.

— Уф, — согласился Зигвард.

— Вот чего мне все время не хватало в походе, — поделился мыслями Кшиштоф. — Настоящего пара. Баню надо березой топить, тогда настоящий пар.

— А если елкой?

— Ненастоящий. Совсем не то. Даже сравнивать глупо. Елкой! Нет уж. Береза — самое лучшее.

Очевидно, баня располагает к банальным заявлениям такого рода, подумал Зигвард.

— Ну, теперь охладимся и опять сюда, — предложил Кшиштоф.