На Маргаритке было нечто вроде комбинезона, отдаленно напоминающего одеяние для беременных, и спортивные туфли. Нетта была одета так же. По дороге до бирмингемского аэропорта Нетта и Маргаритка беседовали о том, как несправедливо, что женщинам приходится девять месяцев носить в себе ребенка. Затем они обсудили, как назвать малыша, и пришли к выводу, что имя Роуэн подходит для ребенка любого пола. Со мной они не советовались.
Нетта потребовала инвалидное кресло, чтобы довезти Маргаритку до самолета. Когда ее желание было выполнено, служащий, оформлявший страховку, поинтересовался, чем больна Маргаритка. Я честно ответил, что не в курсе.
Я наблюдал, как самолет мчится по взлетной полосе и взмывает к небу, и настроение мое стремительно улучшалось. На обратном пути зеркало заднего вида сообщило мне, что я выгляжу на десять лет моложе. Впервые в жизни я забыл о своем страхе перед шоссе М6 и мчался со скоростью 70 миль в час по скоростной полосе.
В то же утро меня познакомили с Бернардом Хопкинсом. Высокий, сутулый малый с яйцеобразной головой и пучками тусклых черных волос вокруг лысины. Капилляры, разносящие кровь по лицу, казалось, пролегали у него поверх кожи и были готовы в любое мгновение лопнуть. Такое впечатление, будто его все на свете безмерно раздражает. Выглядел он слегка пьяным и беспрерывно курил. Вообще-то мистер Карлтон-Хейес не разрешает курить перед магазином, но Хопкинс, похоже, получил карт-бланш на все, что ему заблагорассудится. По-моему, более невоспитанного человека я не встречал. Когда нас представили, он сказал:
– Вид у тебя голубоватый. Ты, случаем, не педик?
Мистер Карлтон-Хейес, этот джентльмен из джентльменов, наблюдал за Хопкинсом с явным удовольствием – так ослепленный любовью родитель взирает на свое не по годам развитое чадо Мне же хотелось стащить с Хопкинса мешковатые вельветовые брюки и хорошенько всыпать ему парочку горячих.
Тем не менее дело свое он знает и книги любит. Хопкинс чуть в обморок не упал от радости, когда обнаружил трехтомник Босуэлла «Жизнь Сэмюэла Джонса» – первое американское издание 1807 года издательства «Эндрюс и Блейк». Он показал трехтомник мне со словами:
– Зырь сюда, красавчик. Такие книги на дороге не валяются. – И забормотал, поглаживая обложку: – Настоящий сафьян с золоченым тиснением и ромбовидным рисунком, дополненный портретом и факсимильной вкладкой.
Все это звучало как заклинание. Надеюсь, и я когда-нибудь освою жаргон книготорговцев.
Спросил, сколько стоит комплект.
– У кошерного понтёра и обезьяна раскошелится, красавчик, – ответил он.
Я и половины не понимаю из того, что говорит Хопкинс.
В обед он пригласил меня выпить, и мы отправились в ближайший паб «Пес и утка». У Хопкинса глаза на лоб полезли, когда я попросил минералку без газа.
– Зачем тогда в паб ходить, красавчик? – прохрипел он. – Мог бы прямо на работе пойти в клозет и хлебнуть водички из-под крана.
Вскоре я уже рассказывал ему о своих долгах, растущих как снежный ком.
В ответ услыхал, что кредиторы преследуют Хопкинса со времен учебы в Оксфорде.
Четверг, 11 апреля
По идее Хопкинса наняли составлять опись коллекции Мортимера, сложенной в подсобке, но он большую часть времени отирается в торговом зале.
Сегодня к нам заглянула хорошенькая студентка-медик в поисках дешевого издания «Анатомии Грея». Когда я показывал ей то, что имеется у нас в наличии, встрял Хопкинс, громогласно усомнившись в компетентности врачей-женщин.
– Мою старую мать убила баба-врачиха, – распинался он. – У этой клуши столько времени уходило на возню с помадой и прокладками, что ей было не до моей бедной матушки. Она ее даже толком не осмотрела.
Студентка, ошарашенная нападками на свой пол, ушла из магазина с пустыми руками.
Когда я начал выговаривать Хопкинсу, он сказал срывающимся голосом:
– Моя матушка была святой. Я жил вместе с ней до ее смерти, а умерла она в девяносто шесть, и знаешь, Адриан, она до конца стирала мои носовые платки вручную, полоскала в розовой воде и гладила. Каждое утро, перед тем как я уходил на работу, она доставала платок из комода и клала в нагрудный карман моего пиджака.
Тут он извлек из кармана брюк грязную тряпицу и вытер ею глаза.
– О, как она была прекрасна в свои девяносто шесть! На ее чудесном лице не было ни одной морщинки, а волосы были черными как уголь. Черными как уголь – и это в девяносто шесть лет!
Мне удалось вставить слово:
– Бернард, мне кажется, вы идеализируете свою мать. Ясно же, что она тайком от вас красила волосы.
Хопкинс рассвирепел, а когда на его вопли выскочил мистер Карлтон-Хейес, Хопкинс обвинил меня в том, что я назвал его мать шлюхой.
Пришлось объяснять: я всего лишь высказал предположение, что мать Бернарда красила волосы.
– А, знаменитые черные волосы, – отозвался мистер Карлтон-Хейес, вздернул бровь, но больше ничего не сказал.
Почему старики так зациклены на носовых платках?
Пятница, 18 апреля
Страстная пятница
(выходной в Великобритании, Канаде и Австралии).
Сегодня Гленну исполняется восемнадцать. Всем сердцем надеюсь, что его не пошлют в Ирак. Мои нервы не выдержат ежедневных мучительных раздумий о том, где он и что с ним.
Иракцы по-прежнему не спешат бросать розы под гусеницы танков коалиции. Напротив, ширятся мародерство, грабежи и вооруженное сопротивление. Освобождение с точки зрения мистера Блэра – это оккупация с точки зрения иракцев.
Суббота, 19 апреля
Пасхальная суббота.
Антиреклама по поводу мемориала Маза дурно повлияла на торговлю в нашем магазине. Мама считает, что мне нужно выступить с благотворительной акцией. У пса Ивана обнаружили эпилепсию. Мама предложила провести сбор средств на исследования эпилепсии у собак.
– Если хочешь завоевать сердца и души людей в Британии, ты должен сфотографироваться с какой-нибудь собакой, – посоветовала она.
Зашел к Найджелу и спросил, нельзя мне сфотографироваться с его слепым псом Грэмом.
– Грэм – не слепой! – разорался Найджел. – Какая мне на хрен польза от слепого пса?! Грэм – собака-поводырь, и я не позволю эксплуатировать его ради твоего сраного имиджа.
Я не слишком расстроился: Грэма не назовешь симпатичным псом. Кажется, он единственный в мире золотистый Лабрадор с косоглазием и короткими, толстыми лапами. Найджел объявил, что Грэм – единственное существо, которое он когда-либо по-настоящему любил.
Воскресенье, 20 апреля
Пасха.
Утром сгорел развлекательный центр, лишив меня возможности наблюдать за развитием войны в Ираке. Как же мне не хватает информации и военной картинки! Вчера вечером почудилось, что я видел по телевизору Гленна, который ехал на броневике, но, возможно, я ошибся. Позвонил Умнику Хендерсону попросил проконсультировать меня по телефону. Он предложил зайти.
– Умник, я не могу позволить себе твои услуги, – отказался я. – Просто дай мне какой-нибудь дешевый совет по телефону.
– Да я сейчас абсолютно свободен, Моули. Давай заеду и осмотрю все на месте, совершенно БПЛ. Может, мы потом перекусим? В моем гольф-клубе прилично готовят жареное мясо с овощным гарниром.
Перспектива провести почти целый день с Умником Хендерсоном ужаснула меня, но я таки сообразил, что означает БПЛ, и если он бесплатно соединит меня с внешним миром, то это не самая высокая цена.
Умник Хендерсон появился в 11.30, облаченный в свитер для игры в гольф, чрезвычайно похожий на тот, что подарил мне отец. Я сварил кофе и развлекал Хендерсона разговорами, пока он распутывал провода и вновь подключал розетки.
– Ты слишком много вилок включил в одну розетку, вот она и перегрелась, – объяснил он.
Я невесело рассмеялся:
– Ты сейчас в точности описал мою жизнь.