Дэвид осмотрел то, что предлагалось сегодня на завтрак. Негусто: по две столовых ложки овсяной каши на каждого, по одному банану, экспроприированному у игрунок, чай; в желудке Дэвида заурчало. Он посмотрел через стол на Мег. Ее лицо казалось более худым, чем неделю назад, щеки – более впалыми. Как долго она продержится на такой пище?

Накануне ему не удалось поймать ни одной рыбки. Через день-другой им просто нечего будет есть. Как выяснилось, они сильно зависели от рыбы, которую ловила Тэсс; они вообще очень от нее зависели. Куда она девалась? Вчера Ивен и Шон пытались ее поискать на маленьком каноэ. Они проплыли несколько миль вниз по течению и обратно, но никаких следов Тэсс им обнаружить не удалось. Дэвида это не удивило. Тэсс слишком умна, чтобы они нашли ее, если она этого не хотела. Он представил себе, как она сидит где-нибудь поблизости, поджаривая на костре только что пойманную зубатку, и изучает флору данного участка джунглей. Но нет, ведь она оставила в лагере свои ботанические книги. И сигареты. Тут что-то не так. Она покинула лагерь в спешке, не подготовившись к долгой отлучке. Да и рыболовную снасть она захватила с собой только потому, что не удосужилась вынуть ее из каноэ. Должно быть, с ней что-нибудь случилось. Возможно, она мертва. И все же Дэвид не мог отделаться от воображаемой картины: Тэсс затаилась где-то неподалеку, в миле-другой вниз по течению, поджидая вторника. Она заставит их беспокоиться до последней минуты.

После завтрака Дэвид решил поплавать. Он стартовал у лагеря и поплыл против течения. Вода была теплой и мягкой, а течение настолько слабым, что бороться с ним особенно не приходилось. Это его разочаровало. У него оставалось слишком много времени для того, чтобы думать.

– Дэвид?

Он остановился и огляделся. Ивен стоял в воде в нескольких ярдах от него, с его волос стекала белая пена. Оказывается, Дэвид подплыл к заливу для купания.

Он нащупал ногами мягкое дно и прошел в залив. – Я и не думал, что заплыл так далеко, – признался он. Он подустал. Сейчас он не в лучшей спортивной форме.

Ивен продолжал намыливать голову. Белизна пены изменила его внешность, он выглядел более мягким, даже ангелоподобным, несмотря на бороду.

– Не нагуливай себе аппетит, – посоветовал он Дэвиду.

– Голоднее, чем теперь, я все равно не стану, – ответил Дэвид, устраиваясь на одном из плоских камней. На нем были синие плавки в полоску. Ивен купался голым.

Дэвид провел пальцами по своим влажным волосам. – Думаю, Шон уже объявила тебе о своих планах, – предположил он, ощущая некоторую неловкость. Прошло немало времени с тех пор, как они с Ивеном в последний раз разговаривали о таких вещах.

– О каких планах?

– О разводе.

– О! Да, она мне сказала. – Ивен опустил руки в воду и наблюдал за тем, как течение смывает пену с его пальцев. – Я очень расстроился, узнав об этом.

Дэвид ждал, надеясь, что Ивен скажет еще что-нибудь: спросит о его самочувствии, пообещает поговорить с Шон. Ивен не принадлежал к числу людей, которые избегают трудных тем. Но на этот раз ему, кажется, нечего было добавить. Он окунулся в воду, смывая с волос остатки шампуня. Когда Ивен снова выпрямился, его волосы были черны как смоль, а влажная кожа засверкала на солнце. Он направился к берегу. Молчание чрезмерно затянулось.

– Я знаю, что вы и дальше будете работать вместе… – торопливо произнес Дэвид, – но я бы хотел, чтобы мы остались друзьями.

Ивен кивнул так, будто для него это само собой разумелось. Возможно, так оно и было. У него своя семья и будет еще Шон в придачу. Он будет видеться с ней куда чаще, чем Дэвид. Интересно, помнит ли Ивен о тех временах, когда у него не было ничего?

– Я думаю, что буду нуждаться… – Дэвид хотел сказать «в твоей дружбе», но решил, что это прозвучит излишне мелодраматично. – Я имею в виду, что буду нуждаться в тебе как в партнере по теннису, ведь мне придется жить одному. – «Жить одному». Его голос звучал как обычно. Оставим эмоции для внутреннего потребления.

Ивен снова кивнул.

– Надеюсь, мы как-нибудь выберемся из этой ситуации.

Что-то в тоне Ивена встревожило Дэвида.

– Что может нам помешать из нее выбраться? – спросил он.

– Не могу себе представить. Я только хотел сказать, что на нас многое обрушилось сразу. – Тут он посмотрел Дэвиду прямо в глаза. – Слушай, об этом можешь не беспокоиться. Конечно, мы останемся друзьями.

Дэвид провел ладонями по гладкой поверхности камня.

– Ты думаешь, она поступает правильно? – спросил он.

– Я думаю, что она дура, – выпалил Ивен, но тут же спохватился. Дэвид это заметил: Ивен не хотел предавать Шон. – Но это ее жизнь, ей и принимать решение.

– Это и моя жизнь тоже, – сказал Дэвид.

– И моя. – Ивен быстро отвернулся, будто произнес два слова лишних. Дэвид успокоился. Нет смысла спрашивать, что Ивен имеет в виду. Любой ответ прозвучит правдоподобно. Только одна мысль беспокоила его по-настоящему. Не мысль – картина: Шон и Ивен вместе склоняются над игрункой, их головы соприкасаются. Возможно, между ними возникает что-то новое?

Дэвид точно знал, когда прекратилась связь между Шон и Ивеном, потому что он завел привычку проверять сумочку Шон на предмет наличия в ней противозачаточного колпачка. Он наблюдал за тем, как на тюбике со сперматоцидной пастой появлялись новые вмятины, как он сменялся другим и опять худел. По крайней мере, она не забывала о средствах предосторожности.

Сначала Дэвиду казалось, что это вообще не связь, не связь в обычном смысле слова. Он легко мог допустить, что они занимались любовью один-два раза. Ну, несколько раз. Это легко можно было понять. Но связь продолжалась, и Дэвид безропотно подчинился этой пытке. Шон вольна была сама определять продолжительность наказания.

Тот год был самым тяжелым в его жизни. По вечерам, когда Шон уходила на одну из своих «встреч», он кормил близнецов, покупал им мороженое, водил их в кино, и все это время его неотступно преследовало видение: Шон и Ивен в кабинете, он расстегивает ее блузку, задирает юбку. Или, того хуже: пальцы Шон скользят по коже Ивена, ее густые черные волосы разбросаны по его животу, она наклоняется над ним, чтобы взять в рот его член. Во всем этом Дэвида больнее всего ранило то, что Шон представлялась ему в активной роли. Дома же она оставалась совершенно пассивной, относясь к своему телу как к обузе, которую она вынуждена носить с собой. Но еще мучительнее была мысль не об их позах, не о половом акте вообще, а о том, что ему предшествовало и следовало за ним, – об их разговорах. Вот Шон рассказывает Ивену о своих чувствах, о том, как тяжело переживает утрату дочери, о том, во что превратился ее брак с ним, Дэвидом, а Ивен сочувственно ей отвечает. Мысль о такого рода интимной близости между ними казалась Дэвиду еще более непереносимой, чем видение их сплетенных тел, тем более, что с Дэвидом Шон своими чувствами не делилась вовсе.

Их связь прекратилась, когда Ивен обручился с Робин. Колпачок исчез из сумочки и вновь объявился на полке в туалете. Вдруг отпала необходимость в бесчисленных деловых встречах, и в продолжение некоторого времени Дэвид был настроен оптимистично. Ему захотелось преподнести Ивену и Робин в качестве свадебного подарка нечто такое, что олицетворяло бы устойчивость их союза; на самом деле он хотел выразить им благодарность за то, что этот злосчастный год, а с ним и тяжелейший период в его жизни близится к завершению. Они с Шон в конце концов остановились на том, что подарят новобрачным поездку на Гавайи. Они могли себе это позволить, поскольку о собственном совместном отдыхе им думать не приходилось.

Дэвид надеялся, что теперь все придет в норму, но Шон осталась для него такой же недоступной, как и прежде. Если Шон и изменилась, то к худшему: она откровенно горевала, отлученная от Ивена и насильственно привязанная к опостылевшему ей Дэвиду.

Вечером после ужина Дэвид сидел в палатке Мег и перелистывал книги Тэсс по ботанике. Он надеялся, что они помогут распознать какие-нибудь съедобные растения, но этот вопрос, по-видимому, не занимал авторов ученых книг. Дэвид держал в руке веточку с папоротникоподобными листьями и кроваво-красными ягодами. Такого растения он не сумел отыскать ни в одной из книг Тэсс. Мег сидела напротив него и просматривала другую книгу с тем же успехом.