Когда она вернулась сюда после ланча, самец с детьми уже попался в ловушку. На этот раз Ивен пошел с ней. Он был бледен и нетвердо стоял на ногах, но так обрадовался поимке самки, что отказался остаться в лагере. Самец вел себя агрессивно, просовывал лапы сквозь прутья решетки, пытался грызть проволоку зубами. Детеныши скулили от голода. Шон пришлось анестезировать самца, чтобы иметь возможность передать детей матери. Это было счастливое воссоединение, малыши – обе самки! – прыгали, цеплялись за мать, сосали ее, а она вылизывала их, ведя с ними беседу. Ивен измерял и взвешивал самца. Двухлетний, определили они. Получится отличная пара для размножения.

– А что если это не тот самец? – спросила Шон. Почему она сразу об этом не подумала? Что если это не тот медный эльф, к которому привязана самка?

– Неужели мы должны думать еще и об этом? – спросил Ивен.

Шон пожала плечами. Она понимала, что с этим теперь уже ничего не поделаешь.

– Мы не можем продолжать ловить обезьянок из этого семейства, – объяснил Ивен. – другие эльфы связаны с этими четырьмя слишком тесными кровными узами.

– Значит, мы должны найти другое семейство, – отозвалась Шон. Они переглянулись, и Шон поняла, что им обоим припомнился тот маленький чертенок, из-за которого она изрезала ноги, а Ивен поранил руку.

Он покачал головой.

– Только не сегодня, ладно?

Дэвид и Мег нашли испражнения, но не ягуара. Шон рассказала им о том, как ягуар устремился от тропинки к реке, поэтому они двинулись в том же направлении. Они держали фотоаппараты наготове и старались свести к минимуму использование мачете, но встречавшаяся на пути растительность была слишком густой. Им встречались десятки поваленных деревьев, препятствовавших быстрому продвижению.

Дэвид остановился и стер пот со лба тыльной стороной ладони. Его энтузиазм иссяк. Он мрачно оглядел окружавшие их деревья. Не бродили ли они кругами? С какой стороны находится река?

Вечерело. Лучи солнца уже не проникали сквозь деревья, и Дэвид давно устал, концентрируя внимание на зарубках, которые он делал своим мачете. Услышав от Шон об ягуаре, они покинули лагерь в спешке, забыв прихватить с собой рюкзаки с компасами и топографической лентой.

– А это не медный эльф? – спросила Мег, указывая на дерево.

Дэвид запрокинул голову и разглядел не одного, а нескольких эльфов, чьи мордашки выглядывали из затененной кроны дерева. Он улыбнулся. Еще одно семейство. Ивен и Шон обрадуются.

Дэвид привязал свой носовой платок к одной из нижних веток, чтобы пометить дерево. Жаль, что у него нет компаса. Трудно будет объяснить, как найти это дерево, если он сам не знает, где находится.

Из головы Дэвида никак не выходила картина: Шон, обрабатывающая рану Ивена. Ивен в конце концов отключился, и она заканчивала работу в полном молчании. Завершив дело, Шон повернулась к Дэвиду.

– Спасибо за помощь, – формально поблагодарила она, как будто это было в порядке вещей. Она ведь знала, должна была знать, чего ему стоило сидеть тем с окровавленной рубашкой над открытой раной и смотреть, как иголка вонзается в тело Ивена. Дэвид чувствовал себя так, будто под пальцами Шон находилась его кожа.

Тэсс, осмотрев швы, была изумлена.

– Ты зашила рану не хуже, чем это сделала бы я, – признала она. – Даже лучше. – Потом она объясняла Шон – и в ее голосе прозвучала нота извинения, – что она захватила с собой лидокаин, но положила его в другой пакет. Дэвиду показалось, что во взгляде Тэсс промелькнуло сочувствие. Возможно, она вовсе не такая уж бесчувственная и бесчеловечная, какой им представлялась.

– Пойдем обратно, – предложила Мег. – Уже пора ужинать, тем более что сейчас слишком темно, чтобы сделать приличный снимок.

Дэвид поднял голову. Клочки неба над шатром быстро темнели, наступали сумерки. Он взглянул на часы. Половина шестого. Меньше чем через час лес покроется мраком.

– Пойдем, – Дэвид направился туда, откуда они пришли. Он искал на деревьях свои зарубки, но не нашел ни одной. Все казалось незнакомым. Они углубились в чащу, и тропинки, по которым они шли, сужались с каждым шагом. Лес, более густой, чем час назад, наполнялся тенями.

Какое-то время они шли в молчании. Слышались крики ревунов, но трудно было сказать, откуда они доносились: казалось, они звучали сразу со всех сторон.

Москит укусил Дэвида в локоть, и он раскатал рукава рубашки, застегнув их на запястьях. Он прищурился, пытаясь смахнуть с глаз пелену мрака, быстро опускавшуюся над ними.

– Давай остановимся, – предложила Мег. – А то мы еще сильнее заблудимся в этой чаще.

– Мы не можем останавливаться. Иначе нам придется провести ночь в лесу.

– Будет еще хуже, если мы идем не в том направлении.

Даже луна не светила. Руки Дэвида дрожали, когда он шарил в карманах в поисках спичек. – У тебя есть спички? – спросил он.

– Нет. Давай попробуем покричать. Может быть, мы достаточно близко от лагеря, чтобы нас услышали. Тэсс!

Дэвид присоединился к ней. Они сорвали голоса, пытаясь перекричать нарастающий гул ночных голосов и напрягая слух в надежде услышать ответный зов. И все это время темнота сгущалась над ними.

– Давай посидим, – предложила Мег, указывая на упавшее дерево.

Дэвид колебался. Сесть – значит смириться с тем, что они останутся здесь на ночь. Он посмотрел вверх и не смог отличить шатер от чернеющего над ним неба. Он безнадежно наблюдал за тем, как лес терял очертания и предавался во власть тьмы, высасывавшей из него все признаки жизни. Дэвид сел рядом с Мег, ощутив кору дерева под своими руками. Он поднес руку к глазам и ничего не увидел. Кровь застучала у него в висках, запульсировала в горле.

Он резко поднялся.

– Я не могу этого вынести. – Его голос звучал панически. – Я не могу дышать.

– Что с тобой? – Мег нашла его в темноте и схватила за руку. Он сжал ее запястье, как будто это был спасательный круг. Он цеплялся за ее рукав, стоя на ватных ногах. – Вот дерево, – успокаивала его Мег. – С тобой все в порядке. Садись обратно. Он опустился на ствол дерева.

– Я ничего не вижу, – почти простонал Дэвид.

– Я тоже. – Мег уселась прямо перед ним, он держал ее за обе руки.

– Не оставляй меня одного, – умолял Дэвид.

– Я с тобой.

Ему не удавалось замедлить дыхание. Боже, он должен видеть. Хоть что-нибудь.

– Извини, – проговорил он через некоторое время. – Это мой злейший страх. Ослепнуть.

Мег немного отодвинулась, и он панически стал хватать руками воздух, пытаясь нащупать ее вновь. Тут он почувствовал, как Мег прильнула к нему, крепко обхватив его спасательным кругом своих рук.

– Ты не слепой, – сказала она.

Как она могла это знать? У него было ощущение, что восход солнца ничего не изменит. Если его глаза хотя бы однажды погрузятся в это состояние, он ослепнет навсегда. Он снова поднес руку к глазам, поморгал, чтобы убедиться, что они открыты. Ничего. У него больше не было руки. И глаз.

Дэвид почувствовал, как голова Мег ложится на его плечо. Она поглаживала его руками, и постепенно его дыхание пришло в норму. Через несколько минут он успокоился настолько, что ему стало стыдно за свое поведение.

– Мои родители слепые, – признался он.

– Вот оно что.

– Ты, наверное, думаешь, что, дожив до такого возраста, пора уже перестать бояться.

– Я просто думаю, что бывают и более страшные вещи. Как часто тебе случалось заблудиться ночью в лесу?

Он покачал головой.

– Дело совсем не в этом, – ответил он, не зная, стоит ли пускаться в дальнейшие объяснения. Но впереди была ночь, долгая и темная, и он начал рассказывать. Он рассказал ей, как уклонился от присутствия при рождении своих детей. Он не намеревался так поступать. Он радовался беременности Шон не меньше, чем она сама. Ему нравилось наблюдать за тем, как меняется ее тело. Он вместе с ней посещал занятия для будущих родителей, готовя себя к физической стороне родов, к крови и боли Шон. Он был преисполнен решимости, и, если бы все дело заключалось в крови и боли, несомненно, выдержал бы это испытание.