– Безусловно, я могу понять, что чувствовала эта бедная женщина!

Прескотт сокрушенно покачал головой:

– Теперь-то я понимаю, как она намучилась с нами, проклятыми неудачниками! А мы никогда по-настоящему не ценили ее усилий, направленных на то, чтобы нам помочь.

Дженел кивнула:

– Я тоже часто чувствую, что все мои старания остаются неоцененными. – Все ее возмущение как рукой сняло. В голосе Дженел слышались грусть и сожаление.

Ошеломленная Эдвина стояла затаив дыхание.

– Взять хотя бы моих детей… – проговорила Дженел, как бы размышляя вслух. – Я пытаюсь говорить с сыном, пишу дочери письма, однако у меня создается впечатление, – тут она горько вздохнула, – что каждое мое слово воспринимается ими в штыки. А я только хочу… Я только хочу им помочь – и все! Мне хочется быть частью их жизни…

Эдвина неожиданно вспомнила, как ее впервые представили вдовствующей графине. Девушка мечтала поскорее обнять новых родственников, но грузная дама с кислой физиономией обвела ее недобрым взглядом и холодно сообщила ей, что для их семьи Эдвина является лишь источником увеличения дохода, средством для расширения связей – и ничем больше. Девушка была так потрясена, что в ответ не могла вымолвить ни слова. Вскоре она убедилась, что престарелая аристократка не шутила. Эдвина старалась убедить себя, что горькая правда лучше, чем сладкая ложь, и чем радужнее ожидания, тем более сильное разочарование тебя ждет. Однако горечь от того, что ее не приняли в новой семье, у нее осталась навсегда.

Сердце у Эдвины защемило. Ее гнев на Дженел мгновенно испарился. Прескотт увидел и показал ей то, чего Эдвина не замечала: Дженел ощущала свою ненужность и страдала от этого. Дети не ценили ее усилий. Мужа не заботило ничего, кроме скачек и призовых скакунов. Единственным островком радости для нее было Общество образования и развития женщин, которое основала она. Но Эдвина взяла за привычку игнорировать Дженел, которая, в свою очередь, утверждала, что Эдвина жаждет быть в центре внимания. Возможно, на самом деле она говорила о себе самой. Прескотт кивнул:

– Как все остальные дети-сироты в Андерсен-Холле, я никогда по-настоящему не дорожил миссис Найджел, пока мы не лишились ее.

Дженел вскинула на него грустные глаза:

– Она умерла?

– Нет, слава Богу. Я имел в виду то время, когда однажды зимой миссис Найджел захворала. Когда она слегла, мы нежданно-негаданно освободились от женщины, которую считали проклятием всей нашей жизни.

Прескотт сокрушенно покачал головой и погрузился в воспоминания.

– Конечно же, мы не могли открыто радоваться ее болезни. Но некоторые из нас по своей глупости думали, что, если миссис Найджел не будет нас ругать за проступки, наша жизнь станет лучше. К своему удивлению, мы обнаружили, что миссис Найджел была человеком, связующим, скрепляющим вместе наши жалкие жизни. Мы никогда не замечали усилий, которые она предпринимала изо дня в день, чтобы мы были сыты, одеты и здоровы. – Он тихо рассмеялся. – Когда она в первый раз после болезни поднялась с постели, мы ужасно развеселились! Не могу описать своей радости, когда она стала прежней строгой воспитательницей. – Прескотт скривил губы в улыбке. – Я чуть не расцеловал ее.

Слушая его рассказ, Эдвина мысленно представила, каким был Прескотт в детстве – милым, игривым мальчиком-непоседой с озорной смешинкой в зеленых глазах.

– Директор Данн всегда советовал учиться на своих ошибках. – Прескотт приложил руку к сердцу и слегка поклонился Дженел. – Если вы позволите, я бы с удовольствием выслушал вашу точку зрения и ваши мудрые замечания. Могу только выразить надежду, что это поможет избежать ненужных осложнений.

В наступившей тишине Дженел произнесла:

– По-моему, я недооценила степень влияния на вас директора Данна, мистер Дивейн. – Повернувшись к дворецкому, она сказала: – Мы будем пить чай в библиотеке.

У Эдвины, которая все это время затаив дыхание наблюдала за происходящим, отлегло от сердца.

Прескотт вышел вперед и галантно предложил руку Дженел:

– Я – к вашим услугам…

– Леди Бланкетт, – подсказала Дженел, принимая руку Прескотта. Вглядываясь в его красивое лицо, она добавила: – Я не предполагала, что вы такой проницательный человек, мистер Дивейн. Может быть, замысел Эдвины не такой безрассудный, как мне показалось на первый взгляд.

Эдвина округлила глаза и открыла рот от удивления. Прескотт кивнул:

– Я стараюсь, леди Бланкетт. Но зачастую я страдаю из-за своего невежества и недостатка воспитания.

– Чепуха, мистер Дивейн, – махнув рукой, проворковала Дженел. – Здравомыслие – это врожденное качество ума. Никакое воспитание не заменит остроту ума и трезвый взгляд на вещи.

Джинни и Люси поспешно отошли в сторону, и странная парочка направилась к лестнице, ведущей в библиотеку.

Джинни схватила Эдвину за руку и горячо прошептала ей на ухо:

– Видит Бог, это самый неотразимый мужчина из всех, кого я встречала за всю свою жизнь. Я сражена наповал. Не представляла, что у него такая тонкая и глубокая натура.

Эдвина, которая все еще находилась под впечатлением всего произошедшего, завороженно провожая взглядом Дженел и мистера Дивейна, только покачала головой в ответ:

– Кажется, в этой ситуации мистер Дивейн дал мне сто очков вперед.

Джинни обняла подругу за плечи:

– Не будь слишком строга к себе. Поведение Дженел было просто ужасно. Нет ничего удивительного, что гнев застилал тебе глаза. Нужно поистине ангельское терпение, чтобы за непроницаемой броней, которую она носит, увидеть несчастную, страдающую женщину.

Эдвина еще раз убедилась в том, что поступает правильно, решив во что бы то ни стало спасти Джинни – эту поистине святую женщину.

– Мне нужно забрать назад предложение об исключении Дженел из нашего общества.

– Не беспокойся об этом. Лучше оставить все, как есть.

– Думаешь, лучше сделать вид, что ничего не было, и навсегда забыть об этом предложении?

– Дженел не собирается больше бороться против тебя. Ты – тоже. – Джинни потянула Эдвина за руку к двери, ведущей на лестницу в библиотеку. – Мне не терпится послушать, что Дженел собирается рассказать мистеру Дивейну.

Послушавшись подругу, Эдвина поймала себя на мысли, что ей, как это ни странно, хочется того же самого.

– О, леди Росс, вам нужно нечто большее, чем просто пара новых платьев, – уверенно заявила мисс Фигботтом, когда Эдвина приехала к ней на следующий день. Ее звонкий мелодичный голосок напоминал Эдвине зазывную песнь весенней пташки.

Вдобавок ко всему мисс Фигботтом и выглядела как диковинная заморская птица. У нее были вызывающе рыжие волосы, крашенные ярко-алой помадой губы и белое напудренное лицо. Впечатление усиливали оливково-зеленый костюм и ярко-зеленые перья в волосах.

– Вам, несомненно, необходимо сделать новую прическу. – Покачивая роскошными бедрами, мисс Фигботтом порхала по богато украшенному красно-золотому будуару, пол которого покрывал пушистый ковер в багровых тонах. Ее оливково-зеленое платье было расцвечено причудливыми фиолетовыми завитками, которые приковывали к себе взгляд. Эдвина не могла отделаться от ощущения, что попала в мастерскую художника, который сам по себе является произведением искусства. – Затем, разумеется, следует подумать о перчатках и обуви – словом, нужно проделать очень большую работу. Эдвина кусала губы.

– О, я не большая поклонница походов по магазинам, мисс Фигботтом.

– Моя портниха прибудет сюда примерно через час. Она всегда приезжает с парой-тройкой новых платьев, почти готовых.

– Почти готовых? – Эдвина в который раз за день убедилась в том, что поступила правильно, объединив свои усилия с тем человеком, чьи вкусы так сильно отличаются от ее собственных. Она узнала много интересного.

– На самом деле основных типов фигуры не так уж много, – продолжала поражать Эдвину своими глубокими познаниями Фанни. – А Майкл – доктор Уиннер – в общих чертах описал мне ваш тип телосложения. Видимо, вы уже сегодня сможете кое-что присмотреть для себя.