В какую сторону открывается дверь палаты? К себе или… В коридор. Все правильно, в коридор, по требованиям пожарной безопасности. Только бы никого не было в коридоре. А то путешествие окажется очень коротким.

Как болит бок. И как кружится голова. Не нужно было пить. Не нужно было. Особенно в такой компании.

Стены коридора медленно колыхались, изгибаясь небольшими волнами. Пол ощутимо ерзал под ногами. Сбежать хочет. Гаврилин закрыл за собой дверь и огляделся. Никого.

А теперь – в туалет. Главное – не терять равновесия. Осторожно. Осторожненько.

Зайдя в туалет, Гаврилин сразу же вытащил из кармана телефон. Дошел. Сейчас звякнуть Хорунжему и все. И останется только продержаться несколько минут до подхода основных сил.

А ведь расслабился. Который уже месяц серьезным делом занимается, а все продолжает мыслить киношными категориями. Выжил герой в финальной перестрелке – конец фильма, и герой будет жить долго и счастливо.

Расслабился. А расслабленный герой такая же глупость как… Ну как сотовый телефон без аккумуляторов. Гаврилин еле сдержался, чтобы не врезать телефоном о кафельный пол.

Ай да Клоун. Везде поспел. Когда же это он успел аккумуляторы выдрать?

Что дальше? Финальная, говоришь, перестрелка? До нее еще дожить надо. Гаврилин покрутил в руках бесполезный аппарат. Позвонить.

А может устроить маленькую пожарную тревогу?

Лучше позвонить.

В рельсу.

Телефон. В комнате у медсестры есть городской телефон. Точно. Гаврилин выглянул в коридор. Никого. Да здравствует Леночка из хирургии! Ура. И слава отечественным строителям, устроившим комнату дежурной сестры всего в трех метрах от туалета.

Три метра. Пять шагов. Шесть. Семь. Совсем он сдал. Ноги не хотят отрываться от пола. Ну еще немного! Совсем чуть-чуть. Дверь еще может оказаться на замке, подумал Гаврилин и рванул дверь.

Кабинет закрыт не был, Гаврилин с трудом устоял на ногах. Куртка свалилась с плеч, но на нее Гаврилин уже внимания не обратил. Старомодный черный телефон с диском стоял на столе возле окна. Два шага. Три.

Прямой. Телефон здесь должен быть прямой. Обязательно. Иначе…

Гаврилин снял трубку правой рукой, потом переложил ее в левую. Набрать номер.

Какой тугой диск. Палец соскользнул и Гаврилин ударил по телефонному аппарату рукой. Набирать заново.

Есть. В трубке прозвучал длинный гудок. Хорунжий всегда берет трубку сразу после первого гудка.

– Да?

Это я. Гаврилин просто хотел сказать – это я, но не смог. В спину что-то ткнулось, и голос Краба сказал:

– Положи трубку.

Хорунжий две или три секунды слушал короткие гудки. Потом отключил телефон. Звонок в три часа ночи. Хорунжий быстро оделся, взял со стола пистолет и сунул его в кобуру.

Всякое бывает на свете. Кто-то мог ошибиться номером и услышав незнакомый голос повесить трубку. Могло быть.

Хорунжий взял в руки телефон и набрал номер сотового Гаврилина. И механический голос сообщил ему, что этот номер временно недоступен.

Гаврилин мог уронить свой телефон. Мог. И это тоже Хорунжий допускал. Он надел кожаную куртку, обул массивные ботинки. Разные вещи на свете случаются. Самые-самые разные.

Хорунжий спустился по лестнице и вышел на улице. А подмораживает. Резко так, словно из засады навалился на землю мороз. Лужи уже замерзли и белесо отсвечивали в свете редких фонарей.

До клиники ему ехать минут пятнадцать. Минус гололед. Двадцать минут. Хорунжий не прикидывал варианты, не строил предположений. Он просто позволил вариантам самим выстроится по степени вероятности на успех. Главное не мешать мозгу работать. А потом можно будет действовать. На рефлексах, на инстинктах. Мозг должен быть чист, сознание не замутнено.

Мелькнула было мысль вызвать кого-нибудь из группы. Не нужно. Это успеется. Вначале нужно просто проверить. Убедиться самому.

Машина въехала в парковую зону, и Хорунжий немного притормозил. Темно, скользко. Не хватало еще поцеловаться с кем-нибудь. Взгляд на часы на панели. Еще пять минут до клиники. Если в таком темпе.

В зеркале заднего вида что-то мелькнуло. Не один я езжу в такое время, подумал удовлетворенно Хорунжий и затормозил. Машину немного занесло. Осторожнее нужно.

Хорунжий включил аварийные маячки, взял с заднего сидения машины аккумуляторный фонарь и вышел на дорогу.

Машина приближалась не слишком быстро, и Хорунжий мысленно похвалил водителя. Не стоит гнать по такой дороге. Молодец. И машину бережет.

Хорунжий включил фонарь и направил луч света навстречу подъезжающей машине. Потом осветил себя и свой пошарпаный БМВ.

Подъехавшая машина затормозила. Белая «девятка». В салоне – один водитель.

– Тебе чего? – спросил водитель «девятки» высунувшись из машины.

Хорунжий как бы случайно осветил дорогу вокруг себя и пустой салон БМВ. Тут безопасно. Не бойся, мужик, вылезай из своей тачки.

– Что-то с движком. Заглох ни с того ни с сего.

Водитель жигулей вышел на дорогу. Крупный молодой парень.

– Ты где заправлялся? – спросил он приближаясь.

– А что?

– Может вода попала в бензин. Приморозило и пожалуйста.

– Что ж тогда делать?

– Если и вправду замерзла вода – подвезу тебя куда надо, а завтра отбуксируешь, – мужик остановился возле Хорунжего. На пол головы выше и килограммов на десять тяжелее, автоматически отметил Хорунжий и ударил. Не сильно, только так, чтобы немного отключить парня.

Придержал падающего, аккуратно положил его на асфальт, открыл заднюю дверцу БМВ и впихнул туда водителя жигулей. Завел его руки за спину и защелкнул на них наручники. Широкой изолентой обмотал несколькими витками ноги у щиколоток. Заклеил рот.

Потерял три минуты. Не страшно. Хорунжий сел за руль БМВ и отогнал машину под прикрытие деревьев в парк. Перегнулся через спинку кресла и похлопал лежащего по лицу.

Тот открыл глаза и захрипел.

– Не шуми, – сказал спокойно Хорунжий, – лучше послушай. Если понял меня – кивни.

Парень кивнул.

– Давай сразу выясним – если бы я хотел тебя убить – уже убил бы. Так?

Кивок.

– Далее. Оставлю я тебя в этой машине, чтобы ты не дай Бог не замерз и не простудился. Твою машину я у тебя одолжу на… – Хорунжий прикинул в уме, – … на сорок минут. Потом верну. Если будешь себя хорошо вести. Попытаешься сбежать…

Парень замотал головой.

– Попытаешься сбежать – найду. Твои документы у меня. Понял? Вот и отлично.

Хорунжий закрыл двери своей машины на ключ и немного пробежал до оставленной на дороге «девятки».

Поехали.

Радиоприемник в жигулях работал. Передавали какую-то веселенькую мелодию. Выключить. Музыка нам не нужна.

На повороте к клинике Хорунжий остановил машину. Вынул из внутреннего кармана глушитель, достал из кобуры пистолет. Насвистывая что-то, прикрутил глушитель к стволу. Оглянулся на дорогу. Никого и ничего. Дважды выстрелил в лобовое стекло «девятки». Стрелянные гильзы со звоном отлетели от бокового стекла и упали на пол салона.

Два пулевых отверстия в лобовом стекле были окружены ореолом трещин. Черные кружки в обрамлении белой изморози.

Поехали, сказал себе Хорунжий.

Краб был недоволен, и Клоун его понимал. Чуть не прокололись они с телефоном. Не подумал он о том, что может этот Гаврилин двинуться к телефону в кабинете.

Спасибо хоть этот самый Гаврилин шуму не поднял. Вообще все по дурному получилось. Зачем было торопиться. Договорились же, что он выведет утром Гаврилина погулять за ворота.

Все-таки, не стоит подобных вещей делать в клинике.

Это, кстати, и сам Краб толдычил постоянно – правила нарушать нельзя. Нельзя.

Что-то ему об этом вот и Гаврилин говорит.

– Пусть тебя это не волнует, – спокойно сказал Краб, легонько подталкивая Гаврилина к лестнице, – я за все отвечу.

– Да какая мне разница кто ответит? Среди ночи переться черт знает куда. Руки уберите!