Он был хорошим человеком и замечательным отцом, но его унесла горячка. Тяжело было смотреть, как он тает вопреки всем усилиям матери. Перед самым концом мать приготовила ему вина с наперстянкой. Он отошел мирно, и мать с дочерью вместе плакали над ним.

Думая об этом, Ариана не заметила тонкой проволоки, протянутой поперек дороги, споткнулась об нее и упала. Из-за деревьев тут же выскочили трое мужчин. Лук она выронила и потянулась к охотничьему ножу, но один из трех с размаху рухнул на нее и пригвоздил к земле.

— Ну-ка, что тут у нас? — Мужчина уселся на нее верхом, шаря грязной рукой по ее груди. Кто-то другой стягивал с нее бриджи. Ариана дрыгнула ногой, и первый залепил ей пощечину. — Мы тебя тут уже который день караулим. Караулим и хотим. Ну давай, проси пощады. Говори: «Гриан, пощади меня!»

Она плюнула ему в лицо, и он снова отвесил ей оплеуху и разорвал на ней рубашку. Его круглая рожа казалась ей зверской, во рту виднелись гнилые зубы.

— Эй вы, сукины дети! — сказал чей-то голос, и Гриан обернулся назад.

На тропе стоял человек в черном плаще с капюшоном. Солнце светило ему в спину, не позволяя рассмотреть лица. Все трое достали ножи — Гриан сделал это, не слезая с Арианы.

Человек откинул плащ за плечи. Его правая рука у запястья заканчивалась культей, обмотанной кожаным ремнем, и оружия при нем не было. Гриан улыбнулся и встал.

— Ты плохо выбрал время и место, калека. Теперь ты покойник, пища для червей!

Он двинулся к пришельцу по тропе, двое других — справа и слева, но тот не стал отступать, а шагнул вперед. Разбойник справа от него выбросил руку с ножом, но калека отшатнулся, и нож просвистел мимо. В тот же миг однорукий локтем двинул разбойника в горло. Тот посинел и рухнул на колени, в предсмертных судорогах царапая горло пальцами. Второй разбойник ринулся вперед, но однорукий подскочил и ударил его сапогом в челюсть. Шея разбойника хрустнула, как сухая палка, а однорукий, легко опустившись на ноги, повернулся к Гриану.

— Меня ты своими фокусами не возьмешь, — рявкнул Гриан.

— Это верно, — согласился однорукий.

Нож Арианы вошел Гриану в спину снизу вверх, пронзив легкое и сердце. Испустив сдавленный крик, Гриан ничком рухнул наземь.

Ариана подтянула бриджи и кое-как связала порванные тесемки. Незнакомец сидел на поваленном дереве, не глядя на нее. Она подобрала свой лук и подошла к нему.

— Спасибо. Вы совершили благородный поступок.

Он откинул капюшон, открыв прямоугольное лицо с глубокими карими глазами. Он не был красив, но в нем чувствовалась сила. Красивым он стал, когда улыбнулся.

— Я поступил так не из благородства, а по необходимости. Вы не пострадали?

— Пострадала только моя гордость. Я должна была вовремя заметить их силок.

— Все мы учимся на таких вот ошибках. Как вас зовут?

— Ариана.

Он кивнул и встал, оказавшись на голову выше рослой Арианы.

— Вы живете где-то поблизости?

— Около часа ходьбы на запад.

— Могу я проводить вас домой?

— В этом нет нужды, — зарделась она.

— Я не хотел вас обидеть, Ариана. Просто я голоден и не отказался бы от еды.

— Вы так и не назвали мне своего имени.

— Элодан.

Она постаралась не выказать жалости, которую почувствовала.

— Королевский боец?

— Был им когда-то. Так что же, идем?

— Напрасно вы ходите по лесу без оружия. Это опасно.

— Я буду осторожен, — пообещал он. Она взглянула на трупы разбойников и усмехнулась. — Тут есть шайки покрупнее этой, а против лучника вы и вовсе бессильны, несмотря на все ваше мастерство.

— Ваша правда. — Они вместе зашагали по тропе, Ариана впереди. Через некоторое время она оглянулась.

— Какой вы молчаливый.

— Я думаю.

— О чем?

— Вы замужем?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Просто так, для разговора. Сколько вам лет?

— Семнадцать. А вам?

— Я стар, как само время. По крайней мере, иногда мне кажется так.

— На вид вам не больше тридцати.

— Для семнадцатилетней девушки это глубокая старость.

Эррин, проснувшись с больной головой и бунтующим желудком, застонал и повернулся на бок. На полу валялись осколки винного штофа, разбитого им на рассвете. Эррин медленно открыл глаза и снова застонал, вспомнив события предыдущего вечера. Диана уезжает. Ему не верилось в это, но он достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать: попусту она говорить не станет. Он решил, что съездит к ней чуть попозже.

Тихо вошел его новый слуга, Боран.

— Ванна готова, ваша милость.

— Не кричи ты так, ради всего святого.

— Я слышал, пир удался на славу, ваша милость.

Эррин поднял взор на его плешь, обветренное здоровое лицо и до отвращения ясные глаза.

— Мне сдается, что если я сейчас моргну, то истеку кровью.

— Ванна оживит вас, а совет собирается через час.

Эррин снова плюхнулся на подушки и с головой укрылся одеялом. Боран со вздохом подобрал осколки, отдернул бархатные занавески и вышел. Оставшись один, Эррин сел. Герцогский совет — скука смертная, и обычно на него является не больше трех-четырех человек. Но сегодня дело иное. Сегодня на совете будет присутствовать красный рыцарь Карбри вместе с провидцем Окесой, и все как один сбегутся туда, чтобы показать свою преданность королю.

— Чума их забери. — Эррин вылез из постели и прошлепал в другую комнату, где дымилась ванна. В воду добавили розового масла. Эррин не любил этого запаха, и Убадай это знал, но Боран еще не освоился с хозяйскими вкусами. Пока Эррин плескался в горячей воде, слуга вошел с халатом. Выйдя и завернувшись в мягкую ткань, Эррин спросил:

— Как мои глаза?

Слуга почтительно заглянул в них.

— Красноваты, ваша милость. Вид у вас, честно говоря, неважный.

— Тебе бы изнутри посмотреть. Во что мне одеться?

— После совета герцог устраивает охоту, поэтому я приготовил вам костюм для верховой езды.

— Черный с серебром?

— Нет, ваша милость, красный.

— Подай черный. Красное я оставлю герцогскому гостю.

— Слушаюсь. Могу я предложить вашей милости завтрак?

— Нет. — Эррин содрогнулся заодно со своим желудком.

— Проголодаетесь ведь, пока на коне будете трюхать.

— Трюхать? Я не трюхаю, Боран. Я езжу.

— Да, ваша милость. Может, все-таки корочку хлеба?

Эррин кивнул и направился в спальню. Боран принес ему одежду — короткие, отменно скроенные бриджи из мягкой черной кожи, черную шерстяную рубашку, черный же кожаный охотничий камзол с подбитыми плечами и серебряной каймой. Одевшись, Эррин натянул высокие, до колен, сапоги.

— Вашей милости понадобится плащ — на дворе сильный ветер.

— Подай черный, с овчинной подкладкой.

— Его промаслить надо, ваша милость. Я приготовлю его к концу совета.

Позавтракав утром хлебом и сыром, Эррин перешел через двор в большой чертог. Члены совета уже собирались, ожидая, когда их пригласят во внутренние покои.

— Доброе утро, барон, — приветствовал Эррина дородный человек в охотничьем костюме из зеленого бархата, с блестящим от пота лицом.

— Рад видеть вас, граф Портерон. На пиру мне вас недоставало.

— Да-да, мне помешало явиться срочное дело. Говорят, вечер прошел великолепно.

— Да, — подтвердил Эррин, оборачиваясь к только что вошедшему дворянину. — Доброе утро, Делаан. У вас очень свежий вид, если учесть, что вы всю ночь проплясали.

— Молодость — великое дело, дорогой Эррин, — усмехнулся стройный юноша в коричневом камзоле. — А вот вы что-то бледны.

— Уверяю вас, что выгляжу лучше, чем чувствую себя. Вы знакомы с графом Портероном?

— Разумеется. Как поживаете, граф?

— Превосходно. Лучше и быть не может.

В чертог между тем входили другие вельможи и рыцари. Последним явился Мудрейший в белых одеждах. Эррин со всеми поздоровался и послал доложить герцогу, что совет собрался. Герцог по обычаю заставил их ждать еще десять минут, после чего потянулись в палату, где стоял длинный стол с шестью стульями вдоль каждой стороны и двумя во главе, где уже сидели герцог и Карбри.