Все атмосферные осадки приносились, как и в бассейне Ды-чю, с запада, хотя бы внизу дул иной ветер. Притом быстрому образованию облаков способствовало и быстрое испарение выпадавшей влаги. Обилие последней было так велико, что весь Северо-Восточный Тибет, не только в долинах, но даже и на горах, часто представлял непроходимые топи. Вода в реках и речках стояла очень высоко; мото-ширики были налиты ею через край, тогда как зимой многие из этих речек, равно как и все мото-ширики, совершенно высыхают.

В районе, ближайшем к Цайдаму, т. е. от верховья Желтой реки до хребта Бурхан-Будда, излишнее выпадение влаги парализовалось сухой пылью, приносимой сюда ветрами из цайдамских равнин. Поэтому в указанной местности, как было говорено в предыдущей главе, сравнительно мало мото-шириков, но довольно обильны солончаки, которых нет к югу от верховьев Желтой реки.

Следование к Бурхан-Будде. Покинув оз. Экспедиции, мы в тот же день перешли через р. Салома, немного ниже места прежней нашей переправы; здесь больше рукавов, следовательно брод удобнее. По счастью, никогда нас не покидавшему, названная река незадолго перед тем порядочно сбыла, да и то в одном месте пришлось переходить на 4-футовой глубине. Вода была совершенно мутная от размываемой красной глины, которая, при высоком уровне реки, осаждается на низких ее берегах. Прежнего обилия орланов и чаек здесь теперь не нашлось, вероятно потому, что в мутной воде для птиц нелегко ловить рыбу. Кроме того, орланы (Haliaetus macei) большей частью улетели гнездиться на север. Впрочем, немногие из них еще остались, но промышляли другим способом, именно сопровождали иногда медведей, копавших пищух, и ловили этих зверьков, когда те выскакивали из своих нор.

От р. Салома мы направились в Цайдам прежним своим путем. Теперь голыки остались позади; поэтому ночные дежурства всем отрядом на две смены были отменены и ставились только парные часовые.

Местность, где мы теперь проходили, представляет, как уже говорено было в предшествовавшей главе, высокое плато, служащее разделом вод с одной стороны к верховью Желтой реки, а с другой текущих в Цайдам. Несмотря на летнюю пору, скудость цветущих трав и растительности вообще была поразительная. Даже на мото-шириких тибетская осока едва поднималась от земли. Там и сям на рыхлой почве встречались цветущие Cremanthodium plantagineum и маленькая генциана (Gentiana n. sp.); изредка попадался невзрачный прикрыт (Delphinium albocoeruleum), растущий кочками очиток (Sedum algidum) или прижатое к земле зонтичное; обильнее были лишь мелколепестник (Erigeron uniflorus) и Saussurea n. sp. по мото-ширикам. Затем большая часть долин и горных склонов стояли совершенно оголенными.

Цайдам уже приветствовал нас своей пылью, которая приносилась северными ветрами и иногда довольно густо наполняла атмосферу. Рядом с тем по утрам стояли морозы, а днем урывками шел снег. Однажды, именно 29 июля, разыгралась совершенно зимняя метель: снег сплошь покрыл землю; холод стоял такой, что даже средняя температура этого дня вышла ниже нуля (-0,5 °C). Но, как и прежде, замороженные и засыпанные снегом цветы не погибли: даже водяной лютик (Ranunculus aquatilis), тот самый, который растет в наших стоячих водах, благополучно цвел, лишь только растаивал лед на мото-шириках.

Приближение осени напоминали появившиеся в последней трети июля пролетные птицы – удоды (Upupa epops), которые попадались довольно часто, одиночный кроншнеп (Numenius major), замеченный еще 17 июля, и кулички (Тotanus ochropus, Tringa temminckii, Actitis hyppoleucus), изредка встречавшиеся в одиночку или небольшими стайками.

Перед выходом в долину Алак-нор-гола, в 8 верстах к югу от ключа Олон-булык, там, где еще при следовании в передний путь замечены были нами следы разработок золота, мы встретили теперь партию человек в 30 тангутов, занимавшихся этим промыслом. Прииск лежит перед прорывом через горный хребет небольшой речки, в которой вода бывает только летом в период дождей. Золотоносная почва состоит из песка с галькой известкового глинистого сланца; в боковых стенах ущелья залегает песчаник. Разработка производилась тангутами до невероятности примитивным способом. Почва копалась прямо с поверхности не глубже как на 2 фута. Орудиями для такой работы служили несколько маленьких деревянных лопат вроде нашего совка, главным же образом развороченные на широком своем конце рога дикого яка. Для промывки употреблялись небольшие (фута 2 в длину и от 1 до 1¹/₂ футов в ширину) деревянные корытца. Их наполняли золотоносной почвой и ставили тут же в речку под наклонную струю воды, которая уносила песок и гальку, оставляя на дне лишь более крупные кусочки золота; мелкий золотой песок также уносился водой, да за ним не стоило и гоняться при обилии крупных зернышек. Тангуты показывали их нашему переводчику горстями, предлагая променять на серебро. По словам тех же тангутов, золота всюду много в Северо-Восточном Тибете. Например, на р. Ды-чю один рабочий (нужно заметить, весьма ленивый) может добыть в день от 7 до 8 золотников драгоценного металла. Так по крайней мере нас уверяли.

Переход через этот хребет. Из долины Алак-нор-гола нам пришлось опять переходить через хребет Бурхан-Будда. Употреблено было на это четверо суток – так долго по причине усталости верблюдов, а затем, чтобы подробнее ознакомиться с флорой самих гор. На первый день мы поднялись до перевала Номохун-дабан и здесь ночевали. Южный склон Бурхан-Будды теперь был так же бесплоден, как и весной; только в ущельях возле речек да в самом верхнем поясе вблизи россыпей встречались небольшие, скудные растительностью луговые площадки. Отличная ясная погода вполне благоприятствовала трудному для верблюдов подъему через названный перевал. Взошли мы на него утром 1 августа. Снегу не было вовсе по окрестным горам; лишь на самом перевале в защите от солнца лежал небольшой пласт того сугроба, по которому мы шли здесь в половине мая.

Альпийские луга на северном склоне Бурхан-Будды несколько лучше, хотя все-таки бедны и далеко не могут сравняться с теми же лугами Нань-шаня или соседних гор на верхнем течении Желтой реки. Всего нами теперь было собрано в альпийской области северного и южного склона пройденного перевала 30 видов цветущих растений, еще не бывших в гербарии нынешнего лета. Из них можно назвать: восемь видов Saussurea (S. medusa, S. tangutica, S. phaeantha, S. pygmaea, S. sorocephala? и еще три новых), весьма характерного растительного рода для Северо-Восточного Тибета; пять видов генцианы (Centiana falcata, G. Olivieri var., G. algida? C. tenella, G. detonsa?); три вида Cremanthodium (Cremanthodium plantagineum, C. humile, C. discoideum); Polygonum Bistorta var. [горец], местами сплошь растущая, камнеломка (Saxifraga unguiculata), скерда (Crepis glomerata), Pleurogyne spalhulata, лютик (Ranunculus affinisvar? Stracheyanus), красивый синий прикрыт (Aconitum rotundifolium), желтый и розовый мытники (Pedicularis lasiophrys, P. labellata).

Зверей в альпийской области теперь мы не встречали вовсе. Из птиц же, впервые за все лето, добыли новый вид, именно красного горного вьюрка, которого я назвал именем своего достойного помощника – Leucosticte Roborowskii.

Вместе с перевалом за Бурхан-Буддой круто изменился и климат: взамен недавнего холода и сырости теперь наступили сухость и тепло, все более усиливающиеся по мере нашего спуска ущельем Номохун-гола. Физиономия гор, относительно их растительности, также изменялась, хотя и не столько резко. Пониже альпийских лугов, в районе 13¹/_2-12¹/₂ тыс. футов горные склоны по ущелью, где мы теперь проходили, одеты были довольно сносными лугами, на которых растут злаки – овсянка (Festuca sp.) и мятлик (Роа sp.), лук (Allium Przewalskianum) и кустиками касатик (Iris sp.), в нынешнем году не цветший. Возле самой реки и на ближайших горных скатах вниз от 12¹/₂ тыс. футов начинает попадаться дырисун (Lasiagrostis splendens), который вскоре становится обыкновенным растением узкой долины Номохун-гола.