Вернувшись, она застали брата Дориана над клавиатурой, да и дети, захваченные музыкой, по-прежнему не выпускали из рук свои инструменты. Род удивленно посмотрел: звуки барабана и арфы, флейты и инструмента Магнуса прекрасно сливались с мелодией брата Дориана. Как будто инструменты детей были частью его инструмента.

А вокруг танцевали ангелы.

Во всяком случае, если бы ангелов можно было увидеть, они наверняка выглядели бы именно так — без крыльев и длинных одеяний, абстрактные сверкающие фигуры, текучие и перемещающиеся в такт музыке. Вокруг возносились колонны собора, они казались совершенно реальными, хотя Род видел сквозь них. Колонны поддерживали купол, выложенный абстрактным рисунком, который каким-то образом одновременно внушал спокойствие и вызывал возбуждение.

Все накрывал аромат благовоний.

Отец Телониус прикрыл свою чашу, оглянулся и с трудом улыбнулся. Потом пошел навстречу Гвен и Роду, но Род заметил, что монах еле-еле переставляет ноги, и предупреждающе поднял руку. Монах остановился, кивнул в знак благодарности, и взгляд его утратил сосредоточенность.

Род оглянулся на Гвен, та кивнула, и они раскрыли свое сознание перед концертом брата Дориана.

Концерт был великолепный — небесный хор пел, как множество скрипок, и трубы время от времени подчеркивали мелодию. Слышались и звуки инструментов детей, хотя и слабо. Их объединяла живейшая радость. Род хорошо чувствовал присутствие сотни душ, все приветствовали его, все наслаждались музыкой и великолепием своей хвалы; по-прежнему основной фон составляли благородство и доброта цели, но теперь они отступили на второй план перед удивлением самой жизнью.

Сознание Гвен слилось с его сознанием, и супруги увидели, как перед этим хором отступают волны несогласия и отчаяния, успокаиваются разгневанные души на всем Греймари. Приходили в себя и молодые люди, которых ввела в заблуждение ведьма, совратила их своими кошмарами, сделала уступчивыми и податливыми и со временем привела бы в ковен, чтобы увеличить свою власть.

Гармония хора объединенных сознаний разливалась над землей, исходя из монастыря на юго-востоке и из источника на северо-западе, она успокаивала, внушала смирение и уверенность, поднимала души из пучин отчаяния, давала уверенность, что еще существуют спокойствие и надежда, даже если встревоженные молодые умы их не видят. Но постепенно обязательно найдут — а может, найдут и счастье, которое всегда ищут.

Наконец Род почувствовал, что в музыку брата Дориана вкрадывается слабость, хор затихал, но он продержался достаточно долго. Самые большие стоячие волны смятения и хаоса, исходившие от бури пси-энергии, улеглись, физическая энтропия преодолела энтропию эмоциональную. Источник энергии перестал существовать, и кошмары, которые он порождал, умерли.

Брат Дориан постепенно смягчал тона. Сверкающие фигуры вокруг потускнели, потом расплылись. Наконец инструмент монаха стих, осталась лишь одна негромкая мелодия. Один за другим младшие Гэллоугласы опускали свои инструменты, прозвучал последний аккорд мелодия и все кончилось. Брат Дориан стоял, подняв голову, истощенный, но возбужденный и возвышенный. Стоял неподвижно.

— Это было чудесно, — негромко сказала Корделия.

— Чудо, которое совершила ты сама, — голос брата Дориана доносился словно издалека.

— Нет, брат, — отозвался отец Телониус. — Чудеса исходят только от одного Бога. Мы можем лишь надеяться, что они будут совершены с нашей помощью.

Голос брата Дориана по-прежнему звучал, словно не от мира сего.

— Есть больше чудес, чем мы сознаем, они повсюду окружают нас и не обязательно должны быть великими и могучими. Благодать снисходит ко всем, кто открыт для нее; чудеса случаются в местах, далеких от славы. Наш глаз улавливает лишь немногие из них.

— Сегодня твоя работа поразила меня, — сказал Джеффри, и этого было достаточно, чтобы Род тоже поразился.

— Теперь, побывав частью такого чуда, я еще сильнее верю в Небо, — задумчиво проговорила Корделия. — Неужели мы никогда больше не услышим эту музыку?

— Может, и услышишь, — взгляд брата Дориана наконец встретился со взглядами детей, монах вернулся к настоящему. — Вам нужно только научиться играть самим и вместе. И время от времени, когда все будет хорошо, это чувство будет возвращаться к вам. Конечно, не с такой силой, потому что крайне редко объединяется столько душ. Но все равно — достаточно, вполне достаточно.

— Я уже предвкушаю это, — выдохнул Магнус.

Гвен повернулась к отцу Телониусу.

— Что это была за месса? Она включала в себя все чувства и соединила так много людей в порыве к величию.

— Каждый из нас стал проводником добра в душах всех остальных, — ответил отец Телониус. — На время мы смогли отстраниться от своих обид и ревностей, забыть о своих желаниях и голоде. На короткое время мы постигли суть добра и осознали величие момента.

Род решил, что ответ не очень ясный, но с него достаточно.

— Но как вы? — в голосе отца Телониуса прозвучало беспокойство. — Вы приняли на себя главный удар зла.

Дети подняли головы. Они снова осознали, какой опасности подвергались их родители.

— О, мама! — Корделия подбежала к Гвен и обняла ее, мальчики стояли вокруг.

— Все в порядке, дети, — Гвен погладила волосы Корделии. — Признаюсь, было тяжело, но теперь все кончено. И хоть ваш отец и я испытали немалую боль, мы остались целыми и невредимыми.

— Какую боль? — воскликнул Магнус, но Гвен успокоила сына:

— Тише. Она была очень недолго и быстро прошла.

— Простите меня, я понимаю, что вы очень устали, — отец Телониус и сам выглядел не очень бодро. — Но я должен знать, не увидели ли вы пути для возвращения этого богохульства. Я должен помешать его возрождению, если смогу.

Род содрогнулся от одной этой мысли.

— Боюсь, мы все слишком хорошо узнали, отец. Гвен кивнула, глядя прямо в глаза Телониусу.

— Когда ведьма умирала, ее память прошла через наше сознание. Мы знаем о ней теперь гораздо больше, чем хотелось бы.

— Но кто она была такая?

— Всего лишь крестьянка со скромным пси-талантом, — объяснила Гвен. — Отчасти из-за этого, отчасти из-за уродства все ее сторонились и прогоняли, и всеобщее презрение породило в ее душе жажду мести. Она поверила, что у нее есть скрытые таланты, которые однажды проявятся и дадут ей власть и славу — и возможность отомстить.

Отец Телониус печально кивнул.

— Старая история и грустная, хотя рассказывалась много раз. Единственное лекарство в таком случае — благодать, вера и преданность милосердию. Но если этого нет, она становится плодородной почвой для тех, кто стремится превратить ее в свой инструмент. Род кивнул.

— Ты верно говоришь. Торнадо сдерживала не сила пси, а силовое поле, приводимое в движение электрическими приборами и ядерным реактором.

— Вот оно что… — отец Телониус вскинул голову. — Значит, ею воспользовался агент извне.

— Несомненно, — подтвердила Гвен, — хотя сама она этого не знала. Он пришел к ней в облике дьявола, просил ее сочувствия и обещал удовлетворить ее страсти. Если она преклонится перед ним, говорил он, то получит власть и силу — для уничтожения. Он дал ей поручение — ввергнуть Грей-мари в анархию. И показал, как этого достичь. Рассказал о крестьянине, который делает камни из ведьмина мха, и как заставить эти камни издавать музыку, которая обратит к ней обычных людей, не владеющих колдовским даром. Потом он показал, как она сможет привлекать их к себе, использовать музыку, чтобы они отдали ей свои последние скромные силы, показал, как привлекать все больше и больше народа. Так она создала свой «ковен» из обманутых смертных, которые, подобно ей самой, считали себя великими, потому что в глубине души были унижены. Она пообещала им власть дьявола, который явился ей, помогала обманывать себя и поверить, что они обладают колдовским даром.

— Но неужели у них не было никакого дара? — спросил отец Телониус.