Агнесс вынуждена была поделиться с ним своими соображениями:

— Ной и Роуз были убиты одинаково — и ему, и ей перерезали горло, — можно предположить, что это сделал один и тот же человек. Но я не верю, что Роуз убил Дрейк. Элси видела, как за Роуз гнался мужчина, хотя она и не смогла разглядеть его. Если бы это был ее отец, она наверняка бы его узнала и промолчала. Тогда получается, что Дрейк и подмастерья не убивал, то есть убийца кто-то другой — скорее всего, человек, работающий на Бланшаров, связанный с Питтом и Дрейком.

— И вы верите этой девчонке? — спросил Томас Уильямс.

Агнесс покачала головой:

— Правда — товар, который не слишком в большом спросе у Элси.

— Тогда не позволяйте ей изменить ваше мнение и не делайте поспешных выводов.

— Я чувствую, что сейчас она не врет, и не считаю свои выводы поспешными.

— Я понимаю ваши сомнения, — сказал Уильямс, запустив пальцы в свои крутые вихры, — но убийством должны заниматься органы правосудия.

— Верно, — согласилась Агнесс. — Но, как я уже сказала, в этом-то вся сложность. Если я извещу констебля об убийстве Роуз и расскажу об участии в этой истории Элси, чаша может быть потеряна навсегда.

Последовала длинная пара, во время которой Томас Уильямс с большим интересом рассматривал свои ботинки, а Агнесс любовалась его шляпой. Вдруг Уильямс вздернул голову.

— Мне кажется, я придумал, что следует сделать, — сказал он, складывая руки на груди.

— Что именно?

— Скажу констеблю, что я видел тело. Скажу, что гулял вдоль реки во время отлива и случайно увидел нечто, оказавшееся телом женщины, лежащим в грязи, где копались речные мусорщики. И это привлекло мое особое внимание, потому что я слышал, будто из дома Бланшаров исчезла молодая женщина, прислуга.

— Гмм… — задумалась Агнесс. Она не привыкла к чьей-то помощи, неудачный брак научил ее оберегать свою независимость, и она гордилась тем, что может сама защитить себя и Питера, ни к кому не обращаясь. Но быть независимой не означает быть глупой. Она не знала, что делать, Уильямс же предложил возможное решение, тем не менее сомнения мучили ее. Можно ли ему доверять, ведь все-таки он был мужчиной?

— Вы очень любезны, мистер Уильямс, но я не уверена, что стоит соглашаться на это предложение. Ваше вмешательство может привести к неприятным и непредсказуемым последствиям для вас. Я должна справиться сама.

— Чего стоит жизнь, если хоть иногда не принимать участия в жизни других и не предлагать им помощь? — упрямо сказал Уильямс. Его обычная меланхолия, казалось, покинула его, и лицо обрело выражение твердой решимости. — Кроме того, у меня есть свободный час, и мне хочется остаться без работы не больше, чем вам. Возможно, вам стоит оставить это себе, уверен, Роуз бы не была против.

С этими словами он протянул Агнесс шкатулку. Она не успела возразить, как он приподнял шляпу, поклонился и отправился разыскивать констебля. Но, прежде чем исчезнуть из виду, он повернулся и крикнул:

— Сегодня вечером я приду, чтобы рассказать вам, как все прошло.

Слуги ужинали около восьми вечера, за два часа до того, как наверх подавали еду. Обычно еда слуг была самой простой: эль, холодное мясо, хлеб и разогретые остатки обеда. Старшие и младшие слуги ели вместе, но сидели за кухонным столом в строго установленном порядке: мистер Мэттью во главе стола, миссис Тули справа, Пэтси слева, Агнесс рядом с миссис Тули, затем все остальные по значимости в доме, как бусы на нитке. Дорис была замыкающей.

Обычно разговор вели мистер Мэттью или миссис Тули, дабы избежать возможных перепалок. Случалось, кто-нибудь из младших слуг выступал не по рангу, и это сходило ему с рук, но если дворецкий не переусердствовал с вином, он, скорее всего, строго выговаривал провинившемуся.

В этот вечер все было не так, как всегда. На столе стояли две кварты эля, холодец из свинины, тарелка с куском сыра и миска с подогретой цветной капустой. Но пережевать и проглотить надо было еще и известие об убийстве Роуз Фрэнсис. Стоило миссис Тули спросить, зачем приходил констебль, как за столом поднялся такой крик, что даже мистер Мэттью не мог утихомирить шумевших.

— О, господи! — воскликнула миссис Тули, перекрестившись. — Кто бы мог подумать?

— Горло у нее было перерезано от уха до уха и висело на волоске! — вступила Дорис, слегка побледнев.

— И у нее ничего не нашли? — поинтересовалась Нэнси. — Никаких писем, ничего такого, из чего можно было узнать, куда она направлялась?

— Такое впечатление, — снисходительно сообщил мистер Мэттью, — что с нее сняли всю одежду, кроме лифа и нижней юбки.

— Это просто позор, вот и все, — сказал Филипп без своей обычной игривости.

— Слушайте, слушайте, — встрял Джон.

Мистер Мэттью строго посмотрел на него, но от замечания удержался. Агнесс подумала, что он выглядит необычно расстроенным.

— Какой ужас! — сказала Пэтси, прижав длинные, тонкие пальцы к щеке. — Хотя никак нельзя сказать, что это так уж неожиданно. Отправиться в путь среди ночи без защиты — крайне неосмотрительный поступок.

— Она не была беззащитной, — резко возразила Нэнси. — У нее был пистолет. А ведь ни его, ни ее саквояжа так и не нашли, верно, мистер М.?

— Я ничего об этом не слышал. Наверняка кто-то из бродяг продал все за несколько шиллингов, — ответил мистер Мэттью, медленно кивая головой и скорбно сложив губы. — Хотя за пистолет можно было получить по меньшей мере пять гиней.

— Этот разговор меня совсем расстроил, чувствую, как начинает болеть голова, — прошептала миссис Тули. — Пожалуйста, будьте так добры, извините меня.

Не успел ужин слуг завершиться, как с военной точностью на них навалились последние ежедневные обязанности. Поскольку миссис Тули удалилась на покой, помочь Агнесс и Дорис с подачей блюд наверх было некому. Пэтси отправилась наводить порядок на туалетном столике Лидии, доставать ее ночную рубашку и уносить вещи, требующие ее внимания. Джон и Филипп, нагруженные корзинами с углем, поддерживали огонь в гостиной, библиотеке и столовой, затем переоделись в вечернюю форму, для того чтобы подать ужин хозяевам. Нэнси вооружилась тремя медными грелками, наполненными горячими углями, и тремя свечами, которые будут гореть ночью. В каждой из спален Бланшаров она задернула тяжелые бархатные шторы, разобрала постели, добавила угля в камины (ранее разожженные Филиппом) и убедилась, что все горшки на своем месте.

Тем временем мистер Мэттью вынул ночную рубашку и колпак Николаса и, положив их греться, приготовил все, что требуется для утреннего туалета хозяина: аккуратно сложил полотенца, достал бритву, мыло и кисточку для бритья из волоса барсука. Затем провел пальцем по краю тазика для умывания, чтобы убедиться, что там не осталось следов грязи. После чего отнес несколько предметов одежды вниз, в буфетную, чтобы Джон их вычистил и выгладил.

Закончив с этим, мистер Мэттью занялся более приятными обязанностями: с торжественностью королевского слуги он водрузил графин с кларетом на серебряный поднос и отнес его наверх, в столовую. Осторожно поставив графин на сервировочный столик, он снял нагар со свечей на стенах и зажег свечи в подсвечнике на столе. Затем, выйдя на лестницу, крикнул Джону и Филиппу, чтобы те поторопились, и занял свой пост у двери, готовый созвать семью.

Во время приготовлений к ужину начался сильный ливень. Агнесс, оторвав взгляд от подносов с едой, взглянула на крупные капли, стекающие по стеклу. Из кладовки вышла Дорис с маслом в руках. В этот момент раздался нерешительный стук в кухонную дверь.

— Посмотреть, кто там? — спросила Дорис, повернувшись к двери.

— Нет, — сказала Агнесс, преграждая ей путь и яростно краснея, поскольку была уверена, что это Томас Уильямс, и ей не хотелось давать повод для сплетен среди прислуги. — Я позабочусь о двери. Оставь масло, иди в посудомоечную и начинай чистить кастрюли. Я здесь и без тебя управлюсь.