Вся восьмая пятилетка (1966–1970) прошла под знаком преобразований и стала самой успешной в истории СССР. Егор Гайдар в своей книге «Гибель империи» отдал должное своим советским предшественникам — Косыгину и Байбакову, их осторожным, наивным, но искренним попыткам влить новое вино в старые, продырявленные мехи.

«Осознание нарастающих проблем, связанных с неэффективностью советской экономики, в середине 1960-х годов подтолкнуло руководство страны к попытке провести экономические реформы, — писал отец российской рыночной реформы. — [Эта] прокламируемая программа мер более осторожна, чем реализованная в Югославии, намечаемая в Венгрии, спустя годы предпринятая в Китае. Тем не менее это последняя серьезная попытка найти пути изменения системы управления советской экономикой, открыть дорогу восстановлению рыночных механизмов, демонтированных на рубеже 1920— 1930-х годов, инициированная до начала глубокого кризиса социалистической системы. Трудно сказать, в какой степени это было результатом реформаторских усилий, но восьмая пятилетка (1966–1970) по темпам экономического роста оказалась самой успешной за последние три десятилетия существования СССР…»

По меркам советской эпохи, результаты того пятилетия были действительно беспрецедентными. Повысились эффективность производства, национальный доход, производительность труда. Выросли доходы населения. «В конце 1960-х у нас даже появился избыток произведенного мяса, — отмечает небывалое известный экономист, академик РАН Леонид Абалкин, — и мы арендовали у стран, входивших в Совет экономической взаимопомощи, холодильники, чтобы его хранить». В те же годы в стране началось массовое кооперативное строительство. Дорогостоящие товары стали продаваться в кредит.

Это были отрадные перемены. Вкупе с благоприятной международной обстановкой они создавали хорошие условия для разработки девятого пятилетнего плана. Спустя много лет Байбаков признается, что «в тот период Госплан СССР в определенной мере попал под гипноз положительных итогов структурной политики, проводимой в восьмой пятилетке». Под воздействием этого гипноза ведомство Байбакова занялось формированием развернутой программы повышения народного благосостояния. В программу заложили рост минимальной заработной платы на 26 % и повышение тарифных ставок среднеоплачиваемым категориям работников, введение пособий для детей из малообеспеченных семей и другие виды помощи семьям с детьми, увеличение пенсий и т. п.

Эту перемену во взаимоотношениях государства и общества зафиксировал Егор Гайдар все в той же книге «Гибель империи»: «Страх перед массовыми репрессиями уходит в прошлое. Режим воспринимается как данность, но не внушает панического ужаса. На смену прежним формам легитимации режима приходит новый контракт власти и общества: вы — власть, обещаете нам — народу, что не будете отменять введенные социальные программы, даже когда они будут более дорогостоящими, гарантируете стабильность розничных цен на важнейшие товары народного потребления. За это общество готово вас (власть) терпеть, воспринимать как данность, неизбежное зло».

Гипноз предыдущего пятилетия, когда существенный акцент был сделан на ускоренном производстве предметов потребления, в том числе автомобилей, жилищном строительстве, развитии городского транспорта, словом, на всем «человеческом», сыграл с Госпланом злую шутку. Да, в восьмой пятилетке такая структурная политика была, безусловно, верной. Но взятые ориентиры означали в то же время более умеренные темпы роста базовых отраслей: металлургии, строительства, машиностроения. И когда Байбаков лишь обмолвился, что после рывка, сделанного в восьмой пятилетке, было бы желательно сбавить темпы промышленного производства и в предстоящей, девятой, он натолкнулся на возражения.

В чем состояла его идея? В том, что девятая пятилетка могла бы стать «санитарной», то есть периодом структурной перестройки, чтобы создать условия для реального опережения производства продукции в группе «Б» (планируемый рост на 44–45 %) по сравнению с производством в группе «А» (рост на 41–45 %).

Вспыхнула дискуссия. Затеяли ее ученые. Одни из них обвиняли Госплан в нарушении экономического закона о преимущественном росте производства средств производства. Другие доказывали необоснованность этих обвинений, говорили, что в отдельные периоды более высокие темпы роста производства предметов потребления вполне возможны. То был спор одних марксистов с другими марксистами. Никакой истины в этом споре «наука» не родила. Но повышенное внимание к росту народного благосостояния позволило Госплану предусмотреть на 1971–1975 годы более высокий рост фонда потребления по отношению к фонду накопления. Опережающий рост отраслей группы «Б» мог, по расчетам Байбакова, обеспечить увеличение розничного товарооборота и реальных доходов населения в 1,4 раза.

Тридцатого марта 1971 года открылся XXIV съезд КПСС. На нем шла речь о задачах девятой пятилетки. Выступил Байбаков. Говорил, что надо повысить эффективность общественного производства за счет использования в народном хозяйстве достижений науки и техники. Отмечал необходимость увеличения темпов роста производительности труда во всех отраслях по сравнению с восьмой пятилеткой. На социальных программах, однако, не настаивал.

На основе директив, принятых съездом, ведомство Байбакова подготовило развернутый пятилетний план развития народного хозяйства с разбивкой по годам. В ноябре 1971-го план был утвержден Советом министров, а затем и Верховным Советом СССР.

Но в 1972 году случилось непредвиденное. Небывало жаркое, засушливое лето ударило по урожаю зерна. Плохо было и с кормами. Стало ясно, что не удастся обеспечить рынок сельскохозяйственной продукцией, а это 70 % товарооборота в виде продовольствия и сырья для легкой промышленности. Соответственно не получится покрыть рост зарплаты товарами народного потребления.

«В июле — августе перед сдачей плана мы, можно сказать, дневали и ночевали в “большом доме” на проспекте Маркса, — рассказывает Байбаков, — но как ни выкручивались, а с учетом реалистической оценки наших возможностей и резервов сбалансировать план все не получалось. Это был самый критический момент, ибо не удавалось обеспечить опережающий рост производительности труда по сравнению с ростом зарплаты. Сознавая, что не сумеем произвести необходимого количества продукции, товаров народного потребления и услуг, чтобы покрыть предусмотренный пятилеткой рост заработной платы, мы — усилиями корифеев планового комитета — едва сверстали план, в котором соотношение приростов производительности труда и заработной платы составило один к одному».

Вот с этим проектом — «один к одному» — Байбаков отправился в Совет министров. Он понимал, что Косыгина подобный проект вряд ли обрадует, но все же надеялся, что предсовмина поймет, сколь тяжелое положение сложилось в народном хозяйстве. Собирался заверить его, что в течение года Госплан найдет дополнительные возможности, чтобы поправить дела, нарастить выпуск товаров.

Ознакомившись с документом, Косыгин сказал, не пытаясь скрыть раздражения:

— Николай, ты пришел ко мне с таким планом, который я принять не могу.

Байбаков стал его уверять, что посредством дополнительных мероприятий можно в течение года сбалансировать рост производительности труда с ростом заработной платы.

— Вот мы сейчас с тобой съедим все, что произвели, а для расширенного воспроизводства что-нибудь останется или нет? — спросил Косыгин.

Байбаков принялся рассказывать о трудностях, которые сложились при формировании плана. Косыгин на это ответил:

— Твои болячки — это и мои болячки. Я тоже отвечаю за сбалансированность плана. Но и при создавшихся условиях допускать бюджетного дефицита все же не следует. Даю тебе семь дней. Возвращайся в Госплан, обсуди на коллегии, с министерствами поговори… И приноси проект с опережением производительности труда.

Сбалансировать план, но так, чтобы производительность труда опережала рост зарплаты? Легко сказать. Байбаков вызвал начальников отраслевых и сводных отделов. Здесь многое зависело именно от них. «Вот, скажем, была у нас начальником подотдела балансов Скородумова Мария Фроловна, — рассказывает Байбаков. — Она и хозяйство знала, и запросы потребителей. Знала, где и на что можно рассчитывать. Для министерских работников Скородумова — непререкаемый авторитет. С ней не поспоришь. Или Волосатое Николай Васильевич, начальник подотдела строительных материалов. Он хорошо разбирался в состоянии дел на основных стройках страны. И таких специалистов в то время в Госплане СССР было немало».