Нарком по делам продовольствия Иван Теодорович. Как и другие сторонники создания правительства из числа членов различных социалистических партий, объявил о выходе из Совнаркома, но свои обязанности исполнял до декабря 1917 года. В дальнейшем являлся членом коллегии Наркомзема, а с 1922 года — заместителем наркома земледелия. В 1928–1930 годах — генеральный секретарь Крестьянского интернационала. Арестован 11 июня 1937 года. 20 сентября 1937 года Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в антисоветской террористической организации был приговорен к смертной казни и в тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.

Нарком почт и телеграфов Николай Авилов (Глебов). Занимал этот пост до решения о создании коалиционного правительства с левыми эсерами, после чего сменил должность наркома на пост помощника директора Государственного банка. С 1923 по 1926 год был лидером ленинградских профсоюзов, входил в ядро так называемой ленинградской оппозиции. С 1928 года руководил «Сельмашстроем», а с 1929 года стал директором «Ростсельмаша». 19 сентября 1936 года был обвинен в террористической деятельности и арестован. 12 марта 1937 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. Приговор приведен в исполнение 13 марта 1937 года. Реабилитирован в 1956 году.

Большой террор начался 30 июля 1937 года. Именно в этот день был подписан секретный приказ НКВД № 00447, положивший начало массовым репрессиям. В ту пору Байбакову было 26 лет, и как раз тогда, в июле, его назначили главным инженером треста «Лениннефть». Он счастливо опоздал стать членом первого советского правительства. Зато с назначением на пост наркома (ноябрь 1944 года) его шансы продолжить трагическую эстафету сильно возросли.

К концу 1945 года карьерные достижения Байбакова выглядели весьма впечатляюще. Ему всего 34, а он уже нарком, руководитель одной из ключевых отраслей экономики. На его пиджаке красуется орден Ленина (потом их будет еще пять). В его активе успешно выполненное задание Сталина — уничтожение (чтобы не достались немцам) нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, развитие «Второго Баку», организация нефтедобычи в Башкирии и на Кубани, руководство поиском нефтяных месторождений в Сибири.

Было ли прочным его аппаратное положение? По-видимому, да. Он пользовался доверием Сталина. Был членом правительства и участником всех важных кремлевских совещаний. Отсутствовали признаки того, что молодой нарком в чем-нибудь подозревается. Он оставался цел и невредим, когда кто-то из его окружения отправлялся в ГУЛАГ (так случилось с наркоматовским заместителем Байбакова Б. М. Рыбаком) или попадал в кадровую мясорубку.

Несомненно, Байбаков имел хорошую «крышу», находился под чьим-то прикрытием. Под чьим же? Сразу отвергнем версию, что такое прикрытие ему обеспечивал Сталин своим доверием, которое для представителя высшей номенклатуры значило все, но в то же время и ничего. В любой момент обладатель кремлевской «вертушки», госдачи и спецпайка мог быть — в лучшем для него случае — понижен в должности. Советскому начальнику во все времена (и особенно в сталинские), чтобы уцелеть, требовался не вседержитель, а вполне земной, но очень влиятельный опекун и куратор. Тот, кто критику своего подчиненного воспринимает как подкоп под себя и поэтому сразу встает на защиту. Таким защитником для Байбакова стал тот, кого он больше всего боялся, Каганович. На посту заместителя председателя Совнаркома СССР, курирующего топливную промышленность, Каганович был чрезвычайно влиятелен, но славился еще и тем, что, покуда это не грозило его собственной безопасности, отбивал атаки на своих подчиненных, руководствуясь принципом «своих не сдаю». Аппаратные интриганы это знали и на людей, входивших в ближний круг «железного Лазаря», ставить капканы остерегались.

А как обстояли дела Байбакова на производственном фронте? После войны нефтяная промышленность страны пребывала в тяжелейшем положении, и особенно в районах, переживших немецкую оккупацию. Большая часть нефтяных скважин находилась в аварийном состоянии, нефтесборные пункты и коммуникации к ним были разрушены. Требовалась огромная работа по восстановлению всего нефтепромыслового хозяйства. Для этого нужны были высококвалифицированные специалисты-нефтяники. Добывать нефти больше, еще больше, как можно больше — этого требовал Сталин, с этим нарком каждое утро входил в кабинет, с этим же за полночь покидал его. И вот в один из февральских дней 1946 года в Большом театре собрались избиратели Сталинского района на встречу с И. В. Сталиным, своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. В президиуме — члены Политбюро, в первых рядах партера — наркомы. На этом собрании Сталин выступил с большой речью, отметив, в частности, что партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который позволит стране увеличить промышленное производство втрое по сравнению с довоенным. Добыча угля должна возрасти до 50 миллионов тонн в год, нефти — до 60 миллионов тонн. Только в таких условиях, утверждал Сталин, страна будет гарантирована от всяких случайностей, но на это уйдет, пожалуй, три новые пятилетки, если не больше.

«Когда я услышал последнюю цифру, у меня волосы встали дыбом, — спустя полвека напишет Байбаков. — До войны, как известно, мы добывали 33 миллиона тонн нефти в год, чему предшествовали десятилетия развития нефтяных промыслов. Теперь же страна, обессиленная грандиозной битвой с фашизмом и потерявшая в ней многие миллионы жизней, должна в кратчайшие сроки не только возродить разрушенные промышленные и сельскохозяйственные районы, но и довести добычу нефти с 19 до 60 миллионов тонн. Иначе говоря, за короткий срок дать почти вдвое больше, чем до войны, и одновременно поднять благосостояние народа, обеспечив людей прежде всего продуктами питания, жильем, предметами первой необходимости».

На другой день он позвонил Берии:

— Лаврентий Павлович, кто дал Сталину такие цифры? Есть какие-нибудь расчеты или нет?

— Не твое дело! — ответил Берия. — Тебе Генеральный сказал? Вот теперь думай и делай так, чтобы эти шестьдесят миллионов были.

Отступать было некуда. Нарком приказал форсировать добычу в районе Баку. Дал команду развернуть буровые и строительные работы в Краснодарском крае. Аналогичные действия были предприняты в Грозном. Стали восстанавливать базы в Дагестанской АССР и на Украине. Большие надежды возлагались на шельф Каспийского моря. Но ставку все же сделали на «Второе Баку», где требовались доразведка и разработка открытых месторождений, обустройство нефтепромыслов, развитие жилищного и культурно-бытового строительства. Многое делалось ручным способом, без проектов и смет. Это приводило к ошибкам, затягиванию сроков строительства. Тем не менее в 1949 году довоенный уровень добычи нефти был достигнут.

В своих воспоминаниях о послевоенной жизни Байбаков славит партию, которая к концу 1940-х годов подняла из руин экономику СССР и ударными темпами добилась подъема благосостояния советских людей. Здесь память явно изменяет мемуаристу. 14 декабря 1947 года вышло постановление Совмина СССР и ЦК ВКП(б) «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары» за подписью Сталина и Жданова. Новые розничные цены в три с лишним раза превзошли довоенный уровень, при том что зарплаты выросли только на 50 %. При среднем заработке в 480 рубля килограмм хлеба стоил 3–4 рубля, мяса — 28–32 рублей, масла — 60 рублей. Если три месяца не тратить ни копейки на еду, можно было накопить на мужской шерстяной костюм.

В последующие годы цены снижались семь раз, особенно интенсивно — на водку. Но в августе 1948 года вдвое подорожал проезд в трамвае. Выросли цены на железнодорожные билеты. Продолжалась добровольно-принудительная подписка на государственные займы. За первое послевоенное десятилетие было выпущено пять тиражей 20-летних облигаций, выручка от которых шла на «восстановление и развитие народного хозяйства». Доход по ним выплачивался только в виде выигрышей, как по лотерейным билетам. Один из анекдотов того времени: «Дама, обратив внимание на огромную очередь в зоопарке, спросила: что там дают? Ей ответили: это очередь к слону, он скупает облигации госзаймов. — Но зачем? — А слоны по триста лет живут!» Потребуется еще десятилетие, чтобы — уже при Хрущеве — население стало обклеивать облигациями стены туалетов и гаражей.