Предложение Байбакову понравилось. Оно было поддержано и совнархозами, и аппаратом Совета министров Российской Федерации, и Бюро ЦК КПСС по химии. Ободренный поддержкой, Байбаков вынес это предложение на рассмотрение и утверждение в Президиум ЦК КПСС. Далее — его рассказ:

«Н. С. Хрущев на том заседании Президиума был чем-то недоволен, даже взвинчен, и, когда приступили к рассмотрению нашего предложения, на его широком лице появилась гримаса.

— Ну, что будем делать с предложением Байбакова?

— Правильное предложение, — поддержали почти все члены Президиума. — Так и нужно.

Но вдруг Г. И. Воронов — председатель Совмина РСФСР — заявляет:

— А я считаю, что это недопустимо!

Воронов был из тех людей, кто не молчал и имел свое мнение. Он, конечно, был заинтересован, чтобы эти предприятия не выпадали из его подчинения. А потому не только возразил против передачи предприятий из совнархозов комитету, но и обвинил меня в том, что я веду подпольную работу по ликвидации совнархозов.

— Это безобразие! — возмущался он, глядя в сторону Хрущева и явно надеясь на его поддержку. — Это начало развала совнархозов! Сегодня заводы по производству реактивов, а завтра по этому пути пойдут и другие комитеты при Госплане СССР!

Хрущев изменился в лице и перебил говорившего:

— А мы что, не знаем, чьих рук это дело? Вон сидит товарищ Байбаков! Его телега переехала, но не задавила! Вот он и продолжает разрушать совнархозы, ведя работу по их дискредитации».

Члены Президиума, которые только что были согласны с предложениями Байбакова, сидели, как воды в рот набрав. Демичев тоже ничего не сказал, хотя ранее принимал живейшее участие в обсуждении этого вопроса на Бюро ЦК по химии.

— Петр Нилович, что же вы? — уже слабо надеясь на поддержку, произнес Байбаков. Но Демичев молчал.

Президиум ЦК не принял предложения Госкомитета по химии. На этом обсуждение и закончилось.

«Я понимал: после того, что произошло на заседании Президиума ЦК, да и учитывая мои взгляды и характер, вряд ли удастся сработаться с Никитой Сергеевичем, — описывает Байбаков свое тогдашнее состояние. — По тому, как затем менялись взаимоотношения с секретарями ЦК и членами Президиума, я чувствовал, что вокруг меня вновь сгущаются тучи. Хрущев считал, что я продолжаю политику возврата к старой ведомственной системе. Ведь переход хозяйственных предприятий в подчинение Госкомитета означал бы не что иное, как создание министерства, — значит, Байбаков тянет назад, к ведомственной экономике. Не забыл я и язвительную фразу: “Его телега переехала, но не задавила”».

После заседания Президиума ЦК стали поговаривать о реорганизации Госкомитета по химии и разделении его на два: Комитет химической промышленности и Комитет нефтяной промышленности. Байбаков подумал: наконец-то его предложение сочли целесообразным. На всякий случай предупредил супругу о том, что, судя по всему, Хрущев уберет его из комитета и направит в Западную Сибирь начальником «Главтюменьнефтегаза». Он ошибся: его назначили председателем Комитета нефтяной промышленности при Госплане СССР.

Он взял отпуск и отправился с женой отдыхать в Сочи.

Расположились они в цековском санатории. И вот туда Байбакову однажды позвонил председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Николай Игнатов. Сказал, что обитает сейчас на даче, находится она на территории сочинского санатория «Россия». Впрочем, отпуск быстро пролетел, и он зовет Байбакова на ужин по случаю своего отъезда в Москву.

Байбаков хорошо знал Игнатова. Познакомился с ним в 1939 году, когда тот был секретарем Куйбышевского обкома партии, а Байбаков в то время работал начальником главка. Иногда они виделись на совещаниях. Игнатов интересовался делами нефтяников. С ним Байбаков решал вопрос о строительстве нефтеперерабатывающего завода в Куйбышеве. По словам Байбакова, «Игнатов не признавал кабинетных методов работы, всегда был среди людей, из контактов с ними черпал новые идеи: в Куйбышевской области им был поддержан бригадный подряд, а позднее в Краснодарском крае — комплексный подход к решению проблем сельского строительства». Особо доверительных отношений между Игнатовым и Байбаковым не было, но, когда старший по должности приглашает разделить с ним трапезу, отказываться нельзя, да и с чего бы.

Депутаты на XXIII съезде КПСС. Председатель Верховного Совета РСФСР Николай Григорьевич Игнатов (справа) и советник при Президиуме Верховного Совета СССР Андрей Андреевич Андреев в Кремлевском Дворце съездов. 7 апреля 1966. [РИА Новости]

С этого приглашения на ужин (потом окажется, что приглашенных было несколько) начинается ставшая потом знаменитой история заговора против Хрущева, история, в которую был втянут (случайно или нет — в этом мы дальше попробуем разобраться) и Байбаков. Вот его рассказ:

«На ужин я пришел вместе с Клавдией Андреевной. Из приезжих были секретарь Краснодарского крайкома партии Воробьев и председатель крайисполкома Качанов. Словом, собрались люди, которые в разное время работали или продолжали работать в Краснодарском крае. Вполне естественно, зашел разговор об урожае, о кукурузе, интересовались мы и тем, почему к этой культуре охладели кубанцы. Игнатов вспомнил, как по команде из Москвы их заставили заниматься возделыванием хлопка в Краснодарском крае, в какие миллионы эта затея обошлась государству. Краснодарцы, смеясь, помянули ходившие в то время разговоры про Игнатова — как он, будучи секретарем крайкома, “партизанскими” методами наводил порядок в торговле, контролируя рыночные цены, не позволяя “драть три шкуры” с жителей города. Говорили о благоустройстве Краснодара, чему Николай Григорьевич придавал большое значение. Каждому было что рассказать и вспомнить за веселым товарищеским ужином».

Эта сочинская сходка подробно и ярко описана Сергеем Хрущевым в книге «Пенсионер союзного значения». В августе 1964 года о зреющем заговоре против Никиты Сергеевича его предупреждал Василий Галюков, охранник Игнатова. Вот что Галюков рассказывал тогда о встречах и разговорах на даче своего шефа:

«Организация застолья была одной из моих обязанностей во время нашего совместного отдыха. Собрались гости. Стол накрыли на веранде. Коньяк, осетрина, икра, шашлык — все как обычно. Кроме Титова, пришел Чмутов, председатель Волгоградского облисполкома, и еще несколько человек, кто, я сейчас и не припомню. Меня тоже пригласили за стол. В перерывах между тостами Игнатов много вспоминал о своей работе в Ленинграде. Чмутов и другие рассказывали анекдоты о Хрущеве. Все громко смеялись. Ничего подозрительного в этом не было — собрались, выпили, поболтали и разошлись.

Игнатов остался доволен встречей. Несколько раз во время прогулок он возвращался к разговору о Титове.

— Очень хороший человек Титов, нужный нам, стоящий, — говорил Игнатов.

Август близился к концу.

Двадцать девятого Игнатову вдруг позвонил Брежнев. Я присутствовал при этом разговоре. Брежнев сказал, что раз Игнатов отдыхает в Сочи, то он его просит на пару дней съездить в Краснодар для участия в торжествах по случаю награждения объединения “Краснодарнефтегаз” Северо-Кавказского совнархоза орденом. Игнатов с готовностью согласился.

— Заодно прощупаю Георгия, — пообещал он. (Георгий — это секретарь Краснодарского сельского крайкома партии Георгий Иванович Воробьев, давний знакомый Игнатова.) — Леня, у меня были Титов с Чмутовым. Выпили немного, языки по-развязались. Их слова говорят сами за себя. Они отражают общее настроение. Однако меня беспокоит Грузия. Числа десятого сентября вернусь из отпуска и думаю съездить в Тбилиси. Надо там поработать.

— А что тебя в Грузии беспокоит?

— Прочитал я в газетах письмо какой-то стодвадцатилетней колхозницы в адрес Никиты Сергеевича. Это неспроста. Видно, они там не понимают ситуации.