«Здесь несколько килограммов золота… - Франк пьяно ухмыльнулся. - Около двух миллионов долларов меня ждут в швейцарском банке… Миллион положен на имя жены… В Гамбурге у меня есть дом и в подвале замурован сейф с картинами. Там есть полотна Тициана, миниатюры Корреджо, эскизы Гойи, Ван-Дейка… Если дом и разбомбят, то золото, бриллианты и картины будут все равно целы. Они надежно, спрятаны… Жена знает где… Семью нужно завтра отправить в Германию…
- Вот эти меры мне ясны, господин рейхсфюрер, - подытожил свои рассуждения Франк, закрывая сейф. - При пожаре надо выскочить из огня, взяв наличные ценности… А дом и заново можно построить…
Вызвав адъютанта, он приказал подать машину, и, взяв портфель, пошел к выходу.
- Разрешите, экцеленц? - протянул руку к портфелю адъютант.
- Не надо… сам… Конвой на месте?
- Ждет вас.
- Распорядитесь, чтобы завтра утром был готов к вылету в Германию мой самолет… Вы, гауптман, будете сопровождать мою семью в Германию. Заберите и свою жену… Здесь им больше нечего делать… Отвезете и вернетесь, если хотите остаться живым…
- Спасибо, экцеленц, спасибо… Очень благодарен, что вы не забыли о моей семье… Навечно ваш слуга, экцеленц…
- Возьмите четверых солдат из охраны дворца.
- В Германии, экцеленц, тоже нет спокойного места. На Западе наши сдают американцам города без боя, а здесь стремительно надвигаются русские. Они уже под Берлином.
- Вы говорили, что ваш дядюшка живет в Испании.
- Да, он фабрикант в Мадриде.
- По-моему, это спокойное место, - многозначительно произнес Франк. - Я говорю это вам, гауптман, как моему… - Обергруппенфюрер помолчал и спросил: - Мы ведь с вами, кажется, родственники?
- Да, экцеленц. Я женат на дальней родственнице вашей жены.
- Запомните наш разговор, гауптман. Я знаю, что вы умеете молчать. Это в ваших интересах.
- Но, экцеленц, паспорт…
- Иностранный паспорт будет ждать вас здесь. При желании, мы можем уехать отсюда к вашему дядюшке в гости.
- О, экцеленц!…
- Семьи смогут приехать туда, где мы будем… если вы точно будете выполнять мои указания и молчать.
- Я все сделаю так, как вы скажете.
- Не сомневаюсь. Эта игра стоит жизни, - обергруппенфюрер немного помолчал и зловеще добавил: - если вы сделаете ошибочный ход!
Адъютант вздрогнул.
- Мы крепко связаны, гауптман, - продолжал Франк. - Вы - продажей нескольких наших агентов американцам…
- О, экцеленц! - отшатнулся гауптман. - Я не…
- Мне все известно. Вы передали агентов американцам и получили за это чистой валютой. И поэтому вы будете делать все, что я скажу. Я же связан с вами этим разговором, свидетелей которого нет. Я могу вас расстрелять, но не сделаю этого. Вы мне нужны, и я оставлю вам не только жизнь, но и дам возможность в последний момент исчезнуть отсюда вместе со мной. На Западе можно неплохо устроить жизнь. Капитал у вас есть.
- Немного.
- Не скромничайте, гауптман. Я знаю все. У вас только золота больше чем на миллион долларов.
- Экцеленц…
- Как видите, все зависит от вас, гауптман, от вашей преданности мне. Выполняйте точно мои указания, молчите, и вы скоро будете испанским фабрикантом… Идемте, мы и так слишком долго стоим в коридоре.
* * *
Чтобы закончить рассказ о Карле Германе Франке, кровавом палаче чехословацкого народа, на чьей совести лежит трагедия Лидицы и Плаштины, в которых эсэсовцы, по его приказу, уничтожили всех чехов и словаков, добавим всего несколько фраз.
Франку не удалось бежать. Вместе со своими помощниками он попал на скамью подсудимых, и чехословацкий народный суд приговорил его к повешению. Приговор был приведен в исполнение там же, в Праге, где этот палач пролил море народной крови.
ЛОВУШКА ЗАХЛОПНУЛАСЬ
Стремительная и шумная шла по земле весна сорок пятого… Будто очистительные грозы, гремели над Словакией и под Берлином орудия советских частей, громивших гитлеровцев.
В один из апрельских дней, выполняя приказ Центра, Морской и Олевский выехали на легковой «татре» в занятый немцами и гардистами Ружомберок. Командование гардистов изъявило желание вести с партизанами переговоры о переходе на сторону народа. Разведчики были одеты в форму офицеров гардистской армии: Морской - майора, Олевский - поручика.
Гардистское командование гарантировало безопасность партизанам, прислало за ними свою машину и надпоручика, который должен был сопровождать Морского. Этот надпоручик давно уже тайно служил партизанам, и теперь твердо решил уйти с ними в лагерь. Ему был известен пароль на пропускных пунктах, и поездка не вызывала особых волнений, хотя полностью доверять гардистам было трудно.
В долинах журчали ручьи, зеленели склоны бугров и набухали почки на деревьях, Ветер был напоен запахом талого снега, прелой земли - тем непередаваемым запахом весны, что вселяет в человека бодрость, будоражит кровь, дает ему молодость.
- Красивая земля словацкая, - заметил Олевский. - Никогда не думал, что зима здесь такая снежная и суровая бывает… А посмотри-ка: сейчас и лес, и горы, и долины - все в голубоватой дымке… Будто воздух подкрашен…
- Поэт ты неисправимый, и война тебя не берет. - Морской с нежностью посмотрел на друга.
- Это ведь тоже очень нужно человеку, Миша… Вот смотрю я на эти горы, долины и вижу свою Украину. Сейчас там сады начинают цвести и звезды ярко отражаются в речке…
- Не вовремя ты вспомнил об этом.
- А я думаю, люди всегда должны помнить об этом и носить в своем сердце. Без этого нельзя будет построить красивую жизнь на земле. Ведь и нам скоро предстоит заняться этим… Кончится война…
В этом момент Морской дернул Олевского за рукав:
- Тихо. Въезжаем в город.
По улицам Ружомберока сновали немецкие солдаты, носились мотоциклисты, расхаживали патрули эсэсовцев, из ресторанов доносились пьяные голоса. Гитлеровско-тисовская камарилья догуливала свои последние дни.
Машина промчалась по улицам и остановилась возле небольшого домика, стоявшего в глубине сада. Навстречу вышел высокий, с иголочки одетый полковник-гардист.
- Прошу вас, господа, прошу… Заходите…
Партизаны вошли в дом. Полковник пригласил их присесть и сказал:
- Я оставлю вас на несколько минут. Мне нужно уточнить, когда и где вас примет генерал.
Полковник удалился. Разведчики в сопровождении надпоручика вышли в сад. Старик садовник окапывал деревья, что-то мурлыча себе под нос. Возился возле машины партизанский шофер.
- Что-то не нравится мне поведение полковника, - сказал словак. - Не было бы беды…
Чем больше проходило времени, тем настороженнее становились разведчики. Было уже за полдень, когда к ним подошел старик садовник и, делая вид, будто он продолжает работу, громко сказал:
- На выезде из города на всех дорогах выставлены посты немцев. Приказано задержать Морского…
Старик оглянулся кругом, вскинул на плечо лопату и ушел. Олевский вскочил с места, взялся за кобуру пистолета Морской.
- Я так и знал! Чувствовал, что тут не все чисто, - сказал надпоручик. - Предали, сволочи!… Захотели чужими руками уничтожить!…
- Мигом в машину, - скомандовал Морской.
- Машиной мы доберемся только до переезда, а там на дороге пост…
- Как бы не так, дорога не работает, и поезда не ходят.
- Ты хочешь сказать…
- Один черт, можно и попробовать… Сидай в машину!…
Партизаны вскочили в машину, и она сорвалась с места.
- Шуруй к переезду, - приказал Морской шоферу. - Если в городе не цапнут, может, и выскочим…
Впереди из переулка выехала грузовик машина с солдатами в кузове и покатила в ту сторону, куда ехали и чекисты.
- Держи за грузовиком, - сказал шоферу капитан Олевский, заметивший впереди гестаповцев, проверявших документы у пассажиров легковой машины «мерседес». «Татра» вплотную приблизилась к грузовику. Гестаповцы глянули на грузовик с солдатами и вновь принялись рассматривать документы, видимо, думая, что «татра» идет вместе с немецкой машиной на одно задание. Партизанская машина следом за грузовиком пронеслась мимо гестаповцев и свернула в переулок. Впереди виднелся переезд. Часовых нет: они дальше, на дороге.
