- То что надо, - вслух сказал Лихачев и послал одного разведчика в дозор на гористый мыс. - Будет легковушка идти, махнешь платком.
Вместе с Йозефом Ханзелом Лихачев обсудил подробности операции, осмотрел все вокруг. Под мостиком Владимир заметил щит с надписью на немецком языке: «Осторожно, мины!» Довольная улыбка скользнула по его полным обветренным губам. Вытащив щит и обтерев его травой, Лихачев вырубил ножом на дороге ямку перед въездом на мост и установил щит. Отошел в сторону, полюбовался… Потом снял щит и спрятал в кювете, прикрыв ветками.
Долго лежали разведчики, ожидая сигнала с мыса. В той стороне был фронт, и Лихачев решил захватить одну из штабных фронтовых машин. К фронту шли колонны грузовиков, проносились мотоциклисты, а оттуда проехали лишь три автобуса с ранеными. Солнце уже высоко поднялось над горами, когда на мысу замелькал долгожданный платок: идет легковая одиночная машина!…
Мигом выскочил Лихачев на шоссе, установил щит и залег за кустами.
Вскоре из-за поворота выскочила низкая длинная машина, вся размалеванная бурыми, зелеными и черными изломанными линиями камуфляжа. Не доезжая до щита метров десять, машина остановилась. Открылась дверца, и на шоссе вылезли шофер с солдатом, в машине на заднем сиденье остался тучный офицер, который, по всей видимости, крепко спал. Солдат, вытянув шею, подозрительно рассматривал мост, не обращая внимания на то, что говорил шофер, выразительно жестикулируя при этом. И у одного и у другого на кителях висели медали.
Владимир поднял автомат, переставил его на одиночный выстрел и, поймав на мушку голову солдата, нажал на спуск. Какое-то мгновение разведчик наблюдал за падающим солдатом, за остолбеневшим шофером и тут же выстрелил второй раз. Как падал шофер, Лихачев не видел: он был уже возле машины. Рванул заднюю дверцу. В глаза Лихачеву бросилось сонное лицо гауптмана, одетого в черный китель с розовыми петлицами. «Танкист-эсэсовец!» - мелькнула мысль.
- Майн гот! - еле пролепетал немец и поднял руки.
Отобрав у офицера пистолет, документы и бумаги, лежавшие в карманах, Лихачев связал ему руки назад, передал стоявшему на обочине Йозефу Ханзелу, а сам начал лихорадочно переворачивать все в машине. Ничего важного: бутылки с вином, консервы… В чемоданчике, что лежал на заднем сиденье, - шелковое дамское белье, халат…
- Бабник! - презрительно произнес Владимир, открыл канистру и вылил бензин на сиденья. Чиркнул зажигалкой: пламя с ревом ударило в потолок машины, забушевало, выплескиваясь через открытые дверцы огненно-дымными языками.
* * *
Группы - Махно и Лихачева - встретились на подступах к лагерю, когда день уже догорал и бледные сумерки крались по лесу оврагами и впадинами среди гор.
«СПАСИБО, БАТЯ!…»
Допрос пленных офицеров дал партизанскому штабу ценные сведения о расположении частей противника и его оборонительных линий на прилегающем к Прешову участке советско-германского фронта. Бобров дописывал радиограмму в Центр, когда часовой доложил, что дозорные задержали на заставе какого-то старика из местных и тот хочет поговорить с командиром.
- Пусть войдет!
В землянку вошел старик словак, по-хозяйски огляделся. Прислонив палку к стене, он без приглашения присел на краешек нар и заговорил:
- Из села Калиште я… Вчера утром пришел к нам четвертый гренадерский батальон СС. В моем доме командир остановился… Вечером к нему пришли офицеры, и они говорили, что сегодня в полдень или к вечеру атакуют ваш лагерь. Я в кладовке спал и слышал, немецкий я хорошо знаю… Говорили они, будто им о лагере кто-то из ваших сообщил, Сватом называли… Гестаповец там с ними, он, значит, и встречался с тем Сватом…
- Много ли немцев, отец? - спросил Бобров.
- Много, сынки, много. Человек, думаю, восемьсот… а может, и больше… Пулеметов штук десять… Четыре миномета видел… Перед рассветом тревога у них была и выступили они… Я быстренько собрался и пошел… Швабы с привалами идут, а я тропками без передыху… Ноги вот только медленно ходят…
- Объявляй тревогу, майор! - приказал Морской Боброву. - Спасибо, батя! Большое спасибо тебе от русских, словацких, чешских партизан нашего отряда!… Не бойся, мы швабам всыплем горячих! Ребята, накормите батю!
- Пойду я, сынок, домой надо… - взял свою палку старик. - Поесть я с собой взял… До свидания!
- Спасибо, батя!
- Двигайтесь к столу, - пригласил Морской офицеров. - Обсудим, как лучше расставить силы…
- Вот здесь, - показал на карте Бобров, - оставим два взвода в засаде… Держать их там будем до тех пор, пока весь батальон не втянется в бой… А потом, по сигналу ракеты, они ударят с тыла… Одна рота останется в лагере, в качестве резерва… Комендантский взвод охраняет штаб, радистов, лагерь…
Через несколько минут партизаны были готовы к бою.
О его результатах командование отряда радировало в Центр:
«Сегодня, 14 ноября 1944 года, четвертый гренадерский батальон четырежды атаковал наш лагерь в лесу возле Калиште. Противник понес большие потери. Отличились пулеметчики Сапронов и Скобельцын, бойцы Юзеф Ямришко, Павел Ковачик, Феро Паловский, Владимир Шатилов… По нашим данным, противника на лагерь навел Сват… Место лагеря переменили…» В этот же день произошло еще одно событие, о котором стоит упомянуть.
Когда партизаны, с ног валившиеся от усталости, вечером вернулись в лагерь, командир комендантского взвода Федотов разыскал Боброва и доложил:
- Пленные офицеры убиты при попытке к бегству…
- Как это случилось?
А дело было так…
Федотов, оставшийся со взводом охранять лагерь, делал обход, прислушиваясь к близкому грохоту боя. Вдруг где-то совсем рядом раздались автоматные выстрелы и голоса:
- Стой! Хальт!
- Не уйдешь, сволочь!
- Стой, говорю морока-сорока!
Федотов опрометью бросился на выстрелы.
«Неужели немцы прорвались в лагерь?» - мелькнула первая мысль. Но стрельба скоро прекратилась. Возле землянки комендантского взвода Федотов увидел группу партизан.
- Кто стрелял?! - крикнул он на ходу.
- Товарищ командир, пленные фрицы пытались убежать, - виновато сказал один из партизан. - Выпусти, говорят, нас до ветру… Ну, я и выпустил, а они как сыпанут… Я по них с автомату… А тут Иван откуда-то выскочил, да как застрочил, аж шапку с меня сбил… Хорошо, за деревом я стоял, а то бы так и меня замест фрицев ухлопал…
- Баба ты, а не часовой! - перебил партизана Иван. - Скажи спасибо, что я случайно проходил мимо… Сбежали бы, как пить дать… Растяпа ты! А еще, видишь ли, шапку ему испортили, барону…
- Я подумал, что нарочно ты по мне пальнул…
Знал бы часовой, что Иван - тот самый Сват - и действительно хотел убить его. Он вовсе не случайно оказался возле землянки в тот момент, когда пленные вышли «до ветру». Но Ивану не повезло: партизан укрылся за стволом дерева. Иван уже готовился снять часового финкой, но тут поторопились сами немцы: они побежали в глубь леса и часовой стал стрелять им вдогонку…
Доложив начальнику штаба о случившемся, Федотов добавил:
- Недосмотрел, товарищ майор… Здесь и моя вина…
- Брось отчаиваться. - Бобров похлопал взводного по плечу. - Невелика потеря… Все, что эти господа знали, они сказали на допросе…
* * *
Совершенно иначе отнесся к известию о гибели своих офицеров государственный министр Чехословакии Карл Герман Франк…
В это утро обергруппенфюрер приехал в свою резиденцию в отличном расположении духа. Столь непривычное за последнее время настроение министра было сейчас же замечено его подчиненными. И по тому, как легко выскочил обергруппенфюрер из машины, и по тому, как улыбался рыжеволосый гауптман, сопровождавший своего шефа, офицеры и чиновники резиденции поняли: случилось что-то необычное. Улучив минуту, адъютант шепнул сослуживцам, что шеф разговаривал сегодня с Гитлером и фюрер лично поздравил обергруппенфюрера с награждением Железным крестом с дубовыми листьями.
