- Молодчина, товарищ Мария! Ну, на сегодня хватит… Завтра вернется из Сасово Зволен - мой заместитель, и я передам вам адрес явочной квартиры и пароль… Когда собираетесь уезжать?

- Завтра, во второй половине дня.

- Тогда встретимся утром, в одиннадцать… Здесь же… Проводить не могу. Имейте в виду: если окликнет патруль, немедленно останавливайтесь. Иначе, будь вы хоть с документами самого Адольфа Гитлера, отправят на тот свет… Здесь действует вовсю «новый порядок» и поэтому убивают, не спрашивая пропуска…

- Спасибо за совет, до свидания.

Мария вышла на улицу. Город уже был весь во власти ночи. Распарывая темноту светом фар, проносились мимо мотоциклы. Черные деревья казались строем: эсэсовцев, вышедших на облаву и оцепивших улицу. Шуршали под ногами листья, вспугивая настороженную тишину.

- Вер ис да?! [10] - раздался впереди резкий окрик, и до Марии долетел звук передернутого затвора автомата.

Вспомнив совет Такта, она остановилась. В просвете между деревьями показались три силуэта, и три узких луча карманных фонарей уперлись в Марию, ослепив ее.

- Аусвайс!

Девушка показала ночной пропуск. Три головы склонились над бумагой. Сразу же, потушив фонарики, патруль вернул пропуск:

- Ин орднунг! [11]

Трижды еще останавливали патрули девушку, пока она не подошла к гостинице. В холле сидел в кресле лейтенант Эккариус, сосредоточенно пуская вверх кольца дыма и провожая их взглядом к потолку. Увидев Марию, он поднялся ей навстречу:

- А я уже хотел идти на поиски…

- Неужели так поздно? У меня голова разболелась с дороги… Захотелось пройтись…

- В городе беспокойно, фрейлейн…

- Мне показалось, что город вымер и бродят только патрули… Здесь так опасно?…

- Штурмбаннфюрер Скорцени сказал мне, что очень опасно, - доверительно наклонился лейтенант к девушке. - Однако не будем грустить… Давайте посидим вместе и поговорим о чем-нибудь веселом…

Но Мария, сославшись на усталость, извинилась и ушла к себе в комнату. Откровенные ухаживания немца раздражали ее, и она боялась выдать себя неосторожным словом…

Было уже далеко за полночь, когда ее разбудил громкий стук в дверь. Предчувствие беды сдавило сердце. Быстро накинув платье, она зажгла свет. Возле двери задержалась на несколько секунд, словно раздумывая, открывать или не открывать, потом решительно повернула ключ. В комнату ворвались гестаповцы…

В эту ночь гауптмана Ганке задержали в гестапо важные дела. Намечалась операция, на которую он делал очень большую ставку. У гауптмана было превосходное настроение. Последнее время ему определенно везло. «На ловца и зверь бежит», - самодовольно пошутил он, докладывая Скорцени о новом партизанском связном, задержанном при облаве в одном селе. Им оказалась женщина из отряда капитана Зайцева, которая на первом же допросе все рассказала гауптману об отряде и его командире. Она сообщила также, что муж ее находится в одном из местных лагерей для военнопленных, и просила освободить его. Ганке пообещал сделать это, если она выполнит одно небольшое поручение.

И вот сейчас Ганке ждал штурмбаннфюрера Скорцени, который выразил желание, несмотря на глубокую ночь, приехать в гестапо и лично поговорить с «партизанкой» о задании. Чтобы не терять времени, гауптман просматривал дневные донесения своих агентов. Вдруг он удивленно хмыкнул, отложил в сторону одну из бумаг и вызвал дежурного:

- Срочно доставить сюда женщину, проживающую в седьмом номере гостиницы.

Гестаповцы тут же отправились выполнять приказ. Когда они ворвались в номер, Мария потребовала объяснить, что это значит. Но двое гестаповцев толкнув ее в сторону, стали обыскивать комнату, переворачивать постель, выдвигать ящики стола… Прижавшись к стене, девушка лихорадочно обдумывала свое положение. «Провал… Но ведь документы проверяли много раз и никаких подозрений не было… Может, я допустила какую-либо ошибку в разговоре с лейтенантом Эккариусом?… Может, кто-то из связных - официант или продавец - предатель, гестаповский шпик? А вдруг вместо руководителя подполья, схваченного немцами, гестапо подсунуло своего агента и я разговаривала с ним? Неужели все подполье провалилось и явки в руках немцев?»

- Одевайся!

- Еще раз требую объяснить мне, что все это значит? - возмущенно спросила Мария. - Посмотрите мои документы! Я буду жаловаться!

- Жаловаться! - засмеялся гестаповец. - На гестапо?! Нихт зихер… [12] Комм!

Марию втолкнули в машину и повезли. Здание гестапо, возле которого остановились, она узнала сразу. Ее провели в приемную и посадили на стул рядом с дверью, на которой табличка на немецком языке сообщала, что здесь кабинет заместителя начальника гестапо гауптмана Ганке. Возле двери в коридор сел гестаповец. Второй вошел в кабинет, и Мария слышала, как он доложил:

- Герр гауптман, арестованная доставлена… Вот все, что при ней обнаружено… сумочка.

- Бросьте ее на тот столик… Арестованная пусть подождет.

В это время открылась дверь и в приемную ввели под конвоем молодую хрупкую женщину с коротко остриженными волосами. Увидев ее, Мария вздрогнула и отвернулась к окну: «Ведь это повариха Шура из отряда Зайцева! Как она очутилась здесь?» Женщину провели мимо, в кабинет гауптмана.

- Садитесь! - услышала Мария сквозь неплотно прикрытую дверь. - Имейте в виду, что если вы не выполните наше задание, мы уничтожим вашего мужа, а протоколы допросов и ваше письменное согласие работать на нас передадим советским чекистам! Понятно?

- Да… Я сделаю все…

Кто- то подошел к двери и плотно придавил ее. Теперь Мария ничего не слышала. «Предательница! Ее зашлют назад в отряд… Она получит какое-то задание и предаст товарищей! Что же делать? Как сообщить об этом в отряд? Что знают немцы обо мне? Нет, нет, держаться, настаивать, что я немка, и держаться!…»

Рассвет замутил стекла окон, когда из кабинета вывели Шуру. Услышав шум, Мария снова повернулась к окну, боясь как бы предательница не узнала ее: они не раз встречались в отряде Зайцева.

- Комм! - подошел гестаповец.

Мария внутренне вся сжалась, как пружина. Внешне она выглядела спокойно, только темные круги под глазами выдавали ее усталость. Это и неудивительно: она просидела здесь почти четыре часа.

- Фрейлейн Мария?! - удивленно произнес гауптман Ганке. - В такое время? Здесь? Что случилось?…

- Ваши молодчики привели меня, - сухо ответила Мария, сделав вид, что не видит протянутой руки гауптмана. - Я хотела бы знать, герр гауптман, в чем я провинилась перед фатерляндом, что меня хватают ваши люди среди ночи, тащат в гестапо, и я сижу здесь четыре часа? Это безобразие! С немкой обращаются, как с бандитом!

- Фрейлейн Мария, вероятно, произошла какая-то ошибка, недоразумение какое-то! - проговорил Ганке. - Я приказал арестовать женщину из седьмого номера!…

- Но в седьмом номере живу с вечера я, как вам известно…

Гауптман внимательно посмотрел на девушку, потом взял со стола какую-то бумагу и дважды прочитал ее.

- Да, фрейлейн Мария. Искренне сожалею, но ошибка очевидна… Мне нужна женщина, которая занимала седьмой номер до вас… Примите мои извинения за эту неприятную историю…

- Мне ничего не остается, как простить вас… Хайль Гитлер!

Мария вышла из гестапо. Только сейчас она почувствовала, чего ей стоили эти четыре часа ожидания смерти. Ноги подкашивались, тело все ныло, как после побоев. Она прислонилась к дереву, прижалась горячим лбом к его влажному стволу.

Серый унылый рассвет занимался над городом. По пустынным улицам дымком стлался туман, вытесняя остатки ночи. Мария глубоко втянула в себя чистый утренний воздух и медленно пошла к гостинице.

В одиннадцать часов она пришла на явку, но магазин был закрыт. Не оказалось на работе и официанта. Разведчица догадалась, что Такт, узнав об ее аресте, срочно убрал связных, которые встречались с нею, и скрылся сам. «Но как же мне теперь быть? - подумала она. - Не могу же я вернуться в отряд, не узнав адреса новой явочной квартиры в Сасово и пароля?! Ради этого я и пришла сюда… Как быть?… Подождать до завтра?… Другого выхода нет, останусь еще на сутки…»