Мы присели.

— В лес! — крикнул Курортник и побежал, низко пригибаясь.

Лабус, вперед. Включи детектор, — скомандо­вал Курортник. Планшет я успел активировать и без приказа и те­перь возглавил группу.

— Возьми левей… Глубже в лес, на юг… Над ухом вжикнуло. Впереди с одинокой березки упа­ли срезанные пулями ветки.

Откуда стреляют?

— Ложись! — крикнул за спиной Леха. — На де­вять часов!..

Я распластался на земле. Вовремя — над головой просвистели пули. Перекатившись под сгнившую осину, я повернулся в сторону противника. Корявый хиленький березовый ствол валяется на земле — хоть какое-то ук­рытие. Стреляли из сосняка, который закрывал холм рядом с мостом. Выстрелов нападавших я не слышал — монолитовцы опять глушители используют. Береза дер­нулась несколько раз, одна пуля прошила ее насквозь. Черт! Я уткнулся лицом в траву.

— Назад! За кусты! — скомандовал Курортник. Там ведь змеи… Но впереди сектанты, они опасней. Раздался крик Пригоршни:

— Лабус, скорей!

Я стал отползать, на ходу оглянулся — сталкер был уже под кустом, встал на колено и дал длинную оче­редь.

От сосен в нашу сторону бежали два монолитовца. Еще две пары по сторонам от них быстро шагали, стре­ляя. У всех автоматы с глушителями.

— Мапупа! — вырвалось у меня.

Шесть сектантов быстро сокращали дистанцию, гра­мотно прикрывая друг друга. Сейчас прижмут к берегу, сбросят в реку.

Застрекотала винтовка Курортника. И тут же При­горшня выстрелил из подствольника. Один сектант спо­ткнулся, упал, остальные двигались дальше, четверо па­лили в мою сторону. Я услышал:

— Пригоршня, вперед!

Грохнул взрыв — упал навзничь еще один черный.

Внутри заклокотала звериная злоба к этим «чер­ным», я вскочил и вдавил спусковой крючок.

— Заряжаю! — донеслось сквозь шум стрельбы. Я стрелял, быстро шагая навстречу сектантам.

— Держать строй! — прокричал Леха.

Продолжая сокращать дистанцию, я выпустил в сек­тантов всю ленту в один заход, завалив таки еще одно­го. У Лехи опустел магазин, мы одновременно выхвати­ли пистолеты и выстрелами почти в упор опрокинули четвертого, который не успел перезарядиться. Никита засадил гранату из подствольника в пятого сектанта.

— Граната! — Леха прыгнул ко мне, сшиб с ног и упал рядом.

Грохнул взрыв, вскрикнул от боли Пригоршня.

— Ну сука! — Курортник встал на колени. Хлопнули один за другим запалы, Леха швырнул две гранаты в сторону шестого монолитовца и упал головой к взрыву, закрывшись локтями. Я приоткрыл рот. Гро­мыхнуло. Курортник вскочил, пробежав несколько ша­гов, расстрелял остаток магазина в раненого сектанта.

Перезарядив пулемет, я поспешил к Пригоршне, ко­торый медленно поднимался, ошалело мотая головой. Видно, слегка контузило взрывом.

— В лес! Лабус первый!

Мы снова бежали в противоположную сторону от моста. Пару раз чуть не напоролись на ржавые воло­сы — повисшие на низком кустарнике, они сливались с коричнево-серым фоном. В первом случае помог де­тектор, во втором я сам разглядел голубоватые всполо­хи аномалии на ветках растений.

Вбежали в старый ельник. Из земли торчали толстые крепкие корни, приходилось смотреть под ноги и одно­ временно на детектор. Темп снизился. Прибор преду­предительно пискнул — я заметил на земле радужную пленку — лифт! Перепрыгнул. За спиной пленку пере­махнул Курортник, выкрикнув: «Осторожно!» Я огля­нулся — Никита, споткнувшись о корень, рухнул на ра­дужные разводы. Этим он включил аномалию на скло­не небольшой ямки, и его швырнуло по низкой траектории, припечатало о крепкий ствол ели. Никита свалился поддерево и стал подниматься, будто пьяный, растерянно озираясь, пытаясь ухватиться за шершавый ствол. Оступился, вновь упал, взмахнув руками. Звез­дануло его конкретно. Мы подхватили сталкера и про­волокли метров тридцать, пока он не заворчал, чтобы отпустили, сам пойдет.

Курортник скомандовал остановку и уселся на зем­лю, тяжело дыша, держась за раненое плечо. Пригор­шня лег на живот, раскинув руки — рюкзак съехал на затылок. Я сел под сосной, привалился к стволу, при­крыл глаза. Сердце тяжело бухало в груди. Вытерев ли­цо, увидел на ладони кровь. Откуда? А, это же змеи­ная… Снял с пояса флягу, полил на ладонь, плеснул в лицо и утерся рукавом.

Стрельба у моста продолжалась, но уже не так плот­но. «Корд» иногда выдавал длинную очередь и смолкал надолго. В ответ огрызались АКМ. Почти одновремен­но бухнули два взрыва ручных гранат.

А потом все стихло.

У монолитовцев на автоматах глушители. Значит, ес­ли раненых добивать станут, мы не услышим — сектан­ты пленных не берут. А прав оказался Никита насчет засады. Да только кто ж знал, что «Монолит» сюда при­прется. Что вообще происходит?

Когда убирал флягу, я заметил, что куртка на плече порвана. Просунул палец в дыру — черт, пулей черка­нуло. Глянул под мышку — еще дыра. Господь уберег. Я мысленно перекрестился.

— У кого какие мысли будут? — тяжело дыша, спро­сил Курортник. — Пригоршня, ты у нас накаркал заса­ду — начнем с тебя.

Никита нехотя перевернулся на бок, оперся на ло­коть. Стянул шапку, рванул ворот куртки и помассиро­вал грудь.

— Первый раз в лифт угодил. На всю жизнь запом­ню… — Сделав несколько глубоких вдохов, он продол­жил: — У меня никаких мыслей. Каша. Война какая-то началась? Не припомню, чтоб в Зоне группировки так активно воевали, внаглую.

— Лабус?

Дыхание восстановилось, сердце перестало часто биться, я поднялся, глянул в сторону переправы. По­тер щеку. Никаких мыслей: исходных данных мало, но мозг завис, как компьютер с небольшой оперативной памятью. В сознании крутилось, как Никита отрубил башку гадюке, потом схватка Курортника с монолитов­цем и шквальный пулеметный огонь — хорошо, не в нашу сторону. А потом… первый раз я строем в атаку ходил, сшибся вот так, стенка на стенку на открытой местности.

— Не знаю, — сказал я. Переглянулся с Лехой, по­казал глазами на Никиту — самое время его тряхнуть. Хоть и спас меня сталкер, но не оставляла мысль, что он очень уж лихо предсказал засаду, будто знал. А еше я припомнил наш разговор про выброс — что-то силь­но смутило меня тогда, но… Стоп! Я понял — Никита раньше говорил, что в Зоне чуть ли не вместе с нами оказался. А потом, когда нас марево засосало, он обро­нил, что восемь суток тут бродит. Вот! Интересно, Ле­ха этот момент тоже отметил?

Курортник прищурился и кивнул.

Шагнув к Никите, я навел на него пулемет:

— Не дергайся и рассказывай. Рассказывай все!

— Ты чего? — Пригоршня стал приподниматься, по­тянулся к «Грозе».

— Говори… — Курортник был уже на ногах, одна ру­ка на пистолетной рукоятке «Джи-36», висящей на гру­ди, другая на цевье. Он шагнул к сталкеру, упер срез пламегасителя ему в лоб и добавил: — Выстрелю, по­нял? В этот раз не пожалею. Говори!

Я посмотрел на Леху — и поверил. Бледное лицо, нет румянца, который возникает при возбуждении, взгляд холодный. Точно выстрелит. Его палец очень мед­ленно вдавливал спусковой крючок.

— Ладно, ладно, скажу! — произнес Никита. — Не пойму, что в Зоне творится. Я поэтому про выброс за­икнулся, а зря. Из этого понятно стало, что в Зоне рань­ше вашего оказался. Меня наняли рюкзак этот отнес­ти, с изделием…

— С ГСК? — уточнил Курортник.

— С ГСК, — вздохнул Пригоршня. — На Янтарь доставить.

— Кто? — Курортник убрал ствол, и стал виден кру­жочек красной кожи на лбу Никиты.

Леха опустил винтовку, сталкер сел.

— Да если бы я знал! Я ж в рабочем городке рас­сказал, как заказ поступил.

— Кто те двое, что вели к Янтарю?

— Не знаю, на вашего брата смахивают. Я по по­вадкам понял, точно военные.

— Оружие-то у них было? — вклинился я. — Какое?

— Да, было. Ручные пулеметы «Печенег». Рюкзаки патронами забиты, «сборки» как у вас, ну сухпаек еще… и все вроде.