Мне хотелось получить от жизни: бухту Черепахи, «Морскую плясунью-II» и Шерри Норт – не важно, в какой последовательности.

Чтобы и дальше жить в бухте Черепахи, моя репутация на Святой Марии не должна пострадать; чтобы обзавестись «Морской плясуньей-II», требуются деньги, и немалые; а что касается Шерри Норт… Я призадумался и не заметил, как сигара догорела до самых пальцев.

«Держись, Гарри», – сказал я себе, глубоко вздохнул, выпрямился и поехал в форт.

Президент вышел в приёмную поздороваться, обнял меня за плечи, привстав на цыпочки, и повёл в кабинет – настоящий зал в баронском замке, с выступающими под потолком балками перекрытия, стенами с деревянными панелями и потемневшими от времени английскими пейзажами в массивных резных рамах. Из огромного, от пола до потолка, окна в ромбовидном переплёте виднелась гавань; пол устилали яркие восточные ковры.

На дубовом столе для заседаний был сервирован ленч – копчёная рыба, сыр, фрукты и откупоренная бутылка «Шато-лафита» урожая шестьдесят второго года.

Президент наполнил тёмно-красным вином два хрустальных бокала: один предложил мне, а в свой опустил пару кубиков льда. Увидев выражение моего лица, озорно усмехнулся:

– Считаешь кощунством? – Он поднял бокал с коллекционным вином, в котором плавали кусочки льда. – Видишь ли, Гарри, я лучше знаю, что мне нравится. Этикета, уместного в лучших парижских ресторанах, не всегда стоит придерживаться на Святой Марии.

– Отлично сказано, сэр! – Я улыбнулся, и мы выпили.

– Так о чём, мой мальчик, ты хотел со мной поговорить?

В оставленной для меня записке Шерри предупреждала, что идёт навестить миссис Чабби. С банкой холодного пива я вышел на веранду. Размышляя о встрече с президентом Биддлом, припоминая каждое произнесённое слово, я испытывал удовлетворение: удалось закрыть все узкие места, кроме тех, что могли пригодиться самому в качестве запасного выхода.

Три деревянных ящика с маркировкой «Рыбные консервы. Сделано в Норвегии», адресованные «Туристическому агентству Коукера», доставили с материка десятичасовым рейсом.

«Знай наших, Альфред Нобель!» – подумал я, увидев надпись.

В бухте Черепахи Фред Коукер выгрузил ящики из катафалка, а я перенёс их в кузов пикапа и накрыл брезентом.

– Итак, до конца месяца, мистер Гарри, – напомнил Фред Коукер с интонациями героя шекспировской трагедии.

– Можете на меня положиться, мистер Коукер, – заверил я и укатил по дороге через пальмовую рощу.

Шерри закончила упаковывать припасы. С волосами, стянутыми на затылке, утонувшая в моей старой рубашке, в линялых джинсах, неровно обрезанных под коленками, она ничем не напоминала вчерашнюю сирену.

Я помог ей отнести сумки в пикап и забрался в кабину.

– Вернёмся богачами, – пообещал я и включил зажигание, забыв скрестить пальцы от сглаза.

Проехав через пальмовую рощу и миновав ананасовые плантации, по горному склону мы взобрались на гребень, возвышавшийся над городом и гаванью.

– Проклятие! – громко выругался я, с силой нажал на тормоза и съехал на край дороги так резко, что пристроившийся позади грузовик с ананасами чудом избежал столкновения, а высунувшийся из окна водитель нас обложил, когда проезжал мимо.

– В чём дело? – Шерри отодвинулась от приборной панели, на которую её бросило. – С ума сошёл?

День выдался ясный и безоблачный, воздух был такой прозрачный, что каждая деталь великолепной бело-голубой яхты казалась нарисованной. Она причалила у входа в Гранд-Харбор, на стоянке для заходящих на остров круизных судов и регулярного почтового. На борту трепетали празднично-яркие сигнальные флаги; экипаж в белой тропической форме высыпал на палубу – команда во все глаза разглядывала берег. К яхте приближалось вспомогательное судно с капитаном порта, таможенным инспектором и доктором Макнабом на борту.

– «Мандрагора»? – спросила Шерри.

– «Мандрогора» и Мэнни Резник, – подтвердил я, разворачивая пикап.

– Что ты задумал?

– Мне нельзя показываться на Святой Марии, пока там крутятся Мэнни и его шустрые ребята. С большинством из них я познакомился при таких обстоятельствах, что они меня долго не забудут, хоть и безмозглые.

Ниже по холму, у первой автобусной остановки за поворотом к бухте Черепахи, торговал повседневной мелочью магазинчик, где я покупал яйца, молоко, масло и прочую скоропортящуюся снедь. Хозяин обрадовался моему появлению, как лотерейному выигрышу, и вручил просроченный счёт. Расплатившись, я воспользовался стоявшим в подсобке телефонным аппаратом, предварительно закрыв дверь.

У Чабби телефона не было, пришлось звонить ближайшему соседу, чтобы тот его позвал.

– Чабби, вражеский флот объявился, – предупредил я. – Здоровенный плавучий бордель на стоянке почтового судна.

– Какие мои действия, Гарри?

– Пошевеливайся. Прикрой канистры с водой сетями, пусть думают, ты рыбу ловить собрался. Выходи в море и двигай в бухту Черепахи. Как стемнеет, загрузимся с берега и пойдём к Пушечному рифу.

– Жди через два часа. – Он повесил трубку.

Вельбот пришёл на пятнадцать минут раньше. На Чабби можно положиться, как на себя самого, почему я и люблю иметь с ним дело.

Как только солнце опустилось за горизонт и видимость упала до ста ярдов, мы выскользнули из бухты Черепахи и к восходу луны были далеко от острова.

Сидя под брезентом на ящике с гелигнитом, мы с Шерри обсуждали прибытие «Мандрагоры» в Гранд-Харбор.

– Первым делом Мэнни даст своим людям монет и пошлёт шататься по барам и забегаловкам, выспрашивая, не видал ли кто Гарри Флетчера. Доброхоты толпой кинутся докладывать, что мистер Гарри зафрахтовал лодку Чабби Эндрюса и что мы ныряем за морскими раковинами. Могут на Фредерика Коукера навести, а тот за хорошую мзду всё выложит.

– Что Резник тогда сделает?

– Узнав, что я не утонул, он жутко раскипятится, а как остынет, пошлёт несколько человек в бухту Черепахи обыскать бунгало. Те, естественно, вернутся с пустыми руками. Очаровательная мисс Лорна Пейдж отведёт их на якобы место кораблекрушения у Большой Чайки. Дня три все будут счастливы и при деле, пока сообразят, что, кроме корабельного колокола, ничем не располагают.

– А потом?

– Тогда Мэнни взбеленится по-настоящему. Лорну скорее всего ждут неприятности. Что будет дальше – не могу знать. Нам остаётся не мозолить никому глаза и вкалывать под водой, как семейству бобров, чтобы добраться до золотишка полковника.

На следующий день прилив не позволял проникнуть в заводь почти до полудня, и у нас было время подготовиться. Из ящика с гелигнитом я извлёк десяток жёлтых шашек, похожих на восковые, а остальную взрывчатку закопал в пальмовой роще, подальше от лагеря. Мы с Чабби собрали и проверили подрывное устройство из двух транзисторных батареек по девять вольт и обычной коробки переключателей – хитроумную самоделку, однажды доказавшую свою эффективность. Ещё у нас было четыре катушки изолированного медного провода и коробка из-под сигар с обёрнутыми ватой серебристыми детонаторами, в том числе замедленного действия.

Рассевшись поодаль друг от друга, мы подсоединили электрические детонаторы к самодельным контактам, которые я припаял. Теоретически работа с взрывчаткой – дело нехитрое; на практике всё гораздо сложнее и опаснее. Подвести провода и нажать кнопку любой дурак сможет, а вот добиться нужного результата – целое искусство.

Как-то раз у меня на глазах пол-ящика взрывчатки извели на небольшое дерево, а ему хоть бы что – только листья облетели да кора местами отвалилась. Мне достаточно полбруска, чтобы аккуратно свалить такое же поперёк дороги и наглухо её заблокировать, причём крона не пострадает. В подрывном деле я, можно сказать, артист, и всему, что умею, научил Чабби. Он от природы не без способностей, но артистом его не назовёшь – грохоту и шуму радуется просто по-детски. Сейчас, возясь с детонаторами, он от избытка чувств даже напевал под нос.