— Наверно, — согласился старший Посланец. — Он еще долго таскал бы ящики и коробки. Или застрелился б от тоски. Ты ведь знаешь: Литтлмена мы выбрали не случайно. В нем пропадал великий мыслитель и педагог.

— И мы его нашли и… разбудили, — не без иронии подтвердил младший Посланец.

— Да, он славно пожил. Недолго, но славно. Поверь мне, брат, Литтлмен скорее выбрал бы смерть, чем согласился вернуться к прошлому. Что там у него? Полуживотное существование. А так он хоть узнал, что значит освобожденный дух и просвещенный разум. Кроме того, остались дети… Не может быть, чтобы добрые знания не закрепились ни в одном из них. Не может быть…

— Как правило, мне везло, — сказал Роооз, обращаясь к наставнику. — Даже когда я едва не лишился будущего.

— То есть чуть не погиб? — уточнил наставник, склонный к мудрой простоте древних. — Но ведь ты, как и все мы, бессмертен!

Роооз понимающе посмотрел на собеседника. Старики умны, но они не знают современной науки.

— Биологи предполагают, что бессмертие первого рода прерывается под действием высоких температур. При определенной температуре разрыв становится бесконечным.

— Ну и что?

— Меня сносило в звезду, — объяснил Роооз.

Наставник задумчиво покачал объемистым кубическим черепом.

— Биологи ошибаются. Ты здесь — разве это не доказательство?

— Нет, — возразил Роооз. — Меня спасли. Это сделал туземец.

Красивое плоское лицо наставника стало серьезным.

— Ты раскрыл свое происхождение?

— У меня не было выхода. Но я сделал так, чтобы он все забыл.

— А благодарность? Древние учили платить за услугу.

Роооз колебался недолго.

— Я дал ему бессмертие, — сказал он, но, взглянув на изменившееся лицо наставника, быстро добавил: — Бессмертие второго рода. Я приставил к нему хранителя.

— Я недостаточно хорошо разбираюсь в современных научных течениях, — признался наставник. — В чем оно заключается?

— Хранитель постоянно следит за подопечным, — объяснил Роооз. — Когда тому угрожает опасность, он предупреждает его по телепатическим каналам. Разумеется, подопечный ни о чем не догадывается.

— Но хранитель не робот, — с сомнением сказал наставник. — Он спит, ест и так далее. Что, если несчастье случится с подопечным в его отсутствие?

— В случае смерти подопечного хранитель пускает время вспять. Потом он делает предупреждение, и подопечный избегает гибели.

Некоторое время наставник сосредоточенно размышлял.

— Насколько я понимаю, это не бессмертие, а просто страховка от несчастных случаев. И у вас получается точка ветвления, удвоение реальности со всеми вытекающими отсюда парадоксами.

— Верно, — согласился Роооз. — Чтобы их избежать, хранитель переносит дубликат подальше от оригинала. Раздвоения личности не происходит из-за смерти подопечного а, одной из ветвей, и создается иллюзия непрерывности.

…И вдруг все перемешивается, как в диковинном безалкогольном коктейле, — пронзительно красные сигналы тревоги, и зеленые огни индикаторов противометеоритных лазерных батарей, и короткие удары бортовых двигателей, и толчки ускорения; и все это валится в одну кучу, а потом — раз, другой, третий — внешний стук по корпусу корабля.

— Метеоритная атака, — радостно говорит капитан Никитин.

— Ее только недоставало, — говорю я.

Корабль висит сейчас один в необъятном небе, до ближайшей звезды несколько лет лета с нашей скоростью, двигатели все время барахлят, аварийные роботы их чинят, а потом приходится чинить аварийные роботы, и вовсе неочевидно, что нам удастся из всего из этого выпутаться. А тут еще метеоатака.

— Не понимаю, откуда здесь столько метеоритов, — говорю я. — На моих картах нет ничего подобного.

Корабль наш маневрирует: тормозит, ускоряется, отрабатывает повороты, бочки, виражи и другие фигуры высшего пилотажа. Словом, ведет себя как змея, которую забрасывают камнями. Делает все, чтобы увернуться. И увертывается. Но иногда в нас все-таки попадает. Порядка нескольких раз, как говорят перестраховщики.

Вдруг капитан Никитин отстегивается от кресла, встает и направляется к распределительному щиту с таким видом, будто хочет там что-нибудь выключить.

— Эй, — говорю, — капитан! В чем дело?

В этот момент корабль делает резкий вираж, уходя от очередного булыжника, и капитан Никитин, естественно, растягивается на полу рубки. Потом встает и продолжает движение к распределительному щиту.

— Я хочу выключить шкибер, — говорит он.

Ну вот, думаю, дождался. А ведь дядя Степа тебя предупреждал, что он сумасшедший. Тогда ты его не послушался. Других ты тоже не слушал. Он просто спортсмен, считал ты, отчаянный парень. Главное — уйти в рейс. Вот теперь и расхлебывай.

— Это еще зачем? — спрашиваю.

— Мне кажется, он не совсем исправен, — говорит он.

— Это вам только кажется, — говорю я. — Я совсем недавно его проверял. Я за свое хозяйство ручаюсь.

Он тем временем преодолел уже половину пути до распределительного щита. Останавливаться, конечно, не собирается.

— Недавно, — говорит. — Год назад я его и сам проверял.

— Да вы что, не понимаете, чем это может кончиться? — почти кричу я.

— Прекрасно понимаю.

— А кто поведет корабль, когда вы выключите шкибер?

— Вот вы и поведете. Или я сам, если вам трудно.

— А кто будет стрелять по ним из лазеров?

— Вы, — говорит он мне. — Или я. Словом, тот, кто свободен от пилотажа.

Локаторы белым-белы, горят вспышками. Сигнал на сигнале и сигналом погоняет. А он — стрелять по ним вручную, когда там не то чтобы прицелиться, а даже и спуск нажать не успеешь, как, тебя уже хлопнет, если ты даже и разберешь, что к чему.

Корабль в этот момент опять становится на дыбы, и капитана Никитина со всего размаху ударяет головой о пульт. Некоторое время он лежит недвижимый.

Потом открывает глаза и смотрит на меня.

— Штурман Буров! Идите и выключите шкибер.

— Сейчас, — говорю я ему. — Уже иду. Вот только отстегну ремни.

И начинаю делать вид, что распутываю привязную систему. Он, успокоенный, закрывает глаза и лежит неподвижно. Не считая, конечно, того, что кидает его из стороны в сторону на каждом крутом повороте.

Потом он вновь открывает глаза.

— Штурман Буров! Разве вы не слышали моего последнего распоряжения?

— Отчего же, — говорю. — Прекрасно слышал.

— Почему же вы его не выполняете?

— Да вот, — говорю, — травма. Плечо вывихнул. Ремней расстегнуть не могу.

— Не лгите, — говорит он. — Или вы забыли устав?

— Да, — говорю я ему. — У меня от этой трясучки всю память отшибло.

— Тогда я вам напомню, — говорит он мне слабым капитанским голосом. — На звездных трассах члены экипажа должны беспрекословно подчиняться приказам своего командира. Вам это понятно?

— А то как же, — говорю. — Чьим же еще?

— Следовательно, как член экипажа вы должны беспрекословно подчиняться моим приказам.

— Разве я прекословлю? Я и слова-то такого не знаю.

— Выполняйте приказ, штурман Буров! — говорит он мне уже немного окрепнувшим голосом. — Выключайте шкибер.

— Сейчас выключу, — говорю. — Вот только рой пусть сначала кончится.

— Немедленно выполняйте приказ!

— Хорошо, — говорю. — Сейчас я выключу шкибер. А кто поведет корабль?

— Вы.

— Прекрасно, — говорю я ему. — А кто будет стрелять по ним из лазеров? Тоже я?

— Разумеется.

— Тогда я увольняюсь по собственному желанию. Я не могу выполнять невыполнимых приказов.