— Вынь его руку из кармана, Вели, — только осторожнее. Крепче ее держи, крепче! А то не успеешь оглянуться, как он всадит в тебя нож.

Сержант Томас Вели, который держал руку человека в черном, вытащил ее из кармана, несмотря на бешеное сопротивление поверженного. Но в руке ничего не было: человек в последнюю минуту расслабил мышцы. Двое полицейских как клещами схватили его руку, а Вели полез было в карман. Но инспектор остановил его резким окриком и сам нагнулся над бьющимся на земле человеком.

С чрезвычайной осторожностью, словно от этого зависела сама его жизнь, он сунул руку в карман человека в черном и, нащупав там что-то, поднял обнаруженный им предмет к свету.

Это был шприц. Его содержимое поблескивало в свете далеких фонарей.

Инспектор Квин улыбнулся, глядя на раненого человека, и сдернул с него черную шляпу.

— Загримировался, значит, — сказал он.

Он оторвал с верхней губы человека седые усы и провел рукой по его морщинистому лицу. Под рукой возникло пятно размазанного грима.

— Так-так, — тихо сказал инспектор, глядя в бешено сверкающие глаза. — Рад с вами встретиться, мистер Стивен Барри. А также с вашим другом мистером Тетраэтилсвинцом.

Инспектор Квин сидел за письменным столом у себя дома и прилежно писал на узком листке бумаги.

Было утро среды, солнечные лучи лились в окно, и снизу негромко доносились звуки оживленной жизни Восемьдесят седьмой улицы. Инспектор был в халате и домашних туфлях. Джуна убирал со стола после завтрака.

Ричард Квин написал:

«Дорогой сын.

Я уже послал тебе вчера телеграмму с сообщением, что дело Филда закрыто. Мы ловко поймали Стивена Барри, использовав имя и почерк Майклса. Я очень доволен собой: план был психологически безупречен. Оказавшись в отчаянном положении, Барри, как и многие другие преступники, решил, что может спасти себя при помощи второго убийства.

Не хочется писать о том, как я устал и как угнетен душевно, что так часто сопутствует охоте за преступником. Мне грустно думать, что эта очаровательная девушка Фрэнсис предстанет перед миром как невеста убийцы… Что делать, Эл, в этом мире мало справедливости и еще меньше милосердия. И конечно, я в какой-то мере отвечаю за выпавший на ее долю позор… Однако сам Айвз-Поуп, который позвонил мне, узнав о разоблачении Барри, ни в чем меня не упрекал. Надо полагать, что я все же оказал услугу ему и Фрэнсис. Мы…»

В дверь позвонили, и Джуна, поспешно вытерев руки кухонным полотенцем, побежал открывать. В квартиру вошли окружной прокурор Сэмпсон и Тимоти Кронин. Оба были радостно возбуждены, и оба заговорили вместе. Квин встал, прикрыв письмо пресс-папье.

— Привет, старина! — воскликнул Сэмпсон, протягивая вперед обе руки. — Поздравляю! Ты видел утренние газеты?

— Слава Колумбу! — с ухмылкой сказал Кронин, показывая Квину газету, на первой странице которой крупным шрифтом сообщалось о поимке Стивена Барри. Также здесь была фотография инспектора, которую сопровождала восторженная статья, озаглавленная «Новые лавры для Квина».

Но все эти славословия произвели на инспектора очень слабое впечатление. Он предложил посетителям сесть, приказал Джуне сварить кофе и повел речь о предполагаемых изменениях в одном из отделов уголовной полиции города. Казалось, дело Филда интересовало его меньше всего.

— Что это с тобой? — проворчал Сэмпсон. — Вместо того чтобы ходить гоголем, ты делаешь вид, словно не попал в яблочко, а угодил в молоко.

— Дело не в этом, — вздохнул инспектор. — Просто, когда рядом нет Эллери, я как-то не могу ничему радоваться. Ну какой черт погнал его в эти леса?

Его гости засмеялись. Джуна подал кофе, и на какое-то время, разжевывая булочку, инспектор забыл про свои горести. Закурив сигарету, Кронин заметил:

— Лично я пришел только затем, чтобы вас поздравить, инспектор. Однако кое-что в этом деле мне не совсем понятно. Я знаю о том, как шло расследование, только со слов Сэмпсона.

— Я и сам неважно об этом осведомлен, — сказал окружной прокурор. — Почему бы тебе не рассказать нам, как все было?

Инспектор Квин грустно улыбнулся:

— Чтобы сохранить лицо, мне придется представить расследование так, будто я проделал всю главную работу. На самом деле мы почти целиком обязаны Эллери. Вот уж у него котелок варит отлично, ничего не скажешь.

Сэмпсон и Кронин приготовились слушать. Инспектор достал табакерку. Джуна устроился, навострив уши, на своем привычном месте в углу.

— Рассказывая об убийстве Филда, я не раз буду вспоминать Бенджамина Моргана, который в этом деле был самой невинной жертвой. И прошу тебя, Генри, держать в секрете то, что я о нем расскажу. Я не хочу навредить ему ни в профессиональном, ни в житейском плане. Тим уже обещал мне держать язык за зубами…

Оба слушателя кивнули.

— Мне не нужно вам объяснять, что, расследуя преступление, мы первым делом стараемся обнаружить мотив. Зная причину преступления, следователь может значительно сузить круг подозреваемых. В нашем случае мотив долго оставался неясным. Были некоторые основания подозревать шантаж, но точных подтверждений показаний Моргана мы не смогли найти. Филд уже несколько лет шантажировал Моргана, и об этой стороне его деятельности вы ничего не знали, хотя и были в курсе его прочих деяний. Так что Филда могли убить для того, чтобы положить конец вымогательствам. Но с тем же успехом его мог убить из мести какой-нибудь преступник, которого Филд отправил за решетку. Или член преступной организации, к которой он принадлежал. У Филда было много врагов и, конечно, не меньше друзей, которые оставались друзьями лишь потому, что Филд держал их в кулаке. Людей, которые имели причины хотеть его смерти, было предостаточно. Так что в тот понедельник в театре мы не задумывались о мотиве: у нас было слишком много других проблем. Но если причиной убийства являлся шантаж, как мы с Эллери в конце концов решили, то у Филда должны были храниться документы, которыми он держал в струне свои жертвы. И посмотреть на эти документы для нас было очень полезно. Мы знали, что у Филда имелись письма и копии чеков Моргана. А Кронин к тому же настаивал, что должны существовать и бумаги, доказывающие связь Филда с преступным миром. Вот мы и искали эти бумаги — вещественные доказательства, которые прояснили бы мотивацию преступления.

Кроме того, Эллери был заинтригован большим количеством книг по анализу почерков, которые мы нашли в квартире и конторе Филда. Мы решили, что человек, который, несомненно, шантажировал Моргана, а скорее всего, и других и который к тому же интересовался наукой о почерках, мог подделывать документы. Если это было так, то Филд, наверно, имел привычку подделывать документы, которые давали ему основание для шантажа. Цель при этом была одна: продать жертве копии, а оригиналы оставить себе и впоследствии использовать их снова. Все эти фокусы он, безусловно, перенял у своих дружков из преступного мира. Впоследствии мы установили, что наше предположение соответствовало истине. К тому времени мы уже окончательно приняли гипотезу шантажа как мотива убийства. Между тем не забывайте, что это нам ничего не давало, поскольку жертвой шантажа мог быть любой из подозреваемых и мы не могли определить, который из них совершил убийство.

Однако я рассказываю вам о нашем расследовании не в том порядке. Это — свидетельство того, как сильна в нас привычка. Я привык начинать расследование с поисков мотива. Но тут бросался в глаза один важный момент. Одна улика — или, вернее, отсутствие улики. Я имею в виду исчезнувшую шляпу.

Дело в том, что в день убийства мы были так заняты в театре выяснением всех прочих обстоятельств дела, что недооценили важность ее исчезновения. Не то чтобы мы с самого начала не обратили на это внимания, — отнюдь. Отсутствие шляпы было первым, что я заметил, осматривая тело. А Эллери обратил на это внимание, как только вошел в театр и наклонился над трупом. Но что мы могли сделать? У нас было слишком много проблем: допрашивать свидетелей, выяснять несообразности в их показаниях и подозрительные обстоятельства, давать распоряжения. Так что мы ненароком упустили очень важный для расследования момент. Если бы мы проанализировали значение исчезнувшей шляпы, то, возможно, нашли бы преступника в тот же вечер.