Один зверь, посверкивая красными глазами, на двух ногах побежал к Гаэлену. Оник, услышав крик командира, мгновенно метнул свой нож и попал врагу в спину. Тот взвыл, а Гаэлен рубанул его мечом по груди, ловко увернувшись от длинных когтей. Гвалчмай тоже кинул нож и поразил зверя в горло.

Тучи сомкнулись, и все опять окуталось тьмой.

Гаэлен схватился за свой мешок, ощупью вынул огниво. Высек крошечный огонек, поднял его над собой. Агвейн, Оник и Гвалчмай стояли вместе с мечами в руках. Рядом валялся безобразный труп зверя, прочая стая скрылась.

Все принялись собирать хворост и развели костер, и думать забыв об аэнирах. Агвейн с горящей веткой пошел туда, где спал Лейн. Земля промокла от крови. Мертвый Лейн лежал чуть поодаль, тело Ридана исчезло.

Гаэлен дрожащими руками перевернул Лейна на спину. Ему тоже перегрызли горло, но лицо осталось нетронутым, и серые глаза смотрели куда-то вдаль.

— Боги мои, — шептал Гвалчмай, гладя лоб убитого друга, а Гаэлен думал: «Он говорил со мной всего пару часов назад. Высокий, красивый, влюбленный».

— Я сказал, что ты можешь рассчитывать на меня, и не сдержал слова. Прости меня, Лейн.

— Надо похоронить его. Выроем яму поглубже, — сказал Агвейн.

— Нельзя, — возразил Гаэлен. — Огонь привлечет сюда аэниров, да и звери того и гляди вернутся. Пора уходить.

— Я не оставлю его на съедение этим тварям! — вспылил Агвейн.

— По-твоему, я поступаю так с легким сердцем? — со слезами вскричал Гаэлен. — Но Лейна больше нет. Его дух отлетел, оставив мертвое тело, которое все равно сожрут черви. Мы жертвуем мертвым горцем ради живого клана.

— Мы ведь не знаем, где прячется это зверье, — возразил Гвалчмай. — Можем наткнуться прямо на них.

— Если замешкаемся, к утру из нас сделают кровавых орлов, — отрезал Гаэлен.

— Гаэлен прав, пора уходить, — признал Агвейн. — Гасим костер.

Они пошли на восток, где чернели на фоне неба зубцы Кардуйла. Мечи держали наготове, разговаривали мало. Тучи пронеслись, на юге разразилась гроза, и луна засияла вновь.

— О боги! Глядите! — воскликнул Гвалчмай.

По обеим сторонам тропы перебегали от куста к кусту темные тени.

— Сколько их? — спросил шепотом Агвейн.

— Четверо, — ответил Оник.

Воины побросали котомки, натянули короткие луки.

— Погодите! — сказал Гаэлен. — Пусть каждый выберет себе цель. Если не уложим их сразу, они будут остерегаться стрел.

— Ладно, — прицелился Гвалчмай. — Мой — левый задний.

Распределив мишени, они стали ждать. Гвалчмай и Оник опустились на колени, Агвейн и Гаэлен повернулись вправо.

Оборотни, видя какие-то деревяшки вместо блестящих когтей, от которых пал их собрат, растерялись. Вожак задрал голову, принюхался. От запаха теплой плоти у него потекла слюна. Он подобрался чуть ближе к добыче, второй крался за ним. На той стороне показался третий.

Когда тучи снова начали затягивать небо, Гаэлен крикнул:

— Приготовились… пли!

Стрелы со свистом прорезали воздух. Вожак, пораженный в грудь, захлебнулся собственной кровью и воем. Второй корчился со стрелой в глазу.

Гвалчмай попал своему в сердце, и только Оник не выстрелил. Уцелевший оборотень в страхе помчался на запад.

Талиесен и Касваллон снова спустились в подземелье друидов, в помещение с рассохшимися от времени дубовыми полками. На одних лежали пергаментные свитки, книги, связки бумаги, на других выстроились металлические цилиндры или стеклянные пузырьки, запечатанные воском. За одним из многих столов писали гусиными перьями двое друидов.

Мэг, Маггриг и Леофас ждали странников там. Мэг занялась раненым плечом мужа, Маггриг стал расспрашивать о путешествии. Касваллон рассказал им о ребенке и о старике, который нес девочку на руках.

Талиесен, услышав его имя, раскрыл рот — таким удивленным Касваллон еще его не видел.

— Ты не говорил мне, что его звали Астел. Так он еще жив!

— Теперь уже нет.

— Сомневаюсь. Он обладает великим даром возвращать себе здоровье и силы. Он ведь вдвое старше меня! Однажды он попросил меня вытащить копье, которым его ударили в грудь. Я сделал это, и рана затянулась в считанные мгновения.

— Живой или мертвый, сейчас он нам не помощник, — сказал Касваллон. — Что будем делать дальше?

— Попробуем еще раз, если ты чувствуешь в себе силы.

— Разве у нас есть выбор, друид?

Талиесен покачал головой.

— После твоей ошибки у меня появились сомнения, — вставил Маггриг. — Может, ты перенесешь его в аэнирский лагерь, и он потребует, чтобы они сдались?

— Это не ошибка, — отрезал Талиесен. — Это судьба.

— Мне сдается, судьба велит продырявить тебе уши твоими же собственными зубами.

— Трудновато будет это сделать, когда я превращу тебя в жабу!

— Довольно! — оборвала их Мэг. — Ступайте обратно к Вратам, вы все. Мне нужно поговорить с мужем. — Маггриг, ворча, вышел следом за Талиесеном и Леофасом. Мэг взяла Касваллона за руку, посмотрела ему в глаза: — Я люблю тебя больше жизни, муж мой. И очень боюсь за тебя. Мне бы нужно просить и молить, чтобы ты отказал Талиесену, но я молчу.

Касваллон поднес ее руку к губам.

— Ты моя, а я твой. Ты лучшая из женщин, и я не могу выразить словами, как много ты для меня значишь. — Одинокая слеза скатилась по щеке Мэг. — Я люблю тебя, Мэг, но долг велит мне идти и спасать наш клан.

Вдвоем, рука об руку, они подошли к Вратам. Врата стояли открытые; солнце освещало холмы и горы другого мира. Талиесен уже ждал на той стороне. Мэг поцеловала Касваллона, смочив слезами его лицо. Маггриг сжал ему руку и буркнул:

— Береги себя, парень.

Касваллон взял меч и вышел на склон. Цитадель лежала прямо под ним.

— Помни, что войско должно быть готово не позже, чем через десять дней, — сказал ему друид. — Отведи королеву к водопаду, где мы сражались с демонами. Скажи, что Талиесен нуждается в ее помощи.

— Думаешь, она вспомнит тебя через столько лет?

— Она виделась со мной не далее как вчера — по ее исчислению. Ступай же. Четыре дня спустя, на рассвете, вернешься сюда и доложишь, как у тебя дела.

Касваллон стал спускаться к городу. На всех воротах стояли часовые, но люди свободно проходили туда и обратно. Городские здания, из камня или красного кирпича, с маленькими окошками, не походили на атерисские. Они были выше и стояли плотнее.

По обеим сторонам улицы тянулись зловонные канавы. Подвыпившие горцы и наемные солдаты толпились повсюду, пели, плясали под звуки волынок. Касваллон, пробираясь сквозь толчею, шел к стоящей над городом крепости.

У ворот его остановили двое часовых с копьями, в бронзовых панцирях и коротких кожаных юбках.

— Тебе чего? — спросил один.

— Я пришел к королеве.

— К ней много кто приходит, да мало кого пускают.

— Я по важному делу.

— Мы раньше с тобой не встречались? Лицо вроде знакомое.

— Дело важное и срочное, — повторил Касваллон.

Часовой кивнул и крикнул молодому солдату, несшему караул на стене:

— Проводи его в ратушу, к Обрину.

Солдат привел Касваллона к широкой мраморной лестнице, ведущей к дубовым дверям с бронзовыми заклепками. Там стояли еще четверо стражей в багровых плащах и кожаных штанах до колен. Один из них, выслушав провожатого, стукнул в дверь и что-то сказал. Оттуда вскоре вышел офицер средних лет, с сединой в бороде и льдисто-голубыми глазами. При виде Касваллона он улыбнулся, взял горца под руку, повел внутрь.

— Королева дает пир в честь победы, но настроение у нее неважное.

В огромном чертоге с десятью высокими окнами за столом в виде подковы сидели человек двести мужчин и женщин. Им подавали жареных поросят, лебедей, гусей, кур и прочие яства. Шум стоял оглушительный. Касваллон, подавляя тоску по родным горам, следовал за офицером.

Королева занимала место во главе стола — высокая, с серебристыми волосами, в простом платье из белой шерсти. Три года назад Касваллон видел ее в преклонных годах и присутствовал при ее гибели — здесь она была во цвете молодости и красоты. Обратив на Касваллона серые, лучащиеся жизненной силой глаза, она поднялась с места. Улыбнулась, помедлила немного, будто не веря себе, и бегом устремилась навстречу.