— Но и человек умрет вместе с ней.

— Все когда-нибудь умирают, — пожал плечами Драда.

— Верно, красавчик — только одним приходится тяжелей, чем другим.

Десять дней продолжались Игры, и страхи лордов-ловчих росли с каждым днем. Аэниры внесли в состязания нечто новое. Дух дружеского соперничества исчез без следа — пришельцы сражались так, словно речь шла о жизни и смерти.

Вечером накануне последнего дня стало ясно, что только фарленские атлеты могут помешать их полной победе. Аэниры выиграли все забеги на короткое расстояние и опередили Гвалчмая в стрельбе из лука. В метании копий лучшим остался Лейн. Касваллон побил аэнира на коротких мечах, но проиграл Интошу из Паллида. Гаэлен и Агвейн дошли до финального пятимильного забега, намеченного на завтра — Агвейну, правда, помогло то, что хестенский бегун подвернул лодыжку, а Гаэлен в полуфинале занял второе место, уступив первое аэниру Бораку.

Леннокс тоже благополучно добрался до финала, но там ему предстояло помериться силой с устрашающим Орсой. Горцы нехотя признавали преимущество аэниров, но Игры для них были испорчены.

Камбил уже понял, что ошибся, но не показывал виду. Невозможное свершилось — аэнирам осталось выиграть всего два состязания. Лорд-ловчий позвал к себе Агвейна и Гаэлена.

— Ты уверен, что побьешь этого Борака, Гаэлен? — Родного сына Камбил не спрашивал, зная, что тот не вытянет.

Гаэлен потер левый глаз, обдумывая ответ.

— Вчера я не стал делать рывок — не хотел показывать ему, на что я способен. Он, со своей стороны, тоже бежал не в полную силу. Нет, я не уверен, но все-таки думаю, что побью.

— А ты что на это скажешь, Агвейн?

— Я согласен с Гаэленом, отец. Силы у них равные, и победить может любой.

— Оба вы показали себя молодцами и сделали честь Фарлену. Ты хоть и приемыш, Гаэлен, но сердце у тебя как у горца Успеха тебе.

— Спасибо, лорд-ловчий.

— Ступай домой, отдохни. И не ешь много на завтрак.

У забора Гаэлен посмотрел на окно Дивы, надеясь увидеть в нем огонек. Окно было темное. Разочарованный, он вышел за калитку и направился к дому коротким путем, через лес.

Ночь была лунная, легкий ветерок шелестел в листве. Гаэлен думал о завтрашнем беге. Он и вправду не был уверен, что победит, но победа аэнира его удивила бы. Ему казалось, что белобрысый бегун, завершая последний круг, достиг предела своих возможностей. Гаэлен, решив не вырываться вперед, пристально наблюдал за ним. На последних двухстах шагах Борак мотал головой, как пьяный, и махал руками не в лад.

Гаэлен закончил бег на тридцать шагов позади него. Борак, как здраво рассудил Касваллон, еще не сталкивался с достойным противником — выдержит ли он последний рывок?

Две тени, упавшие на Гаэлена справа и слева, прервали его раздумья. Молниеносно пригнувшись, он отвел локтем удар дубинки и двинул нападавшего сперва в живот, потом в челюсть. Тот упал как подкошенный. Гаэлен метнулся вправо и саданул второго плечом, вышибив из него весь воздух. Из-за деревьев выскочили другие — Гаэлен в темноте не различал лиц, но одеты они были как горцы.

Он встретил одного правой в челюсть, и тут на его висок обрушилась чья-то дубинка. Гаэлен шатнулся влево, прикрывая рукой голову, но дубинка, причинив ему страшную боль, прошлась по бедру. Следующий удар пришелся по голени. Гаэлен скрючился на земле и получил сапогом в лицо. После двух повторных ударов по правой ноге он потерял сознание.

Нашли его только на рассвете. Касваллон, идя к дому Камбила, споткнулся о недвижное тело. Приемный отец был обеспокоен тем, что Гаэлен перед решающим состязанием не ночевал дома, но полагал, что тот остался у лорда-ловчего. Касваллон повернул сына на спину. Сердце билось, парень дышал. На виске запеклась кровь, но череп уцелел. Касваллон, кряхтя, вскинул мальчика на плечо и понес в деревню.

Дива проснулась первая, когда он стал колотить в дверь, сбежала вниз, отперла. Касваллон, пройдя мимо нее, усадил Гаэлена в кресло. Дива принесла воду и полотенце.

Пришел сонный, полуодетый Камбил.

— Что случилось? — вскричал он, наклонясь над бесчувственным юношей.

— Когда он ушел от тебя, на него напали пять человек. Я узнал это по следам.

— Почему? Что он им сделал?

Зеленые глаза Касваллона сверкнули.

— А ты как думаешь, почему? Дурак я, что сам не подумал об этом.

— По-твоему, аэниры…

— Тебе доказать? Изволь. — Касваллон осторожно расшнуровал на Гаэлене штаны и снял их. Вся правая нога была синяя, колено раздулось. Парень застонал, когда Касваллон стал ощупывать его кости. — Умело сработано, не находишь?

— Я отменю состязания, — заявил лорд-ловчий.

— А по какой причине? И какая нам будет польза от этого? Мы должны выиграть оба намеченных на сегодня финала. Если отменить бег, победа достанется аэнирам.

Агвейн, послушав их, молча вышел во двор, посмотрел на горы за полем для Игр. Дива в ночной рубашке с наброшенной поверх шалью прижалась к брату, положила голову ему на плечо.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Об отце.

— Почему о нем?

— Я теперь понял, что он был неправ. Когда он позволил Драде себя улестить и допустил к состязаниям аэниров, все Игры пошли насмарку.

— Ты разочарован?

— Пожалуй. Ты пойми, я очень люблю отца. Все бы отдал, чтобы люди его уважали. Но он способен ошибаться, как всякий другой человек.

— Гаэлен уже приходит в себя.

— Да, но бежать он сегодня не будет.

— Зато ты побежишь, брат.

— Да, — вздохнул Агвейн. — Побегу.

В торговом ряду не осталось никого — все горцы столпились по краям беговой дорожки. Первые двести шагов перед долгим подъемом к лесу были огорожены веревками. Пятнадцать атлетов в одних набедренных повязках, обутые в мягкие башмаки, приготовились к бегу.

Агвейн занял место рядом с высоким Бораком. Тот смотрел прямо перед собой, ожидая команды.

Знак к началу, как распорядитель Игр, подавал Камбил. Около него стояли Асбидаг, Моргас, Маггриг и прочие лорды.

— Приготовиться, — подняв руку, воскликнул Камбил. Толпа затихла, бегуны напряглись. — Пошли! — гаркнул он, и атлеты, толкаясь, помчались между веревками.

Агвейн пристроился за Бораком, и они вдвоем вырвались вперед. Гаэлен, совершенно убитый, опирался на посох в толпе зрителей, Леннокс и Лейн подбадривали родича громкими криками.

Приближаясь к подножию горы, Агвейн и Борак опередили остальных примерно на двадцать шагов. Борак на подъеме укоротил шаг, мерно переставляя длинные ноги по утоптанной глине. Все его тело блестело от пота, бледное золото волос горело на солнце. Агвейн не сводил глаз с его спины и дышал умеренно, зная, что самое трудное начнется перед третьей милей. Именно на этом месте в полуфинале аэнир наддал и оставил всех противников позади. Агвейн хорошо помнил тогдашний приступ отчаяния, подорвавший его волю к борьбе.

— Твой сын хорошо бежит, — сказал внизу Асбидаг Камбилу.

— Спасибо.

— А где же тот паренек с белой прядью?

— Прошлой ночью его сильно побили, — ответил Камбил, глядя прямо в глаза собеседнику.

— Экая жалость. Какое-то несогласие между кланами?

— Может, и так.

Бегуны достигли двухмильной отметки, обогнули большой меловой утес и повернули по лесной тропе к дому. Агвейн больше не слышал отставших — слышно было только, как стучит сердце да дыхание вырывается из груди. Между ним и аэниром по-прежнему оставалось не более трех шагов, однако перед трехмильной отметкой Борак прибавил ходу и увеличил расстояние до десяти.

«Я знаю, мы на многое смотрим по-разному, родич, — сказал Агвейну Касваллон ранним утром. — Но постарайся все же поверить в то, что я собираюсь тебе сказать. Три года назад я выиграл горный пробег, оторвавшись от других на середине пути — точно так, как сделал в полуфинале ваш аэнир. Поэтому я знаю, как у него голова работает. Он все ставит на этот отрыв, и для финишного рывка у него сил уже не останется. Когда он возглавит гонку, ноги и легкие у него загорятся, как и твои. Помни о том, что он страдает не меньше тебя, и не отлипай от него».