В середине января я решила перейти на следующий уровень общения. Вместо того чтобы взять одну из книг, как раньше, на этот раз я выбрала две. Про Лягушонка и Жабенка и про Фрэнсис.

– Какую мы будем читать? Винус молча смотрела на меня.

– Выбирай. Эту? Или эту?

Встав на колени, я положила перед собой две книжки.

– Иди сюда, – тихонько позвала я. Неожиданно она послушалась. И села на пол напротив.

– Какую книжку мы будем читать? Про Фрэнсис? Мы читали ее на прошлой неделе. А может, почитаем «Лягушонок и Жабенок вместе»? Мне она тоже нравится.

Молчание.

Я ждала. Прошла минута, за ней другая.

Вдруг ее рука шевельнулась. Еле заметно. Рука даже не поднялась с колена, только слегка шевельнулась. Поэтому я тут же истолковала этот жест как положительный, посчитав, что даже если ошибусь, то все равно оставлю выбор за ней.

– Эту? – спросила я, поднимая книжку про Фрэнсис. Ее глаза встретились с моими.

Я радостно кивнула:

– Эту! Мне она тоже нравится.

Так началась наша игра. Каждый день я предлагала ей выбрать одну из книжек. Каждый день я спрашивала, какую она хочет. Каждый день я долго ждала ответа, пока наконец она не подавала какой-нибудь знак – наклоняла голову, шевелила рукой, – который я принимала за ответ. Нельзя сказать, чтобы Винус выбирала книгу, но она делала усилие.

А потом… произошел прорыв.

Выбор книжки был долгой процедурой, отнимавшей несколько драгоценных минут из тех двадцати, которые длилась перемена. В тот день нам потребовалось почти семь минут, чтобы выбрать «Лучшие друзья Фрэнсис». Потом мы перешли к чтению.

Я, как всегда теперь это делала, усадила Винус к себе на колени. Я чувствовала, что это важная часть процесса. Я при каждой возможности старалась применять тактильную стимуляцию: я обнимала ее, клала руку на плечо, дотрагивалась до щеки, привлекая ее внимание. Часто гладила ее по плечу во время чтения. Так это началось. После пяти месяцев Винус начала реагировать на происходящее.

Со времени нашей зимней размолвки мы с Джули много раз оказывались в схожей ситуации. Но больше не обсуждали причины наших разногласий.

Из-за этого в классе накапливалось напряжение. Джули недвусмысленно давала мне понять, что не чувствует за собой никакой вины. Это заставило меня задуматься о том, действительно ли в наших отношениях существуют проблемы или же это только я так думаю. В конце концов я решила посоветоваться с Бобом.

Я объяснила, что у нас с Джули разные взгляды на воспитание и мы, похоже, не способны прийти к согласию, и спросила, что, по его мнению, мне надо делать.

Боб был удивлен. У меня никогда не возникало никаких недоразумений с коллегами. Я всегда была со всеми в хороших отношениях. Более того, его удивило, что у меня возникли проблемы именно с Джули. Такой милой, такой приветливой.

– А в чем вы расходитесь?

Я задумалась. Хотя бы в том, что она упорно отказывалась распевать с нами наши глупые песенки. Но говорить об этом Бобу было как-то глупо. В ее контракте ничего не говорилось о пении. Однако, не присоединяясь к нам, она как бы ставила себя в особое положение, ей казалось, мы игнорируем ее, а мне казалось, она игнорирует нас.

Я попыталась объяснить эту Бобу.

– После того как мне несколько месяцев не удавалось объединить ребят, я наконец нашла что-то действенное. Я не настаиваю на том, чтобы она пела. Если бы она хотела нас поддержать, она могла бы хлопать в ладоши, подпевать или пританцовывать, чтобы показать свое одобрение, показать, что ей нравится то, что мы делаем это вместе.

Боб почесал в голове.

– Могу себе представить, – произнес он не без юмора, – как я вызываю к себе Джули и говорю: «Ну что ж, если вы не поете у Тори в классе, то, может быть, станете хотя бы хлопать в ладоши или танцевать?»

Мы оба рассмеялись.

– Нет, серьезно, – сказал Боб. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– А ее взгляды на воспитание? Честно говоря, они кажутся мне странными, – сказала я. – От них попахивает ханжеством. Она неизменно доброжелательна, словно ничего плохого не происходит. Я не понимаю, как можно одним и тем же тоном говорить: «Ох, ты разбил аквариум, и все рыбки погибли» и «Я тебя люблю». Она считает, что это правильно. А я думаю, что это не по-человечески. Сколько раздражения ей приходится подавлять. Как страшно будет, когда оно вырвется наружу.

– Думаешь, дети чувствуют то же самое?

– Не знаю. Кажется, они с ней ладят. Но они с ней распускаются. Дисциплина не ее конек, они это знают и становятся с ней совершенно неуправляемыми. Впрочем, возможно, она не устраивает одну меня.

– И чего ты от меня ждешь? – спросил Боб после паузы.

– Может, дашь мне другую помощницу? – сказала я.

– Навряд ли, она ведь ничего не нарушила.

– Да, я понимаю. Но я уверена, ей не легче моего. Если бы она работала в более спокойном, более предсказуемом классе, а у меня в помощницах была какая-нибудь обыкновенная женщина. Не святая…

Боб улыбнулся:

– Что, если для начала я с ней поговорю? Посмотрим, что она по этому поводу думает. Быть может, она немного изменит свое поведение. А ты станешь терпимее.

Я кивнула.

– Я одобряю методы, которые ты применяешь. Похоже, у Джули есть некоторые проблемы, но это можно как-то поправить.

Со времени возвращения Винус в школу в начале декабря ее поведение на игровой площадке стало более управляемым. Частично это объяснялось тем, что она находилась под постоянным контролем. И до начала февраля у нас не возникало серьезных проблем.

Похоже, то был просто тяжелый для Винус день. Сначала она подралась перед началом занятий. Пока Ванда поднималась с ней в класс, один из близнецов, которому надоело тащиться за Вандой, их обогнал. Это привело Винус в ярость, она закричала и погналась за ним, но он припустил что было сил, влетел в класс, а я успела схватить Винус в дверях и усадить на «тихий» стул. Через несколько минут она пришла в себя и погрузилась в привычный ступор. Тогда я отправила ее на место. Однако в середине урока по математике произошла еще одна стычка, на этот раз с Билли. Не знаю, что послужило ее причиной, но Винус вдруг пробудилась к жизни, завопила и стукнула Билли по голове. И снова оказалась на «тихом» стуле.

Во время обеденного перерыва, находясь в учительской, я услыхала знакомый пронзительный визг, доносившийся с игровой площадки, и тут же побежала вниз.

Боб уже был там. Никто в точности не знал, что привело Винус в ярость, но она усмотрела оскорбление в действиях третьеклассницы и погналась за ней. Спасаясь от Винус, девочка залезла на горку. Винус схватила ее за ноги и попыталась стянуть вниз. Но не успела. В этот момент ее схватили две учительницы и дежурная. Третьеклассница орала как резаная, но Винус визжала еще громче. И отчаянно сражалась с тремя взрослыми женщинами, стараясь освободиться.

В тот момент я больше всего испугалась, что кто-нибудь предложит опять перевести ее на домашнее обучение. Поэтому первым делом постаралась увести ее с площадки.

Взяв Винус под мышки, я перекинула ее через плечо, как мешок с картошкой. Не знаю, чем это объяснить, моим внезапным действием или неудобством позы, но Винус сразу перестала сопротивляться. Крепко прижав ее к себе, я направилась к школьному зданию.

Я медленно тащилась по ступенькам, сетуя про себя на то, что наш класс расположен на верхнем этаже. Добравшись до цели, я открыла дверь в неосвещенный класс и поставила Винус на пол.

Она продолжала громко, сдавленно всхлипывать.

Я перевела дыхание. Поначалу я намеревалась посадить ее на «тихий» стул, но вместо этого опустилась рядом с ней на одно колено, чтобы наши головы оказались на одном уровне.

– У тебя трудный день, верно?

Винус смотрела на меня сквозь слезы. Ее взгляд не был совершенно отсутствующим, как обычно, но видно было, что она не готова мне ответить.