— У себя, — ответила отзывчивая Настя.

— Как настроение?

— Спрашиваешь! — затараторила она, испытывая удовольствие от пересказывания редакционных новостей. — Лопатин опять 'крякнул'! Да так 'крякнул', что Михалыча с Плавным аж к гендиру вызывали! Скандал, скандал Парамонова. Международный скандал!

— Да, ладно, — отмахнулась я, у Настеньки любая неурядица принимала глобальные размеры, и умело раздувалась ею до мировых масштабов.

— Не веришь, Парамонова, а зря! Уже и Европа подхватила эту сплетню: это надо ж додуматься, человек такого уровня и какая-то артистка цирка! Но я Михалыча не осуждаю, его понять можно — такая новость, да в нашем листке, только была бы она хоть на грамм правдой…

Я повернулась к противоположной стене, за перегородкой которой находилось рабочее место 'бедного Йурика'. К слову сказать, архитектурно наш отдел был точной копией американских, при создании проекта решили, что рассадив персонал таким образом, работа будет эффективней, но не учли разницу в менталитетах. Иногда наш отдел напоминал то цыганский табор, то цирк-шапито, то оба коллектива разом, но этот бедлам мешал только с непривычки, и теперь уже ни один 'желток' не мог работать в тишине.

Лопатин сидел, уставившись в монитор, и грыз колпачок шариковой ручки. Я подошла, и, положив подбородок на непрозрачную перегородку из пластика, изобразила любимый трюк эрзацев.

— Здравствуйте, Юрий Лопатин.

— Здравствуй, говорящая голова.

— Выбирай, Юрий Лопатин, кем быть тебе в следующей реинкарнации? — загробным голосом спросила я.

— Да уткой, уткой, отвалите все! — устало отмахнулся Юра.

— Зачем же ты, Юрий Лопатин, нашего шефа раздраконил? — не отставала я.

— Парамонова, ну ты должна меня понять, стопроцентно прокатило бы! — уверенно заявил Лопатин. — Еще бы спасибо сказали за такой пиар!

— Не прокатило, — вздохнула я. — Брюки-то гульфиком назад надел?

— Надел… Парамонова, ну за что он так на меня?

— Да, ладно Юр, не переживай, сейчас он про тебя забудет, вот увидишь, — пообещала я, и, резко развернувшись на каблучках, уверенной походкой пошла к кабинету шеф-редактора.

— Парамонова, ты чего? — крикнул мне вслед Юрка, почуявший надвигающуюся катастрофу, и ходко двинулся за мной — все ж журналистское прошлое давало о себе знать.

Михалыч курил прямо в кабинете. Плохо, очень плохо, но деваться некуда. Взгляд из подлобья, строгий, изучающий — с чем пришла? Пустая пришла, порожняя, без какого-либо желания, без огонька в глазах, и с опущенными руками.

— А, Парамонова… Слышала уже?

— Слышала.

Михалыч пододвинул пепельницу на середину стола, приглашая — садись, покурим. Я села в кресло напротив, но сигареты не достала, а просто сидела, скрестив руки на коленях.

— Вот, скажи мне, Парамонова, как можно работать, не доверяя друг другу? Как?

Видно здорово прошелся гендировский трак по лютикам-цветочкам, Плавный, наверное, в обмороке валяется, а Аннушка подносит ему нюхательные соли.

— Владимир Михайлович, а как вы думаете, при других обстоятельствах прокатило бы? — выразилась я Юркиным словечком.

— Что значит прокатило? — возмутился шеф-редактор.

— Ну… если бы Лопатину повезло, и другая сторона не стала бы раздувать скандал, а наоборот, даже обрадовалась, — решила узнать я мнение начальника. — Могло быть такое?

— Могло. Но это не отменяет порядочности и ответственности перед коллегами! — оговорился Михалыч, и затушил окурок с золотистым фильтром.

— А как быть с лозунгом 'Горячие новости любой ценой'? — лезла я на рожон. — Ведь на месте Юрки мог оказаться каждый из нас, просто ему не повезло — у его 'героя' изменились планы, или опомнился, ведь все знали об артисточке, а тут еще и фотки. Обычные фотки, но это с какой стороны посмотреть…

— Любой ценой это ты, Парамонова, правильно сказала, но лозунг, есть лозунг, а информация должна быть проверенной, или хотя бы такой, от которой трудно отпереться, с какой стороны не смотри, — наставительно сказал Михалыч, и тут же переключился на меня. — У тебя как дела?

— Владимир Михайлович, пришла просить вас снять меня с этой темы, — осторожно произнесла я.

— В чем дело? — строго спросил он.

— Не могу больше, противно.

— Противно — детский сад какой-то, — он покачал головой и укоризненно посмотрел на меня. — Ты мне конкретику давай.

— Конкретно, — начала я, с обидой на его строгость. — Брачное агентство — вывеска — ловушка для трепетных девиц с тонкой душевной организацией. Бабка эта натуральная сводня, клиенты — извращенцы, и это только верхушка айсберга, с которой успела познакомиться я! Уверена, что Валерия Аркадьевна занимается делами куда серьезней… Альбома с невестами я еще не видела, но подозрения есть.

— Широкое поле для дальнейшей деятельности, — недовольно произнес шеф-редактор, — я так понимаю, что тема еще не разработана, нет фактов, снимков участников, свидетелей, в конце концов — только домыслы.

— Да не могу я больше, Владимир Михайлович, отстраните, прошу! — взмолилась я. — Считайте, что не справилась.

— Нет, Парамонова, так не пойдет, — заявил он, — аргументов нет.

— Хорошо, — я чуть не плакала от обиды. — Я заплатила шесть тысяч рублей за то, чтобы меня заподозрили в желании исполнить фелляцию в модном ресторане, — тут брови Михалыча подскочили вверх, — порвала чулки, разбила колени, выкинула босоножки, которые стоят больше чем шесть тысяч, и еще кое-кто хотел подглядывать за тем, как я качаюсь на качелях!

— И это аргументы, Парамонова? — спросил Михалыч, но все же чувствовалось, что он смягчился, видно проняло его мое приключение. — Заподозрили в желании… хотел подглядывать…

— Нет, ну нужно было чтобы меня… — пробурчала я под нос.

— И остальное решается на раз, — продолжил он, сделав вид, что не расслышал, — авансовые получишь в бухгалтерии, на чулки и босоножки премируем, к доктору направим. Какие проблемы?

— Владимир Михайлович, я боюсь, — пошла я ва-банк.

— Боишься? — переспросил он, внимательно глядя на меня.

— Нарваться на неадекват боюсь… — залепетала я, редко кто мог выдержать пристального взгляда шефа. — Это какое-то фрик-шоу, видели бы вы их глаза… страшно, а вдруг…

Михалыч перестал меня сканировать, и стукнул ладонью по столу:

— А вот это уже аргумент. Раз такое дело, дам я тебе помощника, вдвоем сподручней. Будет за тобой присматривать, да и лишние руки не помешают. И запомни, Парамонова, ни один здравомыслящий журналист не откажется от такого жирного куска по собственному желанию — незаменимых нет! Все, Алла, на сегодня ты свободна, а я пока тебе напарника подыщу, завтра и представлю. Ступай.

Я вышла из кабинета, от двери которого кинулись врассыпную обитатели Двора Чудес. Подслушивали. И подсматривали. И возглавлял всю эту банду обломленный, но несломленный Юрий Лопатин.

— Парамонова! Ну, ты даешь! А вдруг бы Михалыч заменил бы тебя Шваревой?

— Шварева? — округлила я глаза, и спросила охрипшим вдруг голосом. — Откуда здесь Шварева?

— Из командировки вернулась, снова к нам в отдел.

От его слов, мне сделалось дурно. Шварева, мой вечный конкурент, акула, нередко плавающая в моих водах, и норовящая оттяпать кусок чего-нибудь… И о чем я только думала! Шварева… О, нет, не видать ей ничего моего, ну вот ничегошеньки! И я сжала кулаки. Но угрозы не вышло, а вышло совсем черте что! У меня закружилась голова, подогнулись колени, и я стала оседать на пол. Любопытные дизайнеры, как бандерлоги облепившие столы в радиусе прослушивания нашего разговора, сейчас рванули вперед, до предела сужая кольцо вокруг меня.

— Разойдись! — крикнул Лопатин, подхватывая меня, и усаживая на стул.

— Что с тобой, Парамонова? — забеспокоилась вездесущая Настенька, обмахивая меня пилотным выпуском нового журнала. — Лицом сбледнула… Плохо тебе?

— Окна откройте!

— Может за медиками сбегать?

— Не надо медиков… — слабым голосом сказала я, вдруг некстати вспомнив знакомство с Константином. Собралась с силами, списала дурноту на голод, и обещала себе впредь обязательно завтракать перед работой, ну, хотя бы выпивать чашку чаю. — Все хорошо.