— Куда едем, красотка? — спросил смешливый водитель, сворачивая на главную артерию нашего города. — В больничку?

— Зачем… Зачем в больничку? — пробормотало тело.

— Зачем, зачем… за печкой! Вот ноги все разбила, может сломано чего, иль сотрясение мозгов, типа.

— Мозгов? — я старалась привести мысли в порядок, для чего срочно телеграфировала душе, чтобы та возвращалась из астрала.

— А что, трясти нечем? — заржал весельчак.

— Головой я не ударялась, а коленки — ободраны всего лишь, — начала я оправдываться, вот тут и произошло воссоединение — я осознала, где и с кем нахожусь и твердо заявила. — Не надо в больничку… тьфу, в больницу не надо!

Я взглянула на моего нечаянного спасителя — симпатичное лицо, обаятельная улыбка, заразительный смех — по всей вероятности он об этом знал, и активно использовал в своих целях.

— Как зовут? — ослепительно улыбаясь, спросил он.

— Овца, — буркнула я, припомнив обиду.

— А меня Константин, — еще шире улыбнулся он, оценив мою самокритичность. — Будем знакомы?

— Будем, — кивнула я, и, наконец, выбросила в окно отломанный каблук.

— Скажи-ка, Долли, и за какие такие грехи тебя вышибли из ресторана? Работала на чужой территории?

Опа! Вон оно как выглядело… В своем желании очаровать 'арабского принца' я перегнула палку, костюмчик-то говорящий — крохотная юбка, и откровеннейшее декольте, не скрывающее нижнего белья алого цвета. Новый знакомый, ожидая моего ответа, с явным удовольствием заглядывал в него.

— По вызову работала, — соврала я, чтобы не разочаровать его. Честно говоря, я просто не знала, что сказать, не открывать же ему правды о провале моего расследования. Тут я задумалась, всегда считала себя смелой особой, не усложняющей жизнь моралью и принципами, а тут едва не стошнило от одной только мысли о сарделечных пальцах на моей коже.

— Понял, — напомнил о себе Константин, — что, не сложилось?

— В цене не сошлись, — легко врала я, войдя в роль.

— Ну и куда едем?

— Василькова, пятнадцать.

— Ух ты! А я в восемнадцатом живу. Соседи значит?

— Соседи… Да, только что-то я тебя не припомню.

— А я недавно переехал, с невестами еще познакомиться не успел.

Я выдала ему самую симпатичную улыбку из своего арсенала, не зря репетировала у зеркала со школьных лет, и сексуально-бархатным голоском спросила:

— Невесту присматриваешь?

— Да, — подтвердил Константин, — вот, к примеру, ты мне очень понравилась.

Я подернула плечиками, и, положив руку на подголовник его кресла, спросила:

— А это ничего, что у меня к спине матрас привязан?

— Как это? — вытаращил глаза шутник, и так резко тормознул, что я чуть не заработала обещанное им сотрясение мозгов.

— А вот так — Omnia mea mecum porto — орудие труда, так сказать, ношу с собой.

Смеялся он замечательно, от души, хлопая ладонью по джинсовому колену, и, глядя на него, я тоже захихикала, глупо так, по-девчоночьи.

— А ты веселая, — наконец сказал он, сворачивая в подворотню, — ну так согласна быть моей невестой?

— Стоп, стоп… ээ… так тебя нисколько не смущает то, чем я занимаюсь? — опешила я.

— Ну, как сказать… — он слегка замялся, и снова спрятался за свою шикарную улыбку.

— Так и скажи, — я посмотрела в его глаза, и увидела в них ложь, она промелькнула юркой тенью, и, спрятавшись в желто-зеленой роговице, стала невидимой. Врет. Зачем-то врет, решила я.

— Не смутит, но только под моим присмотром, а то всяк норовит девочку обидеть, — ответил Константин, положив ладонь на мою коленку.

Я дернулась от боли, коленки и без того саднили, и мой неожиданный жених совершенно по-детски стал на них дуть, искренне извиняясь.

— Ах, вот оно что… Хочешь быть моим сутенером? — съехидничала я.

— Ну, зачем же так сразу! Женихом, — по-моему, он даже слегка обиделся.

— Что ж я, по-твоему, разницы между тем и другим не знаю? — сказала я, проклиная этот невезучий день, Валерию Аркадьевну с Виталиком, и доброхота Костика. — Нашел дурочку, прощай!

— Эй, Долли, куда ты! — он протянул руку, чтобы задержать меня, но моя микроскопическая юбочка не оставила ему шанса.

Я оглушительно хлопнула дверью автомобиля, и, западая на одну ногу, гордо проковыляла перед его бампером, благо остановился он в соседнем дворе.

Всю-то ноченьку вертелась я, пристраивая удобней сбитые колени… нет, не боль мне спать мешала, а чувство невыполненного долга. Ну, как я появлюсь пред светлые очи шеф-редактора? Что скажу? Спросит меня отец родной:

— Ну что, Парамонова, утратила работоспособность, брезгливая стала?

— Да-да, — отвечу я, опустив глазоньки, которые раньше были бесстыжими.

— Как же так, Парамонова?

— Простите батюшка, — скажу я, горько вздохну, и орошу ланиты горючею слезою…

Бред какой-то… Я, Парамонова Алла Геннадьевна, Журналистка Желтой Прессы — ЖЖП по-нашему, лучший специалист по жареному и паленому. Да будет так!

Я долго стояла перед дверью Валерии Аркадьевны, звонила уже трижды, но сводня не отзывалась. Стопроцентно я была уверена, что старуха дома, но без предупредительного телефонного звонка дверь открывать не собирается. Да ладно, я терпеливая — два продолжительных звонка, и с небольшим промежутком снова повтор. Еще и еще. За дверью послышались шаги, в выпуклом дверном глазке потемнела точка дневного света. Вот если бы не поскупилась на систему видеонаблюдения, то сидела бы сейчас в кресле, пила чай и посмеивалась над незваной клиенткой. Но Валерия была жадна, настолько, что пренебрегала техническими возможностями двадцать первого века, и работала по-старинке. Вот на этой всеобъемлющей жадности и огромном желании заработать, собиралась я разыграть свою карту.

— Кто там? — спросил старческий, казалось, на последнем издыхании, голос.

— Валерия Аркадьевна, это я, Алла, откройте, пожалуйста, — стреляного воробья на мякине не проведешь, немощь Валерии испарялась буквально за мгновения, я испытала почти шок, увидев такие преобразования в первое свое посещение.

— Я не знаю никакой Аллы, — вполне четко сказала сводня.

— А вы откройте, и вспомните, — налегала я. — Мы разговаривали вчера, и вы познакомили меня с Виталием.

Дверь открылась, но лишь на щелку, тяжелая дверная цепочка позволяла рассмотреть алчный глаз старухи и край розового велюрового халата.

— Никаких имен! — прошипела сводня. — Что надо?

Судя по высокому градусу ее недовольства, чувствовала она себя вполне бодро.

— Откройте, Валерия Аркадьевна, разговор есть.

Валерия открыла, я прошмыгнула в прихожую, но была остановлена властною рукою.

— Что надо? — снова спросила старуха.

— Все тоже, жениха выбрать.

— Нет, вы вышли из моего доверия, звонил Виталий, сказал, что вы сбежали из ресторана, не объяснив ему причин, — отказала мне Валерия.

— Хм, Виталий решил свалить вину на меня? — я была готова и к этому. — Конечно, сказать, что его спалила благоверная стыдно! А мне что, оставалось ждать, когда она начнет бить посуду?

— Его жена? — как-то хитро переспросила сводня.

— Жена, не жена, может подруга бывшая, или настоящая, я не спрашивала, не до того было, — вывернулась я.

— Проходите, — смилостивилась старуха, и стала греметь замками, запирая дверь. Я прошла в уже знакомую мне гостиную. Хозяйка вернулась, села в свое любимое кресло, и внимательно посмотрела на меня. Как я пожалела о рассыпанном во вчерашней катастрофе бесстыдстве! Неожиданно молодые глаза Валерии Аркадьевны прощупывали меня насквозь, мне вспомнились старые военные картины, где вражеские прожекторы шарили по местности, отыскивая бесстрашных героев сопротивления. Чтобы сбить ее со следа, я стала разглядывать рюши на ее кокетливом розовом халатике, огромные помпоны на домашних туфлях, и пришла к выводу, что сводня принарядилась. К чему это она молодится, уж не нашла ли себе женишка? Как там, в пословице про кувшин… повадился кувшин по воду ходить, там ему и полным быть. Или нет, чем владею, то и имею. Ну и сводня… Я улыбнулась, и пропала вдруг моя неуверенность, я смело поглядела в глаза неприятеля.