Итак, все внимание мы устремили на «юнкерсы». Их много, гораздо больше, чем было видно издали. При таком плотном круге защитный огонь очень сильный.

Принимаем решение: атаковать одновременно, так надежнее. Первым Заморин приказал атаковать мне. Все понятно: сам он будет бить по самолету, который будет угрожать мне. Это придает мне уверенность в успехе. Я выбираю цель, энергично сближаюсь с ней. Мой «як», как бы приседая, притормаживается, готовый дать смертельную очередь в тело пирата. А задний сосед этого пирата уже настороженно доворачивает нос своего «юнкерса» на мой «як». Прикончить заднего «юнкерса» надо бы раньше, чем он откроет огонь. Но Заморин озадачен: он заметил, что ФВ-190 спешит на помощь бомбардировщикам. Сложная обстановка — мы оба оказались под угрозой. Но и здесь есть выход. Ведь мы рядом с «юнкерсами», а вражеский истребитель только на сближении. В нашем распоряжении всего несколько секунд. Успех зависит только от быстроты и расчета. И Заморин, не упуская из виду пикирующего на нас вражеского истребителя, устремился на бомбардировщика. Свой маневр он рассчитал, но все же хочется все сделать еще побыстрее. Ведь в этот момент, может быть, тебя сзади уже взял в прицел вражеский истребитель. И все равно торопливость здесь недопустима. Вот фашистский бомбардировщик как бы вписался в перекрестие прицела. Огонь пушки и двух крупнокалиберных пулеметов сделал свое дело, «лаптежник» начал разваливаться, не успев выпустить и снаряда по моему самолету.

Не теряя мгновения, Заморин поспешил на выручку ко мне. Но… защита уже не потребовалась.

«Фоккер», который пикировал сверху, дымя, падал сзади Заморина. Это Борис Ляпунов вовремя пришел к нам на выручку.

Всего две-три минуты боевого времени, а сколько произошло событий! «Неплохо сработано», — похвалил капитан своих ребят, видя, как еще два бомбардировщика, пылая, пошли вниз. Остальные, сбросив куда попало бомбы, в беспорядке пошли наутек. За ними поспешили и «фоккеры».

Опять группа Заморина вместе. А на фоне предзакатного неба впереди снова появились «юнкерсы». Но немцы шли ниже и под прикрытием всего лишь пары «фоккеров». Не раздумывая, Заморин повел группу в атаку.

После первого же захода наших «яков» немцы поспешили избавиться от бомбового груза, нанеся крепкий удар по своим же войскам. В тот памятный день в штабной сводке было записано: «Группой Заморина проведено два воздушных боя и сбито семь немецких самолетов. Своих потерь нет».

Наши самолеты непрерывно находились в воздухе, сменяя одну группу другой. После полудня десять «яков» 18-го гвардейского полка и десять «яков» «Нормандии» вылетели с заданием прикрыть с воздуха Ельню. Город горел. Над ним стояла плотная туча дыма и пепла. На высоте 3000 метров самолеты сновали, как потревоженные пчелы.

— Внимание! «Хейнкели» и «фоккеры»! — слышится в наушниках.

Гвардейцы первыми набрасываются на сотню с лишним немецких бомбардировщиков, сопровождаемых большими группами истребителей. Немцы решили сровнять Ельню с землей. Вся их авиация на этом участке фронта была в воздухе.

Десятка Сибирина идет в атаку. Выполнив боевой разворот, «яки» атакуют группу в тридцать «хейнкелей». Завязывается ожесточенный бой. Противник старается упредить наших пилотов, но Лобашов первым приканчивает «хейнкеля». Схватка достигает наивысшего напряжения. Лица летчиков искажены от неимоверных перегрузок, от прилива крови к голове темнеет в глазах, но пальцы судорожно сжимают гашетки. В фантастическом круговороте на максимальных скоростях, напоминающем адскую круговерть, каждый пилот все выжимает в этой огненной карусели и из машины и из себя.

Лобашов, Пинчук и Соболев поджигают три «фокке-вульфа», французы тоже хорошо стреляют в цель: попали Фуко, Риссо и Матис. Они поджигают тоже три «фокке-вульфа». Но и немцы не остаются в долгу. Сбиты Лобашов, Соболев и французы де Форж, Лоран, Фору и де Сибур. Лорану и Фору удается спастись, но для де Форжа и де Сибура это утро было последним.

И вот наступает новый день.

Четверка истребителей 18-го гвардейского авиаполка ведет бой с группой бомбардировщиков Ю-87. Николай Пинчук сбил один из них и стал преследовать второй. Нагнав его, Пинчук с дистанции около сорока метров нажал на обе гашетки. Но пушка и пулеметы молчали. Видно, кончились боеприпасы. И тогда комсомолец решил идти на таран…

Вот как об этом бое вспоминает сам Пинчук: «30 августа 1943 года до конца жизни останется в моей памяти. Наши наземные и воздушные войска дрались на подступах к Белоруссии. И вот это радостное чувство, что ты скоро будешь в родных краях, поднимало настроение, прибавляло сил.

Затрещал стоявший неподалеку от нас полевой телефон. Телефонист взял трубку, выслушал команду и громко объявил: «Четверка — в воздух!» Мы быстро разбежались по самолетам, запустили моторы и взлетели.

Поднявшись на 3000 метров, издалека увидели, как с запада навстречу тянется большая группа немецких самолетов. Подошли поближе и установили, что перед нами до пятидесяти бомбардировщиков Ю-87 — «лапотников», как их называли из-за того, что у них не убирались шасси. Сибирин скомандовал: «Атакуем первую девятку!»

Мы врезались в строй врага. С первой атаки четыре «юнкерса» рухнули на землю. Каждый из нас сбил по одному самолету. Строй фашистов смешался. А в это время французы вступили в бой с истребителями прикрытия. Началась смертельная карусель. При выходе из атаки прямо перед собой увидел «юнкерс». Нажимаю на гашетку — тишина. Мгновенно, как-то сама собой пришла мысль: «Надо таранить!» Но фашист, словно отгадал замысел, начал маневрировать, поливая мой самолет пулеметными очередями. Я был ранен, но не отступил от врага. Резко повернул машину вправо, увеличил скорость и левой консолью крыла своего «яка» ударил по фюзеляжу «юнкерса». Он тотчас переломился пополам. Но и у моего «ястребка» не стало половины левой плоскости.

Самолет потерял управление. Все попытки вывести его в горизонтальное положение оказались безуспешными. Выход был один — воспользоваться парашютом. Попытался открыть фонарь кабины, а он ни с места. Очевидно, деформировался при ударе. Раздумывать было некогда. Отстегнув привязные ремни, я ногами уперся в педали и, сцепив пальцы обеих рук, с огромным усилием потянул на себя рукоятку фонаря. И вдруг неистовая сила выбросила меня из кабины.

Раскачиваясь на лямках парашюта, я осмотрелся и обнаружил, что завис над территорией врага. Помог ветер, который все дальше относил меня в сторону своих. Но вдруг заметил, что с левого бока появился «фоккер». Видя мою беззащитность, фашист решил не спеша расстрелять меня в воздухе.

А воздушный бой продолжался. Я успел заметить, как два истребителя с трехцветным коком винта вели бой с двумя ФВ-190. Один «фокке-вульф» задымил и пошел к земле. Тем временем стрелявший по мне самолет делал маневр для повторной атаки. Покончив со вторым фашистом, пара французских летчиков устремилась за ним и не дала возможности немцу расстрелять меня в воздухе. Когда французы пролетали мимо, я увидел на фюзеляже одного самолета цифру «11». Это был «ястребок» лейтенанта Дюрана! От радости я закричал, словно он мог меня услышать: «Мерси, шер ами!» Дюран сделал еще несколько кругов надо мной, а затем развернулся в сторону своего аэродрома. Видно, кончалось горючее.

Когда я приземлился в кустах боярышника, поцарапав ноги и лицо, увидел неподалеку лейтенанта-пехотинца с автоматом на изготовку.

— А ну-ка, фриц, топай сюда!

Я не спеша подошел и успел только сказать: