Я вообще довольно бестолкова, когда дело доходит до подруг. То, что я живу одна и мне это нравится, вовсе не означает, будто время от времени у меня не возникает желание с кем-нибудь пообщаться. Бог свидетель, сейчас – как раз один из таких моментов. Но я совершила непростительную ошибку, положив все яйца в одну корзину. Годами я считала одну женщину единственной наперсницей. Кэтлин Кларк жила чуть дальше по дороге, тоже в Ноттинг-Хилле. Ее родителям принадлежало маленькое кафе у Вестбурн-парк-роуд. Жили они прямо над ним, в убогой крошечной квартирке. Конечно, она и сравниться не могла с четырехэтажным особняком на Бленхейм-кресчент, который был – и остается – моим домом, но нас это не волновало. Мы дружили с тех пор, как нам исполнилось двенадцать, но несколько лет назад неожиданно поссорились. Стоило мне подумать об этом, как головная боль усилилась.

У Кэт тоже бывали головные боли, и не простые, а мигрени, да такие, что ей приходилось ложиться в постель. Я приходила к ней домой, наполняла льдом пакетики и клала ей на лоб. Обычно она смеялась, что я делаю из мухи слона, что не стоит так волноваться, но, несмотря на протесты, я заставляла ее пробовать все. Я убеждала ее отказываться от разных продуктов, якобы богатых тирамином, тирозином или как там это называется. Исчезли сыр, куриная печенка, шоколад, цитрусовые и красное вино, но ничего не помогало. Иногда я просто сидела рядом и держала ее за руку. Я пыталась разобраться, чем именно вызвана мигрень. В отличие от меня Кэт была очень рассудительной. Она никогда ни о чем не беспокоилась – просто решала проблему, и все. Наверное, ее терзали внутренние демоны, о которых я не знала. Она загоняла стресс поглубже, и от этого страдала. Возможно, из-за этого и случаются мигрени. Когда ты не показываешь, что чувствуешь на самом деле.

Я обожаю Кэт. Она работала учительницей в местной начальной школе. По крайней мере, занималась стоящим делом, а не кропала автобиографии за глупых знаменитостей. Мне нравилось, что мы принадлежим к разным кругам. Родители предпочли отправить меня в государственную школу, а не заниматься частным образованием, которое легко могли себе позволить, и мы с Кэт учились в одном классе.

Помню, как она первый раз пришла к нам в гости – в тот самый дом, где я живу сейчас. Тогда я впервые поняла, что у мамы есть неприятная псевдолиберальная черта, которая с того дня и по сию пору не перестает меня смущать. Она изо всех сил старалась подружиться с моими не столь знатными приятелями, но делала это как-то неискренне. Мама долго расспрашивала Кэт о кафе ее родителей, говорила, что непременно туда зайдет, а потом спросила, знает ли она «маленького черного друга Ли». Накануне я приводила его домой на чай. Кэт удивленно на нее посмотрела, но мама, кажется, не сообразила, до чего снисходительно это прозвучало. Она так отчаянно стремилась, чтобы эти дети и их родители приняли ее, что не замечала, как им неуютно в ее присутствии. В конце концов я решила, что она слишком мешает, и вообще перестала водить домой друзей.

Всех, кроме Кэт, которая после той первой неловкой встречи сообразила, как с ней общаться. А еще она поняла меня и то, как мне тяжело с мамой. Но главное, она старалась помочь мне понять саму себя.

– Твоя беда в том, Ли, что ты не понимаешь сама себя. Ты позволяешь людям неправильно судить о тебе. Ты очень скрытная, но с этим надо поосторожнее. Если ты ничего о себе не рассказываешь, люди ошибочно принимают это за враждебность.

Она всегда говорила, что со мной не так, и помогала разобраться. Я никогда не осмеливалась давать советы ей, хотя ломала голову, в чем причина ее мигреней. Может, дело в каком-нибудь изъяне, который она скрывает? Но я не спрашивала. Хотя, может, и стоило, потому что приближался тот день, когда я начала сомневаться, знаю ли Кэт вообще.

Она не только указывала на мои недостатки, но и постоянно меня хвалила. Словно понимала, что моя уверенность нуждается в постоянной поддержке извне. «Ты умеешь слушать, – сказала она однажды. – Я могу говорить с тобой обо всем. Я знаю, что ты хорошо ко мне относишься, и это много для меня значит. Ты очень надежная, но тебе это приносит лишь боль и разочарование».

Я не поняла, что она имела в виду. Иногда я не узнавала себя в человеке, которого она описывала.

«Просто воспринимай себя всерьез» – ее любимый ответ. «Ты совсем не разбираешься в людях. Ты ужасно впечатлительная. Только взгляни на этих никчемных подонков, с которыми ты общаешься. Неужели ты не видишь, что они тебя используют?» Речь шла о той компании, в которой я болталась до знакомства с Томми. Они так и не приняли его, а коли на то пошло, и Кэт тоже.

Конечно, они с Томми понравились друг другу. Но именно из-за Томми мы и поссорились.

Это случилось после того, как он сделал мне предложение. Он остался на ночь, а когда на следующее утро я спустилась в кухню, то увидела, что он составил магнитные буквы на дверце холодильника в слова:

ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ?

Я спихнула все буквы на одну сторону, уронив несколько на пол, и оставила следующий ответ:

НЕТ, СПАСИБО. ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС

Я не хотела его обидеть. Этого я хочу меньше всего на свете. Я думала, он шутит, но выяснилось, что все совершенно серьезно, и я почувствовала себя ужасно. Я бы никогда не оставила ему такой легкомысленный магнитный ответ, если бы знала, что это не игра.

Тем же вечером, за ужином, Томми снова завел этот разговор. Сообразив, что он говорит, я даже перестала жевать.

– Мы знакомы пять лет. И я недавно понял, что не представляю жизни без тебя. Я даже не могу вспомнить, как я жил до нашей встречи. Ты – невротичная, трудная, непредсказуемая женщина, Ли, но ты всегда интересная.

У нас кончилось вино. Мой бокал был пуст. Я взяла бокал Томми и осушила его, придумывая подходящий ответ. Я хотела сказать, что пока не готова к этому. Только и всего. Я ненавижу разговоры о браке. Да, я люблю Томми и хочу, чтобы он был счастлив. Только не уверена, что женитьба на мне – именно то, что ему нужно для счастья.

Не успела я открыть рот, как он продолжил:

– Мне просто невыносима мысль, что ты будешь идти по жизни без меня. Своими страхами ты вгонишь себя в гроб. Кому, если не мне, улаживать все твои проблемы?

Это было так мило, что я, наверное, в итоге сдалась бы и сказала «да», но в этот миг в дверь позвонили, и вошла Кэт. Кажется, никто не понимает одну простую вещь. Временами у меня случался такой прилив любви к Томми, что я была готова согласиться на его переезд.

Но почему-то люди считали своим долгом указать на мое глупое поведение, и в результате я пряталась обратно в свою раковину.

– Ты упрямая ослица, – с порога заявила Кэт, и меня осенило: Томми пригласил ее специально, чтобы она вступилась за него.

– Привет, Кэт. Я тоже очень рада тебя видеть. Не ждала тебя сегодня. Надеюсь, ты принесла вина, потому что у нас все закончилось.

– Томми просил меня зайти и вбить в тебя немного здравого смысла.

– По поводу чего? – Я взглянула на Томми.

– Ты сама знаешь, – пробормотал он.

– Мы любим тебя, Ли, – изрекла Кэт с несвойственной ей высокопарностью. Она присела на край кухонного стола, напротив меня. Чего она хочет? Взять меня в плен? – Вот почему мы здесь.

– Я тронута, – вставила я.

– Не будь такой! – воскликнула она. – Я серьезно. Так больше жить нельзя.

– Как?

– Такой половинчатой жизнью. Наполовину с Томми, наполовину без него. Это несправедливо.

– Несправедливо по отношению к кому?

– Я хотела сказать, несправедливо по отношению к Томми, но на самом деле ты несправедлива и к себе. Тебе пора перевести ваши отношения на следующий уровень.

– Ты говоришь об этом, словно о карьере. Не понимаю, какое тебе до всего этого дело, Кэт. Лучше не вмешивайся! – Я знала, что ступила на минное поле, но они меня спровоцировали. Не трогай меня, и все будет прекрасно. Попробуй влезть не в свое дело, попробуй заставить меня изменить мою жизнь, и спасайся, пока цел. Кэт должна была понимать, что нарушает правила.