– Еще месяц, и ваша кухня рухнула бы в подвал, – радостно сообщил мне рабочий.

– Где мама? – нервно спросила я, ожидая, что она вот-вот выскочит из-под пола и поразит меня молнией.

– Она там, сзади. – Он кивнул в сторону сада. Рядом с ней я увидела Фелисити Вуд, ее подругу по садоводческому клубу. Они шли по черному газону вокруг летнего домика, шагая по пеплу и явно не замечая вони, сохранившейся после пожара. Весной и летом Фелисити приходила раз в неделю с двумя здоровенными мужиками. Стоило им попасть в наш сад, как она сразу начинала ими помыкать. Подстригите газон, выкопайте тут, посадите там, приказывала она, следуя очередному гениальному плану по ежегодному обновлению маминого сада. Сейчас они сгребали лопатами пепел и бросали его в мусорные мешки. Я и так чувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не делала по дому. Но мама сумеет пристыдить меня и насчет сада.

Я вышла наружу. В присутствии Фелисити мама, скорее всего, воздержится от гневной ругани, но, к моему удивлению, она вовсе не казалась рассерженной.

– А, вот и ты, – приветствовала она меня. – Смотри, как чудесно. Все уберут в считанные секунды. Еще я решила попросить Фелисити разбить мемориальный сад для этого бедного мальчика. Установим солнечные часы, купальню для птиц или что-то в этом роде. Хорошая идея, правда? Вот только не знаю, что делать с перестройкой летнего домика. Может, лучше совсем его снести? Не думаю, что мне теперь захочется устраивать тут барбекю. Уже хватит жареного мяса, тебе не кажется?

Я вздрогнула, а Фелисити, казалось, сейчас вырвет. Как похоже на маму: мило предложить устроить мемориальный садик в честь Фреда – и почему это не пришло в голову мне? – а потом все испортить, заговорив о жареном мясе.

– И я заказала гидроизоляцию для всего подвала. И, похоже, как раз вовремя. Правда, некоторое время в доме будет страшно вонять. Но, слава богу, у нас есть твой Томми.

– Томми? – А он тут при чем?

– Он просто ангел. Мы вместе позавтракали после твоего ухода – куда, скажи на милость, тебя понесло в мое первое утро в Лондоне? В любом случае, мы поболтали, и он рассказал мне о своих обязанностях по дому. Поразительно. Я понятия не имела, что он живет здесь, и тут обнаруживаю, что он честно выполняет свою долю работы. Что ж, из нас получится великолепная команда.

Вот так управлять всем и вся – ее стихия. Что бы мы без нее делали? Она приехала весьма кстати. Дайте ей только собрать свою личную опергруппу, и она приведет дом и сад в порядок. Пока мама считает, что незаменима, – она счастлива.

– Эта блондиночка, которая здесь жила, нашла новый дом? – спросила меня Фелисити.

– Да, – сказала я. – По крайней мере, пока я выделила ей комнату в доме.

– Слава богу, она ушла в тот момент.

– О чем вы?

– Ну, она ушла прямо перед тем, как летний домик загорелся. Она была здесь, когда я приехала тридцать первого декабря. Потом я пошла на рынок, кое-что купить, а когда вернулась, ее уже не было. Летний домик был пуст.

– Вы были здесь в канун Нового года? – Ушам своим не верю. Наверное, она и есть та женщина, которую видел свидетель.

– Заскочила на секундочку. Привезла вон ту маленькую статую, – она указала на крошечного каменного херувима рядом с почерневшим кустом. А я и не замечала его. – Я работала в саду в Дорсете и нашла его там. Хозяева сказали, что он им больше не нужен. Я подумала, что он будет прекрасно смотреться у купальни для птиц в саду вашей мамы. Могу поклясться, что звонила вам и сказала, что завезу его.

– Нет, вы не звонили, Фелисити. – Я хотела добавить, что она никогда не звонит перед приходом, но не стала. У Фелисити была привычка являться без предупреждения, в самое неподходящее для работы в саду время. Только представьте, вы, полуобнаженная, возлежите на газоне, принимаете солнечные ванны, и тут появляется Фелисити с мужиками, которые начинают рыть вокруг вас ямы. – Во сколько вы приехали сюда? И во сколько видели Анжелу? А она вас видела?

– Не думаю, что она видела. Шторы были закрыты. У нее был гость, мужчина. Они ушли вместе. Тогда я и увидела ее. Я уже вышла на улицу. Это было около половины пятого, без четверти пять, возможно.

Миссис О'Мэлли не упоминала, что с Анжелой был мужчина. А что сказал Макс Остин, я не помнила.

Мы вошли в дом. Мама осталась в быстро разбираемой кухне, а я поднялась в кабинет подумать о работе. Мне нужно начать книгу, а суматоха и ремонт в доме меня задерживают. Иногда я вставала с постели, шла к столу и начинала писать до того, как испарится драгоценное вдохновение раннего утра и свежесть в голове. Отныне мне придется запирать дверь в маленькую комнату рядом со спальней, которую я нарекла новым кабинетом. Как только Томми завалит своими вещами весь пол в моей спальне, он без зазрения совести вторгнется в мое рабочее пространство. Я уже представляла, как пишу, погрузив ноги в кучу футболок, покрытых коркой высохшего пота. Возвращаясь с утренней пробежки, он всегда бросал их там, где снимал.

Я позвонила Максу Остину, чтобы рассказать ему о Фелисити, но его не оказалось. Не было и Мэри Мехты. Что ж, они сами виноваты, что не позаботились о том, чтобы мне было легко сообщать им жизненно важную информацию. Ни один. Я переписала пленки Сельмы, но вместо того чтобы почувствовать свою значимость, начала считать себя лишней. Сельме не нужен автор-«призрак». Она излагала свои мысли коротко и ясно, и улучшать тут нечего. Конечно, я могу свести материал воедино, но за исключением этого я не понимала, зачем нужна ей.

Мне потребовалась всего минута, чтобы это понять – я обманываю себя. Я точно знала, зачем она меня наняла. Она доверилась мне, я была нужна в качестве громоотвода между ней и Баззом. У меня нет выхода. Я не могу покинуть ее в беде. Но как поступит Сельма, если узнает, что человек, которому она доверилась, уже ее предал?

Весь день я сходила с ума от беспокойства, а около шести явился Макс Остин. Я была потрясена. С тех пор как мы виделись утром, он успел сделать очень дорогую стрижку. Во всяком случае, мне так показалось, хотя я вовсе не специалист по мужским стрижкам. Томми не слишком часто позволяет себе такое. Забирая у него пальто, я заметила, что он еще и переоделся. Он был в штатском, но выглядел весьма элегантно в темно-серых брюках и черном свитере с высоким воротником. На миг я разозлилась. Надо же, я стираю его белье, поскольку у него якобы нет свободного времени, чтобы заняться этим самому, а он все это время делает модные прически и наряжается. А вдруг у него свидание? Может, он едет за женщиной, которая положит конец его одиночеству вдовца. При мысли об отношениях, которые будут разворачиваться следующие несколько недель, я тут же остыла. Но не собирается же он явиться на свидание с бельем? Это неромантично.

Он пристально смотрел на меня, и неудивительно. Бог знает сколько я стояла перед ним, фантазируя про его личную жизнь. Если честно, я очень падка на вдовцов, правда, те, которых мне жалко, обычно сморщенные седые старики, недоуменно бредущие по улице. Надо же, любимая жена, с которой они прожили лет пятьдесят, вдруг их покинула.

– Ваше белье еще в сушилке, – бросила я через плечо, поднимаясь по лестнице. – Если не возражаете, поднимемся ненадолго в мой кабинет. Скоро он станет единственной комнатой в доме, в которую безопасно входить. Мне надо вам кое-что рассказать. – Я вдруг смолкла и повернулась к нему. Он стоял на лестнице позади меня. Довольно необычно смотреть на него сверху вниз. На самой макушке у него была крошечная лысина. – Я забыла предложить вам выпить. Что вы хотите? Или вы на службе?

Он улыбнулся.

– Нет, я не на… э-э-э… службе, – Макс говорил так, словно это не имеет значения. – Я пришел забрать белье. А пока мы ждем, когда ваша сушилка закончит работу, я с удовольствием выпью виски с водой, полный стакан. Спасибо. Знаете, – продолжал он, и его унылое лицо оживилось. – В прошлом году у нас было одно дело. В сушильной машине мы нашли труп женщины. Мы вычислили этого типа и отправились к нему домой, чтобы арестовать. Он только ее разрезал. Швырнул все в сушилку – вместе с бельем – и включил. Потом бросился наутек. Можно подумать, сообразил, что вся одежда станет красной. Это была «Миле». Сэди всегда говорила, что это самые лучшие сушилки.