— Слушаю.

— Вырождение шло полным ходом. Верхние конечности, незнакомые с орудиями труда, стали слабенькими, а нижние от малоподвижной жизни превратились в тумбы. Зубы от мягкой пищи атрофировались. Неупражняемый мозг постепенно разгладился и сохранил лишь элементарные животные инстинкты. Они разучились говорить — им нечем было обмениваться. Кстати… Мне почему-то кажется, Алеша, что эти странные звуки перекатываемых банок — речь их предков. А? В памяти Центра сохранилась ее запись, и когда Центр услышал нашу речь, он, естественно, попытался перевести ее на свой язык. Вернее, на язык своих создателей. Вы не находите? Эту речь никто из этих идиотов уже не понимает; но… Я наблюдал за Севастьяном. Когда затарахтели банки, он замер на месте и четыре минуты — я засек — тупо слушал. Что это? Смутный далекий инстинкт? Или, как раньше говорили, зов крови? — Резницкий задумался. — Кстати, о крови, — продолжал он. — Они холоднокровные. Вырождаясь, они все больше и все быстрее приближаются к ящерам, от которых, вероятно, некогда произошли. В этом смысле, дорогой мой Алеша, показателен хвост. Рудиментарные нижние позвонки у них превращаются в хвостик. Мне удалось прощупать у одного детеныша целых семь позвонков, а у Севастьяна в хвосте — шесть. Понимаете? Им предстоит сделаться длиннохвостыми ящерами, и, возможно, настанет время, когда они опустятся на четвереньки. Ужасный, чудовищный регресс…

Ломкий голос Резницкого одиноко звучал в мертвой тишине райской рощи. Охваченный исследовательским пылом, Сергей Сергеевич не замечал, как страдальчески исказилось лицо Новикова.

— Теперь о колесе. Это дьявольский замысел, Алеша, просто дьявольский. Вы сами видели, они откладывают яйца. Роботы подбирают их и, видимо, уносят в какой-то инкубатор. Когда юное поколение подрастает и начинает пользоваться кормушками, тогда появляются лишние рты — и учащаются несчастные случаи на колесе. Вы правы, это запрограммировано. Центр ведет точный счет населения и уничтожает лишних… И все же они каждый день лезут кататься. Создатели колеса позаботились о минимуме острых ощущений — чтобы эти жалкие существа не теряли интереса к жизни. Элемент опасности, риска — как некий стимулятор жизни. Понимаете?

— Довольно! — заорал Новиков на всю рощу. Он исступленно заколотил кулаками по траве, лицо его было страшно. — Всю душу вымотали!.. Вы понимаете, черт вас возьми, что нагл не выйти отсюда?!

Резницкий изумленно уставился на него.

— Не хочу быть хвостатым идиотом, не хочу! — Новиков бросился« ничком на траву: рыдание сотрясло его тело.

— Перестаньте, прошу вас… — Сергей Сергеевич тронул его за плечо. — Нас не оставят в беде…, Перестаньте…

И еще сутки прошли. Утром Резницкий вызвал «Юрия Гагарина».

— Не знаю, что делать, Павел Иванович, — кричал он в микрофон. — Мы не видим выхода… Что? Не слышу!.. — Он не различал ответных слов, бесконечно далекий голос Прошина затухал. — Павел Иванович! — надрывался Резницкий, отчаянно цепляясь за последнюю ниточку надежды. — Павел Иваныч!.. — Товарищи! Товарищи, не слышу…

Он швырнул трубку и пнул ногой теперь уже бесполезный ящик рации. Крепко потер виски ладонями. Рядом прохаживался Севастьян со своим карандашом, всем видом показывая, что готов к новым экспериментам. Сергей Сергеевич даже не взглянул на него. Долго сидел он, уронив голову в ладони, пытаясь упорядочить встревоженную скачку мыслей.

Новиков безучастно лежал неподалеку, закинув руки за голову и закрыв глаза. Он и двух слов не произнес за истекшие сутки.

Резницкий встал и подошел к нему.

— Вот что, Алексей. — Он попытался говорить бодро. — Надо идти в Центр.

— Не пойду. — Новиков даже глаза не раскрыл.

— Нет пойдете. Вы, кибернетист! Противно на вас смотреть. Спасовали перед простой электронной машиной!

— Уйдите.

— Сейчас же вставайте! — крикнул Сергей Сергеевич, и голос его дал петуха на высокой ноте. — Я не верю, что нельзя справиться с этой проклятой машиной. Мы — люди!

— Мы — люди, — откликнулось четкое эхо.

Тишина…

Резницкий напряженно размышлял, стоя над Новиковым: «Схватить его под мышки и рывком поднять… Нет, он сильнее меня. Да и нельзя так… Мы люди, вот именно. Надо его убедить…».

Тут его внимание отвлекло какое-то движение в роще. Между деревьями летели роботы, все в одном направлении, их полет сопровождался долгим свистящим звуком. Серые существа поплелись вслед за роботами. Они шли гурьбой, тяжко и медленно передвигая ноги-тумбы, и Севастьян тоже направился в ту сторону.

— Алеша, — сказал Резницкий, — что-то происходит. Идиоты уходят. Пойдемте посмотрим, в чем дело. Я очень прошу.

Новиков открыл глаза. Приподнялся на локтях. Да, творится что-то необычайное. Он молча встал, откинул нечесаные волосы со лба.

«Как у него запали щеки, — подумал Резницкий, — и под глаза ми круги… Да и я, наверное, выгляжу не лучше…»

Разведчики пошли за стадом серых существ, и Резницкий пытался на ходу подсчитать число обитателей райской рощи.

Через три четверти часа они, обогнув рыжий холм, вышли к каменистому обрыву. Здесь, под обрывом, простиралась ровная площадка, разведчики уже видели ее во время первого обхода зоны, тогда она не показалась примечательной. Теперь по площадке прохаживались, ковыляя на манипуляторах, штук восемь роботов. Серые существа расположились на краю обрыва, и разведчики тоже сели — рядом с Севастьяном. Судя по всему, предстояло какое-то развлечение. Центр выполнял свою программу.

— Гляньте-ка. — Резницкий показал на склон холма, замыкавший площадку с противоположной стороны.

В склоне чернела дыра — не второй ли вход в тот самый туннель, куда роботы загнали зверей и вездеход?…

Это предположение вскоре подтвердилось. Роботы выстроились в две шеренги возле туннеля, ни дать, ни взять, как служители в цирке, и тут из туннеля на площадку полезло зверье. Опираясь на толстые конические хвосты, динозавры медленно разбрелись по площадке. Маленькие головы беспокойно крутились на длинных шеях, — не головы, а сплошные многозубые пасти.

— Здорово! — восхитился Резницкий. — Выдерживали ящеров в туннеле, чтобы они изголодались, а теперь устроят бойню! На потеху райским жителям…

Он застрекотал кинокамерой.

У входа в туннель произошла заминка. Целая стая ракеток слетелась туда. И вот, окруженный роботами, из туннеля выполз вездеход. Он зарывался неподвижными траками гусениц в песок, он как бы сопротивлялся, бронированный упрямец, и было похоже, что роботам приходилось нелегко. Они оставили вездеход метрах в трех от туннеля, а сами отошли в сторонку и замерли, будто отдыхая и перекуривая.

— Он, вроде бы, в порядке, — сказал Резницкий, любовно глядя на вездеход. — А что, если мы спрыгнем вниз и заберемся в него? И на большой скорости, а, Алеша?…

— Смотрите! — Новиков подался вперед.

Один из роботов вышел на арену и остановился между двумя динозаврами. Он замешкался, решетчатая лопасть ракетки повернулась налево, направо… Затем робот направился к тому динозавру, что сидел слева. Животное попятилось, оскалило жуткую гость. Робот подошел к нему вплотную и вдруг выбросил вперед руку-манипулятор. Динозавр повалился на бок. Несколько судорожных ударов хвостом по песку — и все было кончено.

Подлетело еще несколько роботов, они быстро разрезали огромную тушу на куски. Затем все роботы покинули арену, замерли у входа в туннель.

Стрекотала короткими очередями кинокамера Резницкого.

Динозавры зашевелились, их шеи тянулись туда, где в коричневой луже крови лежали куски мяса. Сосед растерзанного зверя, бороздя тяжелым хвостом песок и вертя головой, подошел и начал торопливо жрать, придерживая мясо короткими передними лапами. Тогда и другие звери поспешили принять участие в кровавом пиршестве. Те, кто опоздал, стали выхватывать куски у жующих, — и произошло неизбежное.

— Ну и ну! — выдохнул Новиков, глядя, как голодные чудовища молча рвали и пожирали друг друга. — Ликует буйный Рим…