— Дела.

— Дела, — без улыбки повторила Лена, — мужские дела.

— Похоже, вы друзья с Сергеем?

— Да, — ответил я удивленно. Мне представлялось, что она более осведомлена о делах, касающихся Сергея. — Мы вместе и живем, и работаем. Так сказать, два аргумента одной и той же функции.

Лена — в молчаливом вопросе подняла свои соболиные брови.

— У Сергея умер отец, — пояснил я, — вот он и пригласил меня в компаньоны.

— Владимир Михайлович умер, — в спокойном раздумье проговорила молодая женщина, — а я и не знала. Как же выглядит теперь эта квартира?

Мне понравилось, что она не высказывает банальных сожалений, а поэтому предложил:

— А вы заходите и посмотрите.

Она вскинула на меня глаза.

— Вы думаете, это удобно?

— А почему бы и нет?

Лена с улыбкой разглядывала меня.

— Сергей рассказывал вам обо мне? — Нет.

— Нет, — повторила она, рассеянным жестом поправляя волосы, — жениться-то он по крайней мере думает?

— Жениться? — удивился я. — Полагаю, что нет.

— А почему вы так полагаете?

— Чтобы жениться, как минимум, нужна невеста.

Лена рассмеялась.

— Как минимум! Вы чудак. А максимум?

Я пожал плечами.

— И как максимум. Это условие и необходимое, и достаточное.

Тут на мое счастье дверь кабинета отворилась и показались «мужчины». Сергей сразу же стал прощаться и, как не удерживали его Гершины-Горины, стоял на своем, ссылаясь на дела и занятость.

— Заходи, Сережа, — сказала на прощанье Лена, — заходи не по делам, а просто так.

— А если по делам — так нельзя? — прищурился в улыбке Сергей.

На улице шел дождь, мелкий и частый, словно просеянный сквозь тончайшее сито, спрятанное где-то в рыхлой толще хмурых облаков. Сергей покосился на сырое небо, поежился и вдруг предложил:

— Пойдем пешком?

— Пойдем, — согласился я.

Я люблю бродить по городским улицам дождливыми вечерами. Когда идет дождь, на улице меньше народа, больше простора и света. Горят фонари, светятся окна домов, мокрый асфальт и лужи отражают разноцветье реклам, блестят брызги, разлетающиеся из-под колес автомашин, которые мчатся в сверкающую темноту с каким-то особым влажным шорохом.

— О чем говорил с тобой этот леопард? — спросил я.

— Кто — кто?

— Да Гершин-Горин!

Сергей захохотал.

— Верно, — подтвердил он с удовольствием, — настоящий леопард. Гибок, цепок и умен.

— Умен, — согласился я, — но самонадеян.

Некоторое время мы шли молча. Про себя я отметил, что Сергей так и не сказал мне, о чем они говорили с Гершиным-Гориным

— Гершин подойдет… — сказал вдруг Сергей. — Для формирования новой науки как раз и нужен такой хваткий и пробивной мужик,

— Делец, но с головой. И он прав, кибернетике и психиатрии давно пора заключить брак, если не по любви, то по расчету.

Ртутные лампы фонарей сверкали в темноте с пронзительной яркостью. Даже частая сетка дождя не могла смягчить и утеплить этот холодный голубоватый свет. Но на расстоянии нескольких шагов фонарь вдруг расцветал, окутываясь радужным синеватым ореолом и становясь похожим на гигантский сказочный одуванчик.

— Сергей, — спросил я, — скажи по совести, зачем ты меня таскал с собой?

Гранин остановился на полушаге, внимательно посмотрел на меня и снова пошел вперед.

— Счастливый ты человек, Николенька, — с завистью сказал он в воротник плаща.

Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, но Сергей молчал, сосредоточенно глядя себе под ноги. Я пожал плечами и посмотрел вверх. Дождь был такой густой, что лицо мое сразу стало мокрым. Сумеречное небо висело так низко, что если разбежаться и подпрыгнуть как следует, то определенно можно было достать его рукой.

— А все-таки мы ухватились за ниточку, которая ведет к логосам, — довольным тоном сказал Сергей, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко мне.

— Предложим Шпагину ставить на них коробки скоростей? — усмехнулся я.

Гранин хмыкнул, оценив шутку.

— И Гершин, и твой Михаил определенно говорят одно и то же, только иллюстрируют на разном материале. Но что они говорят, черт их подери?

— Они говорят, — в раздумье ответил я, — что ящерицу в известном смысле можно считать сумасшедшей, безумной кошкой.

— Верно, — с удовольствием подтвердил Сергей и пожаловался: — Я чувствую, обоняю, осязаю, что разгадка бродит где-то в темноте совсем рядом с нами. Слышишь?

Он остановился, подняв руку и прислушиваясь. Прислушался и я. Вздыхая, ворочался и невнятно бормотал что-то большой засыпающий город. Шуршал и позванивал тихонько мелкий дождь. Недовольно ворчали озабоченные автомашины, несшиеся по улице бесплотными черными тенями все дальше, дальше и быстрее. Звонко цокали каблучки тоненькой девушки, закутанной в блестящий мокрый плащ.

— Слышишь? — повторил Сергей, снова трогаясь в путь. — Разгадка бродит рядом, но она пуглива, и стоит приблизиться, как она тут же скрывается.

— Фантазер ты, Сергей.

— Фантазер, — согласился Гранин и вдруг добавил с оттенком раздражения. — Стоит ли только искать ее, разгадку?

Я даже приостановился.

— Как это — стоит ли? Мы обещали Шпагину!

— Что из того? Мало ли что обещают.

— Да ты что?

— Ничего.

Гранин посмотрел на меня:

— Тебе сколько лет?

— Двадцать восемь.

Сергей пнул ногой спичечный коробок, он скользнул по мокрому, искрящемуся асфальту, шлепнулся в лужу и поплыл.

— А мне тридцать три. Понимаешь? Тридцать три года. А у меня ни жены, ни детей, ни семьи. Ничего и никого нет. Только наука: математика, логика, кибернетика. Загадки. Разгадки. И нет им конца.

— У тебя есть друзья, — хмуро сказал я.

— Что такое друзья? Мнимые части комплексных чисел.

Он засмеялся и тряхнул меня за плечо.

— Я шучу, Коля. Осенью у меня часто бывает шутливое настроение. Особенно, когда идет такой вот приятный дождь, а желанная разгадка никак не дается в руки. Но ты гений, Никола.

— Ты о чем? — подозрительно спросил я.

— О друзьях, — он огляделся. — Или я окончательно осел или это где-то совсем недалеко. Пошли!

— Куда?

— К друзьям! В гости!

…Мы долго шагали вверх по полутемной лестнице. Я начал было считать этажи, но сбился, и, может быть, из-за этого мне казалось, что мы карабкаемся куда-то слишком высоко. Сергей, легко шагавший впереди, вдруг остановился и поднял палец.

— Музыка? Это определенно у Федора.

Сергей прибавил шагу, и скоро мы остановились у обыкновенной, ничем не примечательной двери. Я с трудом переводил дух, но тем не менее разобрал, что музыка звучала именно за этой дверью: шейк, казачок, а может быть, самба или липси, я плохо разбираюсь в современных танцах, мне почему-то кажется, что вся эта музыка более или менее одинакова. Сергей длинно позвонил.

За дверью послышались приглушенные голоса, шум, смех. Потом смех внезапно оборвался, и после внушительной паузы девичий голос с напускной строгостью проговорил: «Сумасшедший! Да пусти же!».

— Звукопроницаемость самой высшей кондиции, — резюмировал Сергей и позвонил еще раз, теперь уже коротко.

Почти в тот же самый момент дверь распахнулась и на пороге показался молодой здоровый парень в военной форме, но без кителя и галстука — в одной рубашке с капитанскими погонами на плечах. Вид у капитана был очень веселый, на лбу блестели капельки пота, а из-за его плеча выглядывала девушка с пушистой челкой, налезавшей на блестящие лукавые глазки.

— Вы к нам? — спросил капитан и, не дожидаясь ответа, радушно пригласил: — Заходите! — Говорил он громко, потому что стонущая, всхлипывающая и вскрикивающая музыка заполнила теперь всю лестничную клетку.

— Заходите-заходите! — поддержала девушка. Ей не стоялось на месте, она легонько пританцовывала под музыку и посматривала на нас с Сергеем с таким видом, точно мы должны были тут же показать ей какой-нибудь фокус.

— А сюда ли мы попали? — спросил Сергей.