Она ласковая.

Мама любит, когда мы с папой приезжаем неожиданно к ней на работу.

На работе мама готовит нам кофе с бутербродами.

Я с нею играю, работаю на компьютере. Смотрю с нею, как собака-акробатка прыгает, бывает в разных весёлых позах. Собака ж механическая!

При прыжке собака переворачивается в воздухе и опускается то на ноги, то на бок, то на нос, то на спину.

Поиграю с мамой, поработаю на компьютере, и мы отправляемся все вместе в Измайловский парк (это совсем рядом), где я с мамой катаюсь по кругу на паровозе, на качелях.

Мне с мамой всегда хорошо.

Я даже сплю с нею в ночи под выходные и праздничные дни.

Забывчивая

– Мам, а как я залез к тебе в животик?

– Я, сынок, уже и не помню…

– Какая ты забывчивая! Если я понапихаю в карманы к себе какие железяки, я всегда помню, откуда они взялись.

Мы просто обнялись любвя

После болезни пришёл я в свой второй бэ и сразу нарвался на приключение.

Увиделись с Димой Черкасом. Мы просто обнялись. Он меня не так крепко обнял, как я его. Целую ж неделю не виделись!

Я просто обнял Димкулю любвя!

А Лариса Соломоновна ничего не поняла.

Она вообще никогда ничего не понимает! Стала нас растаскивать. Боялась, будто мы собирались задраться. Хотела раскидать друг от дружки на части. И не смогла растащить.

Какая она слабу-улька-булка… эта наша Ба! Шилова!

Ручка

– Сын, я же просил тебя в новом дневнике не писать что попало. Это что за кривуляка?

– Я её не писал. Это ручка нахулиганила. Сама упала на дневник и тут же дневник превратился в грязник. Вот доем твой красный борщ, ух изобью её! Писать ею не буду! Пока хорошенечко не попросит!

Реформатор

– Пап, почему ты не стал учителем? А я хочу!

– А кто ещё вчера горел стать водителем?

– Ну и что? Я и сейчас хочу стать водителем. Один день учителем буду работать. Один день водителем. У меня в школе ребята будут в два раза меньше получать двоек. Потому что через день будут учиться. И отдыхать через каждый день!

Откуда берутся подарки?

– Вик, я сегодня не спал до четырёх часов. Родители уложили меня, ушли. А я потихошку встал у себя в комнате, включил одну синюю слепую лампочку и написал письмо Деду-Морозу. Ты не писала?

– Не тупи! Что я, с головки съехала? Я со старичьём не переписываюсь. Я старчикам записочки не шлю!

– А я написал. Знай, Дедко-Мороз, что именно мне дарить! Я так и настрогал в блокнотике Микки-Мауса: «Дедушка Мороз! Подарите, пожалуйста, пёсика, кошечку, книгу „Змея вытянутая“, настоящую железную дорогу, гирлянду в 399 огней, лифт игрушечный, этажерку в шесть этажей, дом в восемь этажей, 15 журналов». Приставил нарядное послание к ёлке на столике. Лежу жду. Я хотел подглядеть, как Дед-Мороз принесёт мне подарки. А Дедоня всё не нёс, не нёс… Я и засни. А просыпаюсь – под моей ёлкой в моей комнате на столике ксилофон, альбом-календарь про далматинчиков моих любимых… А рядом на стуле че-ты-ре книжищи Акимушкина «В мире животных»! Там и про змей, вытянутых и скрюченных, там и про червей!.. Про что и не хочешь! Столик не выдержал бы этих животных и упал. Потому книжки положили рядом на стул.

Я просил совсемушки мало! Потому что всё у меня есть. Собак-кошек книжных, конечно, у меня полный угол. И гирлянды по всей моей комнате, по кухне. И железная дорога с гудящим паровозом есть. А новую я попросил так, про запас… Да и не про запас. А просто так. Писал, что на ум набежало, и побольше. Чтоб я смог располучше рассмотреть Мороза, пока он будет читать. А напиши мало – быстро уйдёт! Накрутил с вагон – всё равно не увидал даже! Деда-Мороза я не видел. А откуда тогда подарки свалились? С неба?

– С Меркурия!

– С созвездия Гончих Псов!

– С Солнца!

– С Солнца сгорят!

– А может, с Марса?

– Гриш! А ты не пробовал очутиться на Марсе? А я была на Марсе! В бочку напихала бенгальских огней, хлопушек там разных. Всё подожгла и меня вместе с бенгальскими огнями подбросило на Марс! А ты не пробовал туда попасть? Хоть с этим приплюснутым Санта-Клаусом?

– Да что мне твой сом! Я не пойму, как подарки попали ко мне!

– Мне кажется, подарки свалились с девятого этажа. Там в полу образовалась дырка, и в ту дырку подарки слились к тебе.

– А дырка большая?

– Не помню…

– Я говорил маме: «Прикинься спящей с двадцати трёх сорока пяти до нуля часов двух минут. Не забывкивай. Как Дед-Мороз отдаст подарки, так и открывай глаза!» Не успела прикинуться. Осталась без подарка. Только папа ей утром подарил несчастную, худую пилочку для ногтей. Но разве это подарок?

Я лёг за три минуты до полуночи, можно было и позжей лечь. Пока Дед обнесёт весь наш дом… Пока докувылькает до нашего четырнадцатого подъезда, можно два раза выспаться! Но я до всех четырёх часов не заснул. Дедоня так и не пришёл.

Вчера дедушка президент Ельцин сам отставился, и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…

1 января 2000. Суббота.

Новый век? Старый век!

С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:

– Что такое календарь?

– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.

– А-а-а… А я не знал…

– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!

– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!

– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…

10 января 2000. Понедельник.

Как залетел ко мне в дневник чужой гусь

Россия– родина слонов в посудной лавке.

Николай Журавлёв

Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.

Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.

Сегодня я начал издалека.

– Пап, что больше? Восемь или один?

– Конечно, один.

– А если хорошенько подумать?

– Ну… пока восемь…

– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…

Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:

– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..

Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!

– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!

– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.

Я промолчал.

Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.

Ну… Думает она год, думает два.

Я спрашиваю:

«Что вы так длинно думаете?»

«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»

Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!

Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.

– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала, я б сам спокойно поставил ей двойку! А она мне её переадресовала. Ручка её – старый адрес. А мой дневник – новый адрес…