— А то, что он вытворяет со своими клиентами? Им нужна психологическая помощь, а не советы психа.

— Они все равно рано или поздно покончили бы с собой.

— Вовсе нет. И ты сама прекрасно это знаешь. Почти всем им можно было бы помочь. Но даже если не брать их, остается еще Тецуо и его жена. Они не были похожи на самоубийц. Они хотели заработать денег и уехать в Америку. А твой братец их убил. Хотя они ему ничем не мешали… Зачем он это сделал? Что, тоже часть какого-то замечательного плана?

— Тецуо — это кто? Что-то знакомое… — она хмурит брови.

— Ты разве не знаешь Тецуо? Этот тот парень, за убийство которого разыскивают меня. Хотя, как я думаю, должны разыскивать твоего братца.

Она все хмурится. Кусает губу, щурится, постукивает себя задумчиво по кончику носа. Короче, делает вид, что пытается вспомнить что-то очень важное.

Дешевка, думаю я. Для нее все это не больше чем занимательная игра, в которую играет ее братик.

Тут ее лицо светлеет:

— Ну, конечно! Вспомнила…

Да неужели?

— Он как-то заходил к нам пару раз. Мне он сразу не понравился… Мерзкий тип. К тому же, наркоман. Это я приказала Такэо убить их. Он меня во всем слушается. Пошел и убил. Так что здесь нет его вины. Это моя идея…

Ну да, маленькое семейное дело. Кто-то открывает табачные лавки, кто-то убивает людей. Дело вкуса, безусловно.

Но если быть совсем честным — я растерян. Еще один неожиданный поворот. Если, конечно, она не лжет, чтобы выгородить братца. Хотя зачем ей это нужно, я ведь не судья… Мне можно спокойно говорить правду. Скорее всего, мое пребывание в этом доме и на этом свете вообще очень долго не продлится. Во всяком случае, Такэо ведет себя со мной так, словно в этом уверен. То есть слишком дружелюбно и слишком откровенно.

Теперь выходит, что не он один решает, кого отправлять к праотцам.

Мда… два психа — это круто. Тут шансы выжить практически сводятся к нулю.

— Ты серьезно? — спрашиваю я, чтобы хоть что-то спросить.

— Конечно, — кивает она. — Разве Такэо не говорил тебе? Впрочем, на него это похоже… Он всегда защищал меня. Даже когда мы были совсем маленькими, стоило мне напроказничать, он брал вину на себя. И всегда его наказывали…

— Как трогательно, — бормочу я.

Какие трогательные родственные чувства у двух убийц…

— А твои шуточки с якобы случайно перепутанными адресами? К чему был этот дурацкий спектакль с предложениями поймать маньяка и прочим? Тоже твоя идея?

— Разве тебе не было весело? — спрашивает она, подняв бровь.

Честно говоря, я не могу понять, издевается она или говорит серьезно. Понятно, что у всех разное чувство юмора. Но это, кажется, перебор. Даже для чокнутой художницы, сестры чокнутого психолога.

— Мне не было весело, — говорю я. — Не поверишь, я даже сейчас не вижу ничего смешного в этом. Зачем ты играла со мной в жертву маньяка?

— Не знаю… Мне казалось это неплохой шуткой, — она смущенно опускает глаза. — Жалко, что я дала тебе всего четыре адреса. Ты так быстро все понял… Но больше я не смогла придумать.

— То есть все это из-за желания посмеяться?

— Я думала, ты поймешь и тебе тоже будет весело. И потом, Такэо меня попросил немного поиграть с тобой, прежде чем сам с тобой встретится. У него так много дел… Иногда приходится ему помогать. Но это ведь правильно, да? Родные люди должны помогать друг другу, верно?

Я молчу. То, с чем я столкнулся в этом доме, лежит вне пределов моего понимания. А я-то думал, что уж чего-чего, а психов я повидал…

— Не держи на Такэо зла, — мягко говорит Муцуми. — Он очень хороший.

— Твой хороший братишка стал причиной смерти не одного десятка людей. Про них наверняка кто-то тоже говорил, что они хорошие…

— Хватит! Ты ничего не понимаешь.

— Ага. Может быть, я ничего не понимаю в ваших сумасшедших планах. Но знаю одно — при первой возможности я засажу Такэо за решетку. Даже если самому придется сесть в соседнюю камеру.

— Ну, это будет не так-то просто, — она выпячивает нижнюю губу. — Пока что для полицейских убийца — ты.

— Плевать.

Это я храбрюсь. На самом деле мне вовсе не хочется угодить лет на тридцать в тюрьму. В тот момент, когда мне наденут наручники, можно будет смело сказать, что моя жизнь закончилась. Не то чтобы я ею уж очень дорожу. Но провести остаток дней в камере и там подохнуть — не самый лучший вариант. Очень даже дерьмовый вариант, если уж говорить прямо.

Стоят ли все эти Номер Восемь, Номер Десять и Номер Восемьдесят Четыре того, чтобы я вторую половину жизни проторчал в тюрьме? В конце концов, мы даже не знакомы толком… В конце концов, не я тащил их в группы психологической поддержки Судзуки Такэо. В конце концов, в том, что у них вообще возникли мысли о самоубийстве, виноват не я.

Не я, не я, не я…

Меня могут убить, меня могут сдать полиции, если я хоть раз сделаю что-нибудь неправильное. Например, выведу из себя Муцуми своими дурацкими детскими угрозами. Я это прекрасно понимаю, и отчаянно боюсь. Я не готов принести себя в жертву. Но отморозок, сидящий внутри, дергает меня за язык, и я послушно говорю:

— Да мне плевать!

Вот она — свобода выбора. Вот она — альтернатива.

— Посмотрим, — пожимает плечами Муцуми, отчего ее родинка на шее делает резкий скачок. — Только ты учти, если мы поймем, что ты представляешь угрозу нашему делу, придется тебя убить. Вынужденная мера.

Она произносит это, как школьница — старательно вызубренный урок.

— Да что же это за дело? Вы все с загадочным видом болтаете о каком-то деле и никто не может толком ничего объяснить. Что, борьба за свободу всех психов мира?

— Революция сознания, — коротко отвечает Муцуми.

— Какая еще революция?

Но она ничего не отвечает. Просто смотрит на меня с минуту, а потом встает и выходит из комнаты. Когда я вижу ее затылок, воздушные завитки волос на тонкой белоснежной шее, во мне просыпается чудовищное желание схватить эту шею руками и сжимать, пока не хрустнут позвонки.

Похоже, им и из меня удастся сделать чокнутого.

Революция сознания! Подумать только…

Моя первая попытка действовать. Первый акт гражданского неповиновения.

Это происходит на очередном сеансе групповой терапии. Такэо обрабатывает новичка. Номер Двенадцать. У Двенадцатого проблемы с лишним весом, заниженная самооценка и слишком развитое супер-эго. Не попади он сюда, у него были бы все шансы как-то справиться со своей депрессией. Но Такэо говорит:

— А зачем вообще жить такому жирному уроду? Это что, приносит кому-то радость? Кто-то счастлив видеть твою заплывшую жиром физиономию? Кто-то благодарен тебе за то, что ты трясешь перед ним своим пузом? Ты эгоист, дружок. Ты думаешь только о себе и плевать хотел на окружающих.

Парень, похожий на разъевшегося бегемота, сопит, опустив голову. Со своего места я вижу, как его зад свисает по бокам пластмассового сидения, вижу его коротко стриженый затылок с толстенными складками кожи, блестящий от пота. Но с каждый вопросом Такэо, эта жирная туша съеживается, будто втягиваясь внутрь себя.

Остальные сидят, погруженные в свои мысли. Их не волнует ничто, кроме собственных проблем. Какое им дело до еще одного неудачника?

Зато Такэо сегодня в ударе. Он говорит и говорит. Глаза светятся любовью и лаской, мягкая отеческая улыбка не сходит с губ. Если выключить звук, можно подумать, что он рассказывает, как прекрасно будет жить в мире, в котором безраздельно царит доброта. Но звук не выключается и я слышу:

— Сам подумай, если твоя жизнь не приносит никому счастья, может, осчастливит твоя смерть? Может, когда ты умрешь, кто-то вздохнет с облегчением?

Вот тут-то я прячу пустую фляжку в карман, встаю и, слегка пошатываясь, выхожу на середину круга. Такэо замолкает и удивленно смотрит на меня. Наконец-то мне удалось его удивить. Хоть немного…