Гуманизация ныне шагнула очень далеко - из названия много раз переименованной пенитенциарной системы напрочь выбросили трудовую компоненту. Теперь в колонии можно предаваться развращающему безделью, которое никогда и никого не приводило к добру, воспитывая только изощрённые навыки паразитирования и создавая новые преступные контакты и устойчивые связи тех, кому выпало вместе «чалиться».

Сейчас введено множество «гуманистических» новшеств: отпуска из мест лишения свободы - на фоне лишения трудовых оплачиваемых отпусков трудящемуся люду (!); телевизионное мракобесие, способное разложить, разъесть не только морально деформированного субъекта, но даже вроде бы железно-нравственного человека; сохранение трудового стажа в годы отбывания срока; выплата осуждённым пенсий; пользование - полулегальное и легальное - сотовыми телефонами; практически неограниченное подкармливание посылками и передачами; другие формы поддержки со стороны «братков», переплетённых с властными фигурами. Когда читаешь об этих противоречащих здравому смыслу безумствах современного законодательства, поневоле приходишь- к выводу, что юридические начётчики и прочие дилетанты из депутатского корпуса, кропающие и принимающие законы, либо одержимы взаимной тягой преступной солидарности, либо заранее подстилают себе соломку на случай, если придётся «упасть» в зону...

И вот какие получаются «ножницы»: сиропная гуманизация в отношении преступного мира (в т.ч. в местах лишения свободы) пересекается либо имеет обратную сторону бесчеловечной дегуманизации сил подавления любых протестных выступлений народа, что мы наблюдаем всё больше и чаще.

Чёрные маски-«намордники», которых в сталинские времена у подлинно народной милиции не было и не могло быть, дубинки-«демократизаторы», щиты, слезоточивые и иные (обездвиживающие) газы, водомёты и пули со смещённым сердечником, множество новых, ещё недавно неведомых широким массам технических средств - всё это дано на вооружение омоновским и спецназовским роботам, выдрессированным только в одном направлении - давить, бить, ломать, крушить перед собой всё и всех - хоть стариков, хоть женщин, хоть подростков. И даже юных девушек... У них даже профессиональный сленг схож с уголовным.

Человек, мыслящий категориями чести, совести, подлинного гуманизма, гражданского и мужского достоинства, не наденет чёрный «намордник» и не поднимет чёрную дубинку на безоружного старика. Но этот трусливо-подлый стиль взаимоотношений властей с народом сегодня в т.н. силовых структурах культивируется и насаждается последовательно и упорно. Таковы гримасы лживой «демократической» гуманизации! Ведь бандитов, воров, насильников ловили и обезвреживали всегда, во все времена. Но этим занимались мужчины, не прятавшие своих лиц перед преступниками любых «мастей», а не пакостливые хорьки и шавки, набрасывающиеся стаей и кусающие из-за угла. И гуманистические принципы требуют, чтобы те «блюстители» законности, которые ломают руки и рёбра безоружным участникам протестных акций и совершают «оперативные» налёты на квартиры и другие объекты (с сопутствующими избиениями и надругательствами над беззащитными людьми), не прятались под «намордниками» от ответственности за совершаемые насилия, а были досягаемы для воздействия Закона, которое рано или поздно должно настигнуть негодяев.

Отвечая А. Трибунскому («Дуэль», №10), хочу подчеркнуть, что, во-первых, он затронул очень важную тему, требующую обстоятельного обмена мнениями, а во-вторых,  что любую прекрасную, перспективную, нужную идею можно довести до абсурда (заставь дурака богу молиться...). Это бывает наиболее вероятно - и даже неотвратимо, когда усугубляется разрыв между теориями дилетантов и практикой профессионалов. Именно излишняя, нередко непродуманная гуманность правоохранительных институтов Советской власти - в том числе и в сталинский период - во многом повинна в том, что впоследствии расплодилось столько трусливых мерзавцев, поднимающих грязную звериную лапу на народ и его отдельных граждан, не согласных с творимым в стране произволом и насилием. А также грабящих и обворовывающих народ.

В. КОВАЛЁВ,

 заслуженный врач России

Хотелось бы сделать дополнение по поводу одной из публикаций в «Дуэли» (№ 10, статья «Стрельнинско-Петергофский десант», автор Р. Б. Жданович).

Обращает на себя внимание фраза: «Возле Урицка танкисты остановлены были моторизированными частями немцев, имевшими в своем составе кинологический взвод с собаками-подрывниками». Не перепутал ли Жданович их кинологический взвод с нашим кинологическим взводом? Дело в том, что до сих пор считалось, что использование собак для борьбы с танками – это сугубо наше изобретение. Еще в 1930 году в Ульяновской окружной школе Приволжского военного округа слушатель курсов подготовки Шошин предложил использовать собак для подрыва танков. Другой слушатель, Ниц, разработал противотанковый вьюк для собаки. В 1931 году была начата дрессировка первых собак-истребителей танков.

Сущность противотанковой службы собак заключалась в следующем: животное, снаряженной противотанковым вьюком (специальной сумкой со штырем-взрывателем, в карманах которой размещалось около 4 кг тротила), пускалось с дистанции 75-150 м навстречу движущемуся танку противника. Приблизившись к машине, собака подныривала под днище, после чего срабатывал взрыватель и происходил взрыв.

Методика подготовки собак-истребителей танков (СИТ) предусматривала обучение собаки подныриванию под днище движущегося танка. Сначала собаку приучали принимать пищу вблизи от танка, стоящего с включенным двигателем, затем ставили миску с едой под днище. Когда собака приобретала устойчивый навык подбегания под танк (или пробегания под ним), ее приучали делать то же самое при работающем двигателе. По мере преодоления боязни неподвижного танка собаку обучали работе по движущейся цели.

Очень важным элементом было приучение собаки к ношению противотанкового вьюка. Выработка спокойного отношения у собаки к вьюку представляла самую большую трудность в процессе ее обучения. Многие собаки выбраковывались именно из-за нежелания носить вьюк.

В 1939 году появилась первая возможность применить собак в бою. В июле 1939 года для участия в боевых действиях из Центральной школы военного собаководства прибыл отряд под командованием начальника школы полковника Г.П. Медведева. В состав отряда входили две роты (77 человек личного состава и 70 собак). В отряде были собаки противотанковой службы и собаки связи. Говорят, что командующий группой войск комкор Г.К. Жуков задал Г.П. Медведеву вопрос: «А что, твои собаки любой танк подорвать могут?» Получив от командира отряда утвердительный ответ, Г.К. Жуков, недостаточно осведомленный об особенностях новой службы собак, запретил их использовать. Возможно, из опаски, что собаки будут подрывать все танки без разбора, в том числе и советские.

Только благодаря настойчивости полковника Г.П. Медведева в 1940 году на полигоне в п. Нахабино маршалу С.К. Тимошенко была продемонстрирована работа собак-истребителей танков. Вместе с высокой оценкой было получено разрешение на продолжение испытаний (по статье «Младшие братья Великой Победы», автор С. Бобырь, журнал «Лев», № 2, 2005).

Таким образом, собака являлось весьма эффективным противотанковым средством (С. Бобырь), хотя и требующим длительной подготовки. То есть его использование могло быть продиктовано недостатком других противотанковых средств. Не думаю, что у немцев в 1941 году были с этим проблемы. Кстати, в конце войны от использования собак-истребителей танков отказались. Потом, никогда не приходилось читать об использовании немцами на военной службе беспородных собак или метисов. А при отборе собак противотанковой службы именно таким и отдавалось предпочтение. Породистые собаки были достаточно дороги для такого «одноразового» использования.

Судя по всему, практиковалось также обучение собак нескольким военным специальностям. Одна - основная, вторая - истребитель танков. Случалось под танки уходили прекрасно обученные минно-розыскные собаки, но такого по возможности старались избегать (по воспоминаниям Елизаветы Самойлович, инструктора-дрессировщика отдельного инженерного батальона минноразыскников и истребителей танков, журнал «Лев», №2, 2005).