– Принеси деньги, – сказал он отрывисто.
– Какие деньги? – насторожилась она. – Нет у меня ничего!
– Я сказал: принеси! – холодно повторил он.
Она упрямо замотала головой, и Панов вдруг ощутил, как воздух перед ним становится твердым и тяжелым. Он еле успел метнуть взгляд в сторону – толстое узорчатое стекло в кухонной двери вдруг с пушечным громом треснуло и мелкими осколками ссыпалось на пол.
– Я счас, я счас…
Жена исчезла и скоро появилась снова с пухлым старым портфелем дочки. Он молча вынул портфель из ее трясущихся рук, щелкнул замком крышки и перевернул его над столом. Толстые зеленые пачки, перехваченные посреди разноцветными узкими резинками, жирно застучали по клеенке, покрывавшей стол.
Бросив опустевший портфель на пол, Панов некоторое время изумленно смотрел на груду бумаги перед собой. Он предполагал, что неплохо зарабатывал в эти недели (это было заметно по многочисленным дорогим вещам, что стали появляться в квартире), но он даже не предполагал, что денег окажется так много.
– Боже, сколько же вы с них брали? – хрипло вымолвил он наконец.
– А что? – взвизгнула жена, делая шаг к столу. – Они за здоровье платили, а некоторые и за жизнь. Их никто не заставлял. В больнице бесплатно – могли туда идти!
Он с интересом посмотрел на нее. Лицо жены порозовело, она, не отрываясь, смотрела на валявшиеся на столе деньги.
– А тебе зачем столько?
– Это тебе никогда ничего не надо! – вдруг заплакала она. – Всю жизнь в нищете, когда у других – все… Люди давно поняли, как надо жить, один ты… У тебя дочка растет, о ней ты подумал? Замуж выйдет, зятя в дом приведет, где мы тут поместимся? Люди давно детям квартиры купили, я уже одну присмотрела… И о цене договорилась… – она плакала, не отрывая взгляда от стола.
Он молча выбрал из груды три пачки, отодвинул их в сторону. Остальное сгреб обратно в поднятый с пола портфель. Она перестала плакать и испуганно следила за его движениями. Он щелкнул замком крышки.
– Держи!
Она поймала портфель и обеими руками прижала его к животу.
– Дочке скажешь, что я уехал в командировку. На Север. Очень и очень надолго…
Он встал, рассовал отложенные деньги по карманам. Она во все глаза смотрела на него. В один миг попыталась было что-то сказать, но не посмела и опустила голову. Он молча прошел мимо, у самой двери на мгновение остановился. Пошарил по карманам – и тощая связка ключей, слабо звякнув, упала у порога. Он не помнил, как шел по лестнице, выходил из подъезда. И пришел в себя, когда на его пути возникли две тяжелые фигуры в цветастых спортивных костюмах.
– Ты Панов? – спросил один из цветастых и пояснил: – Ну тот, что лечит?
Он машинально кивнул…
14.
Человек с гладко выбритым не запоминающимся лицом молча смотрел на другого, с седоватой бородкой, сидевшего напротив. Охранники, доставившие в кабинет гостя, ушли. Хозяин кабинета отослал их тут же – понял, что не понадобятся.
Гость не понравился хозяину с первого взгляда, а теперь, после длительного взаимного разглядывания, нравился еще меньше. В седобородом не было ни холодной, внушающей страх значительности палача, принявшего у него заказ; ни даже напыщенной важности целителей, побывавших здесь прежде. По заключению хозяина кабинета в нем не было вообще ничего – обыкновенный мелкий человечек, к тому же слегка напуганный. Неужели он действительно делал то, о чем ему так много рассказывали?
– Ты Панов, который лечит? – спросил человек с не запоминающимся лицом, будто не веря сам себе.
– Меня уже спрашивали ваши дебилы! – огрызнулся гость. – На какой помойке вы их нашли?
Хозяин кабинета еле заметно кивнул. Кажется, первое впечатление было обманчивым.
– Ты действительно можешь определить, чем человек болеет, а вылечить его? – продолжил он как ни в чем ни бывало.
– Если захочу! – снова огрызнулся гость.
– Тогда скажи, чем болею я?
– Умственной недостаточностью!
Гость явно задирался. Хозяин кабинета нахмурился – это уже было чересчур.
– Те, которые здесь были до тебя, не хамили, – кротко сказал он, и в этой смиренной кротости даже самый толстокожий услыхал бы угрозу. Но этот не услышал.
– Вот и целуйтесь с ними! – гость встал и сжал в кулачки свои жалкие ручонки. – Я к вам не набивался! Так что, будьте добры, отвезти меня туда, где взяли. Ясно?
Человек с не запоминающимся лицом вдруг понял, что этот колченогий с бородкой сейчас упрется – и тогда все. Хоть рви его на части.
– Идемте! – он встал. – Сейчас я вам все покажу.
Они вышли из кабинета и по широкой мраморной лестнице поднялись на третий этаж особняка. Здесь, как и этажом ниже, прорезал здание широкий коридор со стенами, выложенными тем же светлым мрамором, с высокими дверями красного дерева. Возле одной из них хозяин остановился. Рысивший следом за ними охранник в цветном костюме торопливо подскочил и распахнул дверь.
– Прошу! – хозяин отступил на шаг.
Комната, в которую они вошли (охранник почтительно остался за дверью), была небольшой, но светлой, с высоким потолком. В центре ее стояла кровать. Маленькая. Но даже она казалась большой для худенькой бледной девочки, лежавшей здесь под кружевным одеяльцем. Она встретила посетителей любопытным взглядом.
Хозяин сделал легкий жест рукой, и женщина в белом халате на кушетке в углу (ее гость сразу и не приметил), встала и вышла.
– Дядя!
Девочка улыбнулась и протянула человеку с не запоминающимся лицом худую прозрачную руку. Тот осторожно взял ее обеими ладонями.
– Как ты, малыш?
– Хорошо. Тетя доктор сделала укол, и сейчас ничего не болит. Она мне вставать запрещает, а мне хочется. Мы бы с тобой поиграли… А это кто?
– Это тоже доктор, – хозяин отступил в сторону, чтобы гость мог подойти поближе. – Он будет тебя лечить.
– А почему он не в белом халате? – спросила девочка, с любопытством глядя на гостя. – Я поняла! – вдруг обрадовалась она. – Он будет шептать и махать руками. Как те, что уже приходили. Да?
– Да, – коротко подтвердил человек с не запоминающимся лицом. – А сейчас помолчи, лапочка, – он повернулся к гостю: – Приступайте!
Тот молча кивнул и провел ладонью над головкой девочки, затем – над кружевным одеяльцем. Лицо его вдруг скривилось, как от боли. Он поднял вторую руку и обеими ладонями стал водить над одеяльцем, словно обволакивая что-то. Девочка следила за ним с интересом.
– Ой, холодно! – вдруг взвизгнула она.
Гость нахмурился и положил ей ладонь на бледный лобик. Глаза девочки медленно закрылись, и она ровно задышала. Гость убрал руки. Хозяин кивнул.
– Идем! – вновь пригласил он.
Тем же путем они спустились в кабинет.
– Ну? – спросил человек с не запоминающимся лицом, когда они расселись по прежним местам.
– Рак печени. Третья, а может уже и четвертая стадия. Опухоль неоперабельная, – хмуро отозвался гость и добавил: – Метастазов нет.
Хозяин кабинета удовлетворенно кивнул:
– Значит мне про тебя говорили правду.
– А вам не говорили, что я таких случаях ничем помочь не могу? – все также хмуро спросил гость.
– Говорили, – подтвердил хозяин. – Я и не прошу, чтобы ты ее вылечил – знаю, что это невозможно. Но я знаю и другое. Не так давно ты был у одного мальчика. Ему помочь тоже было невозможно. Но ты с ним говорил и что-то делал – он умер через два дня во сне, улыбаясь. Эта девочка – моя племянница. У нее нет родителей, а у меня – детей. И если ее нельзя вылечить, то я хочу, чтобы она хотя бы умерла, улыбаясь. Понятно?
– Да.
– За работу я всегда хорошо плачу. А за такую – тем более! – человек с не запоминающимся лицом выдвинул ящик стола.
– Не надо! – гость встал. – Я сделаю все и так.
Хозяин кабинета бросил на него долгий тяжелый взгляд. Гость ответил ему таким же. С минуту, не мигая, они смотрели друг на друга. Затем хозяин задвинул ящик обратно.