Вечерами Вика спускалась в сад, окружавший дом, и подолгу гуляла. Днем выходить она не рисковала – в любой момент в комнату к девочке мог придти хозяин, и ему вряд ли понравилось бы ее отсутствие. Вечерами он никогда не появлялся, и она наслаждалась тишиной, чистым воздухом и легким шумом листвы над головой. В такие минуты она часто вспоминала свой приход к странному человеку с седой бородой и то, что произошло тогда, в маленькой квартире. Со временем это стало ее любимым воспоминанием, она берегла и лелеяла его, с удовольствием вспоминая каждую деталь и каждое слово, – его и свои.

В этом саду и случилось вскоре неприятное происшествие, едва не изменившее ее дальнейшую судьбу.

Один из мордатых охранников хозяина давно выказывал ей свое расположение: заглядывал без причины к ним в комнату, пытался заговорить и даже однажды – прижать ее в углу коридора. Тогда она, без затей, смазала ему по физиономии, охранник сдавленно охнул, отскочил и посмотрел на нее так, что Вике стало не по себе. Однако охранник, оглянувшись по сторонам, отступил, и скоро она забыла о случившемся. Зря.

…Он, видимо, давно наблюдал за ее вечерними прогулками и выбрал момент, когда она забрела в самый дальний и глухой угол сада. Подкрался он незаметно; сильные руки вдруг обхватили ее сзади: одна держала ее поперек туловища, вторая зажимала рот. Потом ее потащили в сторону – к широкой стальной двери подвального гаража.

Ошеломленная и испуганная, она поначалу не оказала сопротивления. Потом попробовала кричать, но даже мычания не прорвалось сквозь широкую стальную ладонь, намертво запечатавшую ей рот. Тогда она стала лягаться и раз все-таки попала каблуком – сзади зло зашипели.

– Будешь дергаться, голову откручу! – зло прошептали у нее над головой, и этот злой шепот внезапно привел ее в ярость. Со студенческих времен у нее сохранилась привычка носить в кармане халата остро заточенный скальпель (ей часто приходилось возвращаться домой поздними вечерами) и сейчас она вспомнила о нем. Недолго думая, она выхватила скальпель и с размаху вонзила его в толстую стальную руку, сжимавшую ее тело.

Сзади завыли, и она ощутила свободу. Сделав несколько торопливых шагов вперед, она оглянулась. Охранник, сжимая раненую руку другой, выл и раскачивался. Между пальцами ладони блестела в тусклом свете фонарей узкая рукоятка скальпеля; густая темная капля скользнула с раненой руки на землю, затем вторая, третья… Она повернулась и побежала к себе…

Утром следующего дня человек с не запоминающимся лицом вызвал Вику к себе.

– Зачем вы ранили моего человека? – резко спросил он, едва она робко переступила порог.

Она с удивлением и страхом посмотрела на него, и он понял немой вопрос, содержавшийся в ее взгляде.

– Я знаю все, что происходит в этом доме, а также – за его пределами, – еле заметная улыбка разжала его тонкие губы. – Итак, почему?

Эта самоуверенная улыбка вдруг заставила Вику забыть страх.

– Еще раз полезет – получит еще! – с вызовом в голосе ответила она.

Человек за письменным столом пристально посмотрел на нее. И она невольно заметила, что взгляд его стал иным – не таким, как раньше. Ей даже показалась, что в этих холодных серых глазах промелькнуло нечто новое, незнакомое ей прежде.

– Понятно, – наконец вымолвил человек с не запоминающимся лицом снова еле заметно усмехнулся. Только (и она отметила это) усмешка в этот раз была иной. – Но меня интересует больше другое. Почему вы оставили девочку одну? И надолго?

– Я была ей не нужна.

В глазах у него промелькнуло нескрываемое недоверие.

– Я сделала ей укол, и девочка спала, – торопливо пояснила Вика. – Следующая инъекция понадобилась только через несколько часов.

– А если бы она проснулась?

– Это исключено.

– Так, – человек за столом задумался. – Хорошо. Когда Вете нужно сделать очередной укол?

Вика взглянула на часы:

– Через двадцать минут.

– Посмотрим, – он встал из-за стола. – Идем!

В комнате Веты он не стал садиться, а только подошел к кроватке. Девочка спала, разбросав по одеялу исхудавшие прозрачные руки. Вика подготовила шприц и стала рядом. Так прошло несколько минут. Вдруг девочка вздрогнула и легонько застонала. Лицо мужчины у кроватки исказилось.

– Пора! – Вика отбросила одеяло и легко перевернула худенькое тельце на бочок. Быстро и ловко сделала укол. Вета вздохнула и задышала ровно. – Проснется она через два часа, не раньше, – пояснила Вика, накрывая ребенка одеяльцем.

Человек у кроватки кивнул и снова посмотрел на нее странным взглядом.

– Я хочу вам кое-что показать, – вдруг сказал он необычно теплым голосом. – Это близко. Едем?..

Это действительно оказалась недалеко. Вскоре они уже ходили по сверкающим паркетным полам похожей на игрушку квартиры. Мебель, ковры, занавеси на окнах – все здесь было новым и нарядным. Но больше всего поразили Вику большие полки вдоль стен, сплошь уставленные видеокассетами, телевизоры во всех комнатах. Даже в туалете (ее спутник любезно показывал ей все) был телевизор на специальном кронштейне под потолком. Недоумевая, зачем он привез ее сюда, Вика бродила по этим конфетным комнатам, с невольным женским любопытством разглядывая их убранство.

– Нравится? – спросил ее спутник, когда они, наконец, покончили с осмотром и уселись на громадный мягкий диван с высокой удобной спинкой.

Она молча кивнула.

– Все это, если захотите, будет вашим.

Она удивленно посмотрела на него.

– Все просто, Виктория Аркадьевна, – улыбнулся он, и это была совершенно иная улыбка. – Я мужчина, а каждый мужчина мечтает о доме, где бы его любили и ждали. Там, – он мотнул головой, и она поняла, что это он о кирпичном особняке, – я больше работаю и принимаю партнеров. Мне нужен уголок, где было бы совсем иное. Этот уголок здесь, и хочу, чтобы хозяйкой его были вы.

Она молчала.

– Вы ни в чем не будете нуждаться, – продолжил он. – У вас будут квартира, деньги, машина и возможность делать, все, что вам хочется. Единственное мое требование – вы всегда должны быть готовы окружить меня теплом и лаской и, – он возвысил голос, – только меня одного. Ясно?

Она молчала, ошеломленная этим предложением, и не зная, что ответить. Он тоже молчал. Тогда она встала, прошлась по мягкому ковру, укрывавшему пол этой просторной гостиной и медленно обвела взглядом все вокруг. И ей вдруг безумно захотелось обладать всем этим, валяться на этом диване или этом ковре, смотреть эти фильмы на кассетах, пить вино из высоких хрустальных бокалов, что стояли сейчас за стеклом зеркальной горки, и забыть о мрачном больничном коридоре, обшарпанной ординаторской, хнычущих больных детях и своей, давно требующей ремонта, постылой и крохотной квартирке на девятом этаже бетонного дома.

Она невольно бросила взгляд на человека на диване, тот перехватил его и улыбнулся. Вика поняла, что он прочитал эти ее мысли и покраснела. Чтобы скрыть смущение, она отвернулась и машинально открыла створки платяного шкафа.

Шкаф был пуст. Только на дне его валялось что-то белое. Вика машинально нагнулась и подняла то, что вначале показалось ей тряпочкой.

Это был бюстгальтер – кружевная и очень дорогая вещица, как сразу определила Вика. Она недоуменно повернулась к дивану. Человек, сидевший на нем, перестал улыбаться. Вскочив, он подбежал к ней, выхватил у нее из рук находку, забросил ее в шкаф и закрыл дверцы.

– Говорил же убрать! – яростно прошипел он, и Вика невольно отшатнулась – голос спутника в эту минуту напомнил ей другой – тот, что она слышала вечером в саду. И она вопрошающе посмотрела ему в глаза.

– Да, Виктория Аркадьевна, здесь жила другая женщина, – хмуро ответил он. – Но она нарушила условие договора – то, которым возбраняется принимать здесь других мужчин. Я же говорил вам, что знаю все, что происходит вокруг меня…

Она молчала.