– Я с самого начала знала, что это она, – заявила Сесилия Тэн охрипшим от волнения голосом. Они сидели в небольшом китайском ресторане в Чайнатауне и обсуждали события последних дней.
– Не говори глупостей, Сесилия, – недовольно поморщилась Фрэнсин. – Ты ведь ее никогда не видела.
– Ну и что? – не растерялась секретарша. – Я неплохо разбираюсь в людях и сразу поняла, что в ней есть что-то особенное.
– Хорошо, повтори еще раз, что она сказала, – попросила Фрэнсин, оглядываясь на официанта.
– Она сказала следующее, – начала Сесилия. – Сначала спросила, можно ли поговорить с вами, а я ответила, что вы не хотите видеть ее. Мои слова ее так поразили, что я подумала: она вот-вот упадет в обморок. Тогда я сказала, что она может попробовать еще раз через пару недель, но девушка ответила, что к тому времени будет слишком поздно.
Фрэнсин насупилась.
– А ты не спросила, почему может быть слишком поздно?
– Нет, вы не давали мне указания расспрашивать ее. – Она поджала губы, вспомнив, что много раз советовала Фрэнсин поговорить с этой женщиной и вот теперь снова оказалась виноватой. – Должна вам сказать, она очень похожа на вас.
– Похожа на меня? – встрепенулась Фрэнсин.
– Да, вы были почти такой же, когда мы впервые встретились много лет назад.
– И чем же именно она на меня похожа?
– Она такая же робкая, скромная и… невинная.
Фрэнсин грустно улыбнулась:
– Ты хочешь сказать, что сейчас я утратила свою невинность?
Сесилия бросила на нее быстрый взгляд:
– Мы все с годами что-то теряем.
– Да, когда-то я была совсем другой, – тяжело вздохнула Фрэнсин. – Я была мягкой, доброй, отзывчивой, напуганной и всегда делала то, что от меня требовали. Трудно поверить, но я преклонялась перед мужем и во всем подчинялась ему, так как была убеждена, что без его помощи и поддержки я просто ничто. Но потом началась война, и она меня изменила.
Какое-то время они молчали, глядя друг на друга. Изображенные на шторах свирепые драконы отбрасывали легкую тень на их лица, и они казались более мудрыми и многозначительными.
– Война научила меня никому не верить и полагаться исключительно на свои силы, – продолжала Фрэнсин. – Я научилась выживать в одиночку и не надеяться на других. – Она снова замолчала, а потом вспомнила, что отвлеклась от главной темы. – А что еще удивило тебя в этой женщине?
– Ее какая-то странная восторженность.
– Значит, она неплохо играла свою роль.
Щеки Сесилии покрылись легким румянцем.
– Фрэнсин, я слишком стара, чтобы поддаваться на такие дешевые трюки. Мне было жаль ее, потому что я видела, как она беззащитна и уязвима.
– Может, она просто больна? – озабоченно посмотрела на секретаршу Фрэнсин.
– Нет, не больна, но в ней было что-то странное, нездоровое.
– Объясни, пожалуйста, – прищурилась Фрэнсин.
– Не могу. Это трудно объяснить словами, но в ее облике было что-то трагическое.
Фрэнсин с досадой взмахнула рукой:
– Сесилия, ты уже тысячу раз повторила, что в ней есть нечто странное! Неужели ты не можешь выразить это более внятно?
Сесилия наклонилась над тарелкой и долго молчала.
– Вы просили меня изложить мои впечатления своими словами, разве не так?
– Да, именно так, – раздраженно ответила Фрэнсин и обвела рассеянным взглядом ресторан.
Как хорошо, что вокруг не слышно английской речи. Она всегда приходила сюда, чтобы немного отдохнуть от этого языка и от своей работы.
– Значит, вы все еще не желаете верить, что это может быть ваша дочь? – допытывалась Сесилия.
– Вера без доказательств – это уже не вера, а религия, – глубокомысленно изрекла Фрэнсин. – А я в религию больше не верю.
– Но что заставляет вас думать, что она мошенница?
– Сесилия, – терпеливо пояснила Фрэнсин, – я очень состоятельная женщина и к тому же быстро стареющая, к сожалению, А теперь представь себе, что может получить от меня какая-нибудь молодая женщина, которой удастся всех убедить, что она моя дочь! Она получит много миллионов долларов! – Фрэнсин даже покраснела от возмущения. – Неужели ты думаешь, что я не оставлю дочери свое состояние, если вдруг окажется, что это действительно моя дочь? Она будет жить как королева! Она получит все, что только пожелает!
– А что, если эта женщина и есть ваша дочь?
– Поживем – увидим, – осторожно ответила Фрэнсин, подняв вверх руки.
Официант принес им ароматно пахнущую свинину, жареный картофель и зелень.
– Сесилия, – попросила Фрэнсин, когда они остались одни, – постарайся припомнить еще что-нибудь существенное.
– Она была хрупкой, взволнованной и чуть было не рухнула на пол от обиды, когда я сказала, что вы не примете ее, – тихо промолвила секретарша. – Я видела боль в ее глазах. В тот момент она была похожа на загнанного зверька, которого внезапно бросили на растерзание злобным и жестоким хищникам. – Сесилия помолчала. – А еще мне показалось, что она много страдала и у нее была очень нелегкая жизнь. Словом, она много вынесла в этой жизни, а теперь пришла к вам за помощью.
– Ты это серьезно? – недоверчиво посмотрела на нее Фрэнсин и иронично улыбнулась. – Первый раз ты сказала только то, что она производит впечатление умной и сообразительной женщины.
– Да, это было мое первое впечатление, – призналась секретарша. – А во второй раз я вдруг увидела ее душу, ее страдания и боль. Это было написано на ее лице и отразилось в глазах.
Фрэнсин вздохнула, словно потеряла всякую надежду получить от секретарши информацию, лишенную эмоциональной окраски.
– Сесилия, не забывай, что эта женщина незаконно проникла в мою квартиру. Ни один честный человек ничего подобного себе не позволит.
– Да, но не забывайте, что она сделала это в день голодных духов.
Фрэнсин не нашлась что ответить и молча пережевывала мясо.
– Ну ладно, – сказала она через минуту, – теперь все равно нам придется подождать, когда Клэй Манро приведет ее ко мне. И вот тогда мы посмотрим, что представляет собой этот голодный дух.
В то зимнее утро Клэй Манро проснулся ни свет ни заря и, усевшись перед окном, в который раз принялся просматривать фотографии Сакуры Узды и ее личные вещи, которые он вытряхнул из ее сумочки. Здесь не было ни одной вещи, по которой можно было бы определить, где искать эту девушку. Затем он взял туфлю и стал внимательно рассматривать ее. Она была старая, много раз чиненная и с новым каблуком. Словом, это была обувь небогатой женщины, которая тщательно следит за ней, так как позволить себе купить новую просто не в состоянии. Во всяком случае, на обувь матерой преступницы она была совершенно не похожа.
Затем он пересчитал ее деньги. Пятнадцать долларов шестьдесят центов. Не густо. И никаких чековых книжек. Если это ее последние деньги, то сейчас ей не на что купить даже самую дешевую булочку. Он посмотрел на остальные вещи – почти пустая пачка сигарет, сложенная вчетверо карта Нью-Йорка и дешевая губная помада. Он развернул карту и стал внимательно ее изучать. К сожалению, кроме обведенного кружком офиса миссис Лоуренс, никаких других пометок на ней не было.
Вдруг за его спиной послышался сонный голос его подруги:
– Что ты делаешь?
– Спи, – недовольно отмахнулся он, продолжая копаться в дамской сумочке.
Девушка, лежа в постели, недоуменно захихикала.
– Что за идиотские привычки? Может, ты и в моей сумочке пороешься?
– Нет, твоя мне не нужна, – рассердился он. – В ней все равно ничего интересного не найдешь.
– Ошибаешься, в моей гораздо больше интересных вещей, чем в этой, – проворковала девушка.
– Черт возьми! – воскликнул Клэй и швырнул сумку на стул.
Никаких признаков, никакого адреса или номера телефона и вообще ничего такого, что могло бы вывести на ее след.
– Кто: она?
– Это моя работа, – сухо ответил Клэй, не желая продолжать разговор.
Девушка обиженно поджала губы.
– Эй, парень, ты хочешь сказать, что со мной ты уже закончил работать? Иди сюда, я дам тебе полизать мою губную помаду.