– Неужели ты знаком со всеми ними? – спросила она его, когда они вошли в другую комнату.

– Нет, – засмеялся он. – Да я бы этого и не хотел. Идем скорее, я должен представить тебя его королевскому высочеству.

Принц-регент принимал своих гостей в Синем бархатном зале. Его лазурные драпировки, ковер и шелковые чехлы кресел были изящно отделаны золотыми лилиями и вполне подходили изгнанным Бурбонам.

Розали сделала реверанс хозяину дворца. Он оказался очень похож на карикатуры, которые она видела в витринах магазинов. Его алый с золотым кружевом костюм и сверкающая звезда означали, что он – кавалер Ордена Подвязки.

Регент приветствовал Розали лучезарной улыбкой, от которой его пухлые розовые щеки еще больше расплылись.

– Как приятно, что столь очаровательная молодая особа вышла замуж за представителя нашей знати. Насколько я понимаю, вы родились во Франции, во всяком случае, мне так говорили.

– Да, – подтвердила она.

– Позвольте мне представить вас моему почетному гостю, графу де Лиль. – Повернувшись к грузному человеку, стоявшему рядом с ним, он произнес: – Месье, это одна из ваших соотечественниц, герцогиня Солуэй.

Граф с пониманием склонил свою голову в напудренном парике. Ему мешали тучность и подагра, и потому он двигался медленно и с явным трудом.

– Et voire famille, Madame la Duchesse?[62] – Джервас не дал ей ответить, пояснив:

– Отец моей жены был англичанином, а ее мать – Дельфина де Барант.

Граф де Лиль окинул Розали проницательным взором.

– La Belle Delphine, – сказал он и снова кивнул. – Une artiste du ballet, une danseuse magnifique. Bon, bon[63].

Розали забыла о том, как разочаровали ее облик и манеры претендента на французский престол, увидев Марию Терезу Шарлотту, единственную уцелевшую дочь Марии-Антуанетты. Эту благородную, величественную женщину лет тридцати можно было назвать скорее красивой, чем хорошенькой или миловидной. От своих предков Габсбургов она унаследовала маленький рот и крупный нос. Розали уловила в ней некоторое сходство с королевой Франции, которая была знакома ей больше по портретам, чем по памяти. Голову Марии Терезы венчала высокая алмазная тиара наподобие короны.

Рядом с ней стояли ее муж и двоюродный брат, герцог Ангулемский, старший сын графа д'Артур. Он произвел на Розали довольно неприятное впечатление. Его брат, герцог де Берри, не в пример ему оживленный, любезный и легкомысленный, поцеловал руку Розали и прошептал ей изысканные комплименты.

Ее лицо зарделось от удовольствия. В эту минуту к ней приблизился маркиз Элстон.

– Моя дорогая герцогиня, вы даже не представляете, как я рад вас здесь видеть и не поверите, что я вас повсюду искал, – сказал он, и на его белом, как мрамор, лице впервые появились яркие краски. – Идемте за мной, я должен вам кое-что показать. И тебе тоже, Джервас.

Они двинулись вслед за ним по коридору, увешанному картинами в позолоченных рамах. Одна из них показалась до боли знакомой Розали. На ней была изображена юная девушка в красном плаще, с волосами, перевязанными лентой того же цвета.

– «Озорница», – тихонько воскликнула Розали и вздохнула. – Джервас, это «Маленькая цыганочка», – и она отвернулась от картины, боясь разрыдаться, и взглянула на мужа.

– Одно из последних приобретений регента, – с видом победителя пояснил Дэмон. – Она куплена по совету сэра Джорджа Бомонта, которому ее только что продал месье Лемерсье.

– Этьен Лемерсье? – переспросила Розали. Немного подумав, она проговорила: – Я полагаю, что он решил расстаться с картиной после нашего разговора. Pauvre gentilhomme[64].

– Жаль, что упустил возможность ее купить, – произнес Джервас. – Вряд ли теперь его королевское высочество добровольно уступит ее кому-либо.

– Подумать только, мой детский портрет висит на стене королевского замка! Мама была бы очень горда!

– Речь идет не только о твоем лице, – суховато уточнил Джервас, посмотрев на низкий вырез платья девочки на портрете. – Я отнюдь не в восторге от того, что регент сможет любоваться прелестями моей жены, когда только пожелает.

В отличие от своего друга герцога лорд Элстон был знаком с большинстом гостей. Прогуливаясь с четой Солуэй по паркам, расположенным за дворцом, он развлекал их сплетнями о многих особах, собравшихся на празднество. На дорожках им часто попадались расписные навесы, к которым были прикреплены яркие фонари и букеты душистых цветов.

Джервас отправился за шампанским, а маркиз остановился, чтобы поздороваться с какой-то привлекательной дамой. Воспользовавшись случаем, Розали решила пройтись по парку одна и немного передохнуть. От переполненных, жарких залов, шума тысяч голосов и тяжелого полумесяца, приколотого к волосам, у нее страшно заболела голова. Убедившись, что ее муж затерялся в толпе, она двинулась к маленькой поляне под деревьями. Розали надеялась, что на свежем воздухе ей станет лучше.

Проходя мимо искусно подстриженных кустарников и деревьев, она встретила другую даму в сером шелковом платье и жемчугах и вежливо отступила в сторону, чтобы дать ей дорогу.

– Эти топазы идут вам гораздо больше, чем в свое время мне, – проговорила женщина.

Розали с изумлением вгляделась в знакомое гордое моложавое лицо.

– Ваша светлость, – переведя дух, произнесла она и сделала торопливый, не слишком ловкий реверанс. – Я даже не подозревала, что вы здесь.

– В такой толпе это не удивительно, – отозвалась вдовствующая герцогиня Солуэй. – А где мой сын?

– Я не знаю, – ответила Розали. – Я как раз пошла его искать.

– Пусть он сам вас поищет, – предложила ей мать Джерваса. – А пока он будет искать, я хочу составить вам компанию. Мне надо вам очень многое сказать.

Эта женщина, с горечью думала Розали, герцогиня с головы до ног. Статная и царственная, с патрицианскими чертами лица, она кажется властной и на зависть уверенной в себе. Какой ничтожной выглядит Розали в сравнении с ней – маленькая, заурядная и лишь наполовину англичанка. У нее не оставалось выбора, и она двинулась вслед за свекровью, а потом села рядом с ней в углу террасы. Розали волновалась еще сильнее, чем при первой встрече, и была готова к столь же неприятному исходу нынешней беседы.

– Надеюсь, что вас не обидел мой внезапный отъезд, – проговорила вдовствующая герцогиня, когда они расположились в креслах. – Я решила навестить вас в тот день, когда привезла Ниниана в Лондон, но не застала дома, а Джервас сообщил, что вы не скоро вернетесь. Он почувствовал, что вы не готовы к встрече со мной.

Розали чуть было любезно не возразила ей, но вовремя спохватилась, поняв, что эта знатная дама предпочитает полную откровенность.

– Это правда, ваша светлость, хотя я ему никогда этого не говорила.

– Очевидно, вы считаете меня противницей вашего брака? Прежде так оно и было и, если бы кто-то спросил меня до вашей свадьбы, я ответила бы честно и нелицеприятно.

– Я вовсе не охотилась за Джервасом и не загоняла его в ловушку, – быстро откликнулась Розали, желая прояснить ситуацию. – Я даже не могла вообразить, что он хочет на мне жениться.

– Хорошо, что он это все-таки сделал. Мне приятнее видеть своей невесткой бывшую танцовщицу, чем принцессу Шарлотту Уэльскую. Вы избавили меня от настоящего позора. А что касается происхождения, то ваши предки вполне достойные и благородные люди. Я узнала у Джерваса, что ваш отец родом из глочестерширского дворянства.

– Да, но Лавгроувы небогаты. Я смогу наследовать несколько небольших ферм и дом в селении Бибери. Так что я не рассчитываю ни на какое состояние. Мой отец был профессиональным музыкантом, а тетя Тильда дает уроки пения в бристольской школе. О родственниках с материнской стороны мне известно очень мало. Мой дедушка-француз был преуспевающим адвокатом, но больше я о нем ничего не знаю. Он отрекся от мамы, когда она стала балериной.