В ее танце отсутствовала какая-либо аффектация, но от душевной тревоги она почти не могла есть и спать. Устав от повседневных дел, она по ночам вспоминала свои встречи с герцогом, пусть даже самые мимолетные. Ее нагрузки во время тренировок все увеличивались и требовали должного отдыха и хорошего питания, и хотя с приездом Джерваса обеды стали вкуснее и разнообразнее, у Розали пропал аппетит, особенно в его присутствии.

Когда позволяла погода, он и Ниниан выезжали и присоединялись к охотящимся в аббатстве Свонборо. После возвращения, чаще всего в полдень, Ниниан принимался за занятия латынью, затем за французский, а Джервас отдавал распоряжения дворецкому. Он редко приглашал гостей, и за обедами у него бывали только охотники из соседних графств Рутландшир и Лестершир. В этих случаях лорду Свонборо и его наставникам накрывали вечерний стол без какой-либо торжественности в классной комнате.

Как-то в дождливый день Розали, Ниниан и Джаспер Даффилд собрались в мансарде и принялись искать подходящие одеяния для сэра Франсиса Дрейка и Оливера Кромвеля. Они так воодушевленно рылись в сундуках, выуживая старые тряпки, что забыли о времени, и лишь звон колокола вернул их к действительности. Они торопливо разошлись по комнатам, вымыли запачкавшиеся лица, причесали спутанные волосы и переоделись.

Розали присоединилась к маленькой группе собравшихся в холле и попыталась отвести взор от сурового и неодобрительного взгляда капеллана, когда тот начал жаловаться на постоянные опоздания лорда Свонборо. Она испытала облегчение, заметив, что герцог не обратил внимания ни на ее собственную задержку, ни на медлительность своего подопечного.

Позднее, когда угрюмый духовник удалился из библиотеки, Джервас пересел поближе к Розали.

– Сегодня я слышал, как вы смеялись в мансарде.

– Неужели мы так шумно себя вели? – спросила она, ненароком встретившись с ним взглядом.

– Да, и я надеюсь, что вы еще не раз повеселитесь. Этот дом никогда не был таким оживленным, как сейчас.

Он спросил, как часто она развлекалась во Франции на праздниках, и она ответила:

– Крайне редко. Хотя религиозные обряды были отменены еще в моем детстве, по утрам на Рождество мама ходила со мной к Моссе. А на обед нас ждал buche de noel[27]. Это время года – самое напряженное для актеров. Каждый день спектакли, пантомимы и балеты. Так что до нынешнего дня мне было не до праздников, и я совсем не отдыхала.

– Год назад мы в Хабердине готовились к свадьбе, и у нас царила страшная суматоха, – сказал он ей. – Моя кузина Миранда и виконт Кавендер обвенчались в часовне в сочельник, и на торжество собралась вся наша семья. Мой отец неважно себя чувствовал, но скрывал это от нас. Подозреваю, что он понимал – это его последнее Рождество. Я никогда не ощущал его потерю так остро, как в эту неделю. Наш дом сам по себе возбуждает воспоминания. Не удивительно, что моя матушка до сих пор не в силах вернуться сюда. Вероятно, она останется с моей сестрой в Хадингтон-Холл до начала лондонского сезона, а потом переедет в особняк Солуэй.

– По-моему, она сама не знает, чего ей хочется, – пробурчал Ниниан. – Я бы на ее месте не поехал в Лондон. Если не считать Седлерз-Уэллз и Сепентай, там просто отвратительно.

– Я тоже от него не в восторге, – признался Джервас.

– Но почему? – недоуменно спросила Розали. – На мой взгляд, это прекрасный город. Быть может, здания в Париже величественнее, но магазины в Лондоне ничуть не хуже, если не лучше. Столько садов и парков, театров и выставок, что скучать не приходится, и каждый может провести время как хочет. По праздникам торжественные шествия и фейерверки, а по ночам улицы так красиво освещены.

– А вот днем по ним не пройдешь, столько едет карет, подвод и наемных экипажей, – возразил Джервас. – Я согласен, Мейфэр и Кенсингтон превосходны, но в других кварталах по углам прячутся десятки преступников, а нищие дети плачут от голода. Работные дома переполнены, как и исправительные, а в долговых тюрьмах нет ни одной свободной камеры. – Он улыбнулся Розали и спросил: – Ну как, вы поняли, что город нельзя сравнивать с сельской местностью?

Девушку обидело пренебрежение герцога к ее мнению. Она решила, что несходство их вкусов вызвано разностью происхождения. «Как глупо, – выругала она себя, – стремиться душой к человеку, столь чуждому по интеллекту, происхождению и жизненному опыту». Вместо этого она могла бы подумать о себе, о том, удастся ли ей осуществить свои заветные мечты и вернуться в Оперный театр.

Густой туман, нависший над местностью в новогодний день, не удержал Ниниана от поездки на охоту.

– Сегодня следы будут очень глубокими, – пояснил он Розали, когда они сели завтракать. Ниниан привстал в кресле и начал торопить своего гувернера. – Должно быть, Том Уэбб приготовил для нас лошадей. Мы страшно опаздываем – охота уже началась в чаще Стоук-Энд. А Джерваса я не жду. Он присоединится к нам позже.

Розали по привычке поела очень немного и выпила чашку кофе, слишком слабого для ее континентальных вкусов. Еще недавно она, не считаясь ни с чем, питалась в одиночестве, но теперь многое начинало ее раздражать.

Вернувшись в свою комнату, она надела плащ с капюшоном, который ей дала тетка, и полуботинки, купленные уже здесь у сапожника. Он так пленился ее изящными балетными ножками, что сам предложил сделать для нее башмаки на скользящей подошве. Ей хотелось забыть о своих невзгодах, и она быстро спустилась с холма в селение, прошла по длинной улице с прочными каменными зданиями – особняками с островерхими соломенными крышами, церковью, несколькими магазинами и «Ветвью Солуэй». Заметив на постоялом дворе кареты, упряжки лошадей и кабриолеты, она догадалась, что там празднуют наступление 1811 года.

Розали решила исследовать остатки старинного леса Хабердин. Мистер Даффилд объяснил ей, что большинство деревьев срубили еще несколько столетий назад и построили из них фермы, но несколько рядов по-прежнему окаймляли границы обширных владений герцога. Добравшись до широкого чистого поля, где паслись овцы, она увидела средневековый сарай и вспомнила замечание гувернера, что пейзаж отражает создавшую его феодальную систему.

Поскольку колея для карет между деревьями была самым коротким путем от Большого Мелдона к Малому Мелдону, она встретила нескольких прохожих. Сначала ей попались мужчина и женщина с целой оравой шумных, краснощеких детей. Затем двое молодых людей с бегущей впереди собакой громко поздравили ее с Новым годом.

Небо потемнело и сделалось темно-серым, а воздух стал суше и холоднее. Желая скоротать дорогу и не возвращаться через селение, она двинулась по узкой тропинке. Розали надеялась, что тропинка приведет ее прямо к замку. Но она так плохо ориентировалась, что ей пришлось обратиться за помощью к прохожему, бедно одетому человеку с топором в руках.

– Пройдите еще немного, – грубовато проговорил он, – и вскоре доберетесь до пологого склона. – Он прищурился и добавил: – Должно быть, вы та самая француженка, гувернантка молодого лорда?

– Да.

– Моего сына убили в Голландии более десяти лет назад. Он сражался с французами.

Желая хоть как-то успокоить его и смягчить старую боль, она доброжелательно произнесла:

– Наверное, он был храбрым.

– Вы правы, – согласился мужчина и пошел своей дорогой.

Розали направилась дальше по тропинке, поеживаясь от холода, и вновь ускорила шаги – навстречу ей двигался Джервас. Она изумленно воскликнула:

– А я думала, что вы охотитесь!

– Я охочусь за вами, – отозвался он. – Парри сказал, что вы ушли час назад, и я встревожился, уж не заблудились ли вы.

– Mais nоn, ваша светлость.

«Наверное, он решил, что я задыхаюсь после долгой прогулки», – подумала Розали.

Ветер задул сильнее, и сухие ветки начали с треском цепляться одна за другую.

– Какой мрачный, траурный звук, – пробормотала она и согнула замерзшие пальцы.