11 марта 1903 «Никто не умирал. Никто не кончил жить…» Никто не умирал. Никто не кончил жить. Но в звонкой тишине блуждали и сходились Вот близятся, плывут… черты определились… Внезапно отошли — и их не различить. Они — невдалеке. Одна и та же нить Связует здесь и там; лишь два пути открылись: Один — безбурно ждать и юность отравить, Другой — скорбеть о том, что пламенно молились… Внимательно следи. Разбей души тайник: Быть может, там мелькнет твое же повторенье Признаешь ли его, скептический двойник? Там — в темной глубине — такое же томленье Таких же нищих душ и безобразных тел— Гармоний безрадостный предел. 12 марта 1903 (5 ноября 1904)
«Отворяются двери — там мерцанья…» Отворяются двери — там мерцанья, И за ярким окошком — виденья. Не знаю — и не скрою незнанья, Но усну — и потекут сновиденья. В тихом воздухе — тающее, знающее… Там что-то притаилось и смеется. Что смеется? Мое ли, вздыхающее, Мое ли сердце радостно бьется? Весна ли за окнами — розовая, сонная? Или это Ясная мне улыбается? Или только мое сердце влюбленное? Или только кажется? Или всё узнается? 17 марта 1903 NOLI TANGERE CIRCULOS MEOS[1] Символ мой знаком отметить, Счастье мое сохранить… Только б на пути никого не встретить, Не обидеть, не говорить… Не заметить участливого сомнения, Не услышать повторенную речь, Чтоб когда-нибудь от сновидения Свой таинственный факел зажечь! Миновать не знавших сияния, Не истратить искры огня… Кто не знал моего содрогания, Отойди от меня! Дальше, дальше, слепые, странные! Вас душит любопытство и смех! Мои думы — веселые, слова несказанные! Я навек — один! — Я навек — для всех! 19 марта 1903 (16 марта 1918) «Всё тихо на светлом лице…» Всё тихо на светлом лице. И росистая полночь тиха. С немым торжеством на лице Открываю грани стиха. Шепчу и звеню, как струна. То — ночные цветы — не слова. Их росу убелила луна У подножья Ее торжества. 19 марта 1903 (1907) «Я вырезал посох из дуба…» Я вырезал посох из дуба Под ласковый шепот вьюги. Одежды бедны и грубы, О, как недостойны подруги! Но найду, и нищий, дорогу, Выходи, морозное солнце! Проброжу весь день ради бога, Ввечеру постучусь в оконце… И откроет белой рукою Потайную дверь предо мною Молодая, с золотой косою, С ясной, открытой душою. Месяц и звезды в косах… «Входи, мой царевич приветный…» И бедный дубовый посох Заблестит слезой самоцветной… 25 марта 1903 «У забытых могил пробивалась трава…» У забытых могил пробивалась трава. Мы забыли вчера… И забыли слова… И настала кругом тишина… Этой смертью отшедших, сгоревших дотла, Разве Ты не жива? Разве Ты не светла? Разве сердце Твое — не весна? Только здесь и дышать, у подножья могил, Где когда-то я нежные песни сложил О свиданьи, быть может, с Тобой… Где впервые в мои восковые черты Отдаленною жизнью повеяла Ты, Пробиваясь могильной травой… 1 апреля 1903 «Нет, я не отходил. Я только тайны ждал…» Нет, я не отходил. Я только тайны ждал И был таинственно красив, как ожиданье. Но Ты не приняла вечернего молчанья, Когда я на заре Тебя лишь различал. Ты бурно вознесла Единственную Весть, Непобедимую Зарницу Откровений… Ты, в сумрак отойдя. Сама не можешь счесть Разбросанных лучей Твоих Преображений! 2 апреля 1903 «Вот они — белые звуки…» (При посылке белой азалии) Вот они — белые звуки Девственно-горных селений Девушки бледные руки, Белые сказки забвений… Медленно шла от вечерни, Полная думы вчерашней… У колокольни вечерней Таяли белые башни… Белые башни уплыли, Небо горит на рассвете. Песню цветы разбудили — Песню о белом расцвете… 5 апреля 1903. Пасха
А. М. ДОБРОЛЮБОВ А. М. D. своею кровью Начертал он на щите. Пушкин Из городского тумана, Посохом землю чертя, Холодно, странно и рано Вышло больное дитя. Будто играющий в жмурки С Вечностью — мальчик больной, Странствуя, чертит фигурки И призывает на бой. Голос и дерзок и тонок, Замысел — детски-высок. Слабый и хилый ребенок В ручке несет стебелек. Стебель вселенского дела Гладит и кличет: «Молись!» Вкруг исхудалого тела Стебли цветов завились… Вот поднимаются выше — Скоро уйдут в небосвод… Голос всё тише, всё тише… Скоро заплачет — поймет. |
