А сегодня, помимо традиционного отчёта, Андрею нужно было ещё сдать дела Серёге Кривошапкину, которого он оставлял за себя всегда, когда уезжал в командировки или, что было значительно реже, если болел. Сегодня была пятница, рабочий день закончен, впереди выходные, а с понедельника Андрей уходил в отпуск на целых четыре недели. В такой долгий отпуск в «Энергетике» не уходил никто. Как правило, отпуска предоставлялись два раза в год – две недели летом и две зимой. Для Андрея сделали исключение, учитывая то, что он не был в отпуске четыре года, расщедрились – за каждый год дали по одной неделе отпуска.
Вот и сидел он за компьютером, составлял отчёт и нервничал. Нервничал, потому, что часто ошибался, а ошибался, потому, что торопился поскорее закончить с делами и начать медленное и приятное погружение в состояние человека, которому предстоит на целый месяц забыть о контрактах, прайсах, инвойсах, переговорах и прочей коммерческой лабуде. А ещё он нервничал потому, что знал: сегодня он обязательно получит выговор от отца.
Встреча с родителями должна состояться через час. Каждую пятницу, ровно в семь (время «Ч») у Инзариных-старших традиционный семейный ужин, опаздывать запрещено. Отец Андрея, Олег Алексеевич – генерал в отставке. Порядок и пунктуальность для него – понятия не то, чтобы святые, но к беспорядку в делах и мыслях, к отсутствию чёткости, к необязательности он относится очень болезненно. Он всегда негодует, когда Андрей опаздывает на назначенную им встречу. Потому что не понимает: как это возможно – не уметь грамотно распланировать своё рабочее время? Жаль, говорит, что ты у меня – пацифист. Армия, говорит, из тебя быстро бы человека сделала. Слово «пацифист» отец произносит с нескрываемой неприязнью. Андрей знает, что отец до сих пор не может простить ему его решения не поступать в военное училище, как на том настаивал отец, а подать документы в политехнический.
Это решение далось Андрею не просто, и если бы не мама… Кто знает: возможно, у Андрея неплохо бы сложилась военная карьера, как-никак отец генерал! Но с другой стороны – перспективы, которые открывала перед сообразительным и расторопным парнишкой рыночная экономика, манили его очень настойчиво. Перед ним выстелились две широкие и бесконечно длинные дороги, концами уходящие в неизвестность. Андрей топтался на развилке, не решаясь сделать первый шаг, а мама не стала ждать, когда авторитет отца подтолкнёт сына сделать шаг, который может оказаться роковым, и о котором в будущем её сын может пожалеть. Она сказала строго и убедительно, как всегда умела: «В армию я тебя, сынок, не пущу. Хватит нам в семье одного военного. Все эти учения, командировки, переезды бесконечные. А что в итоге? Язва, четыре инфаркта и два ранения. Слава богу, из Афганистана живым вернулся. Не хочу я такой жизни ни для тебя, ни для твоей будущей семьи! Ты у меня один-единственный. Если бы братик твой в живых остался, тогда… не знаю, может быть, и не пошла бы против воли нашего папы. А так – нет. Не пущу тебя в армию! Ни за что не пущу!». Брата у Андрея не было. Вернее он был, но умер, родился мёртвым вслед за живым Андреем. Через несколько минут. В семье Инзариных о мертворождённом Алёшке помнили всегда. И он, Андрей, не забывал… «А как насчёт долга, как насчёт патриотизма?» – уже зная ответ, осторожно спросил Андрей. Мама горестно вздохнула: «Не нужны нынче России патриоты». Андрей посмотрел ей в глаза и сказал: «Подаю документы в политехнический. Но… если не поступлю…». «Поступишь» – уверенно сказала мама. «Ну а если?». «Значит, поступишь на следующий год. А чтобы тебя этой осенью и будущей весной не забрали, я уже с Софой договорилась». Софья Абрамовна, лучшая подруга мамы, была главврачом военного госпиталя. Связи в медицинском мире были у неё железобетонные. У Андрея нашёлся огромный букет хронических «заболеваний», среди которых сколиоз был самым безобидным.
Военная карьера для Андрея закончилась не начавшись…
Алёна звонила уже трижды, последний раз – минут пятнадцать назад. Беспокоится, знает, что и ей не поздоровится. Свёкор обязательно скажет: «Плохо обеспечиваешь тылы. Если Андрюха задерживается на работе, значит, его голова занята чем-то посторонним. Он думает не о том, как быстро и рационально выполнить поставленную перед ним задачу, а о том, о чём, видимо, ты должна думать. Бери пример со своей свекрови. Я с ней жизнь прожил, а не знаю, как чай сладким делается. Потому и до генерал-майора дослужился. Она меня к домашним делам на пушечный выстрел не допускала. Её дело – хозяйство вести, моё – Родине служить. Ну и деньги, само собой, домой приносить». Алёна не спорит, головой кивает, не возражает старику, что она ведь тоже работает. Ну, не ходит, как все, на работу к восьми утра и не несётся, как угорелая, домой, едва часовая стрелка к пятёрке доползёт. Другая у неё работа. Писательница. Свободный художник. Свёкор сочинительство работой не считает, тем более, что ещё ни одной книжки Елены Инзариной в свет не вышло. Алёна пишет в стол, что называется. Разослала синопсисы своих рукописей по издательствам. Пока результат нулевой. Либо молчание, либо стандартный отказ: «Ваше произведение нашему издательству не подходит». Пока – это уже три года!
Три года… Алёшке, сыну Андрея и Алёны, шесть лет. Меньше, чем через месяц у него начинается взрослая жизнь – пойдёт в школу в первый класс. Можно было бы не торопиться со школой, дать ребёнку ещё годик побездельничать, но Андрей с Алёной решили твёрдо – пора. Ну и что, что семи Алёшке ещё нет? Семь будет в феврале. Подумаешь – какие-то пять месяцев с хвостиком! Алёшка к школе давно готов – читает уже бегло, и не детские книги, а журналы и газеты. Правда, мало, что понимает, зато вопросов задаёт – Андрею иной раз Алёну жалко бывает. Пишет она, пишет свои романы, щёлкает по клавишам, сюжетные линии обдумывает, и вдруг: «Мам, а что такое конвергенция?». «Что?» – не сразу понимает смысл вопроса Алёна. – «Ну, понимаешь…». Попробуй, объясни шестилетнему ребёнку, что такое конвергенция. Можно, конечно, отмахнуться. Мол, папа с работы придёт – объяснит. Но это опасно, так и уважение сына потерять можно. Элементарно. Это к папе, то к папе, глядишь – и вовсе к маме с вопросами обращаться перестанет. Поэтому нужно срочно переключаться с романа на реальную жизнь и объяснять, если знаешь, а если не знаешь или сомневаешься – лезь за словарём, выясняй и пересказывай своими словами прочитанное. Хотя, лезть за словарём никуда не надо, ни на верхнюю полку, ни во второй ряд книг, ни в нижний ящик письменного стола. Словарь уже давно на самом виду и всегда под рукой. К словарю приходится обращаться часто. Чего уж там – значения многих мудрёных слов, которых в последнее время появилось великое множество, мы не знаем, а если знаем, то не вполне уверены, что знаем их правильно. А ребёнку вкладывать в голову неточности нельзя.
Раньше, до рождения Алёшки, Алёна работала сначала корректором в газете «Дальневосточный комсомолец», а затем, после окончания филфака дальневосточного пединститута, редактором в одном из книжных издательств. Недолго она там работала. Издательство-скороспелка, которое возникло, казалось, только для того, чтобы выпустить десятитомник Александра Дюма и трёхтомник Рафаэля Сабатини, просуществовало чуть больше года. Обанкротилось оно так же внезапно, как и возникло.
Сочинительством Алёна заболела, став мамой. Сначала она сочиняла сказки для Алёшки – короткие и смешные, похожие на анекдоты. Алёшка был первым благодарным слушателем (пока не стал читателем) маминых произведений. А когда сын освоил азбуку и осознал, что такое печатное слово, он с жаром накинулся на детскую литературу, на время забыв о маминых сказках. Алёне стало чего-то не хватать. Не сочинять она уже не могла…
…Резко и противно зазвонил межгород. Андрей поморщился и хотел встать, но Серёга Кривошапкин, который сидел за соседним компьютером и безжалостно расстреливал монстров, выползающих из всех щелей и бесчисленных боковых коридоров, поднялся первым. Сделав успокаивающий жест (сиди, мол, я сам всё сделаю в лучшем виде), он направился к трезвонящему телефону. Андрей снова погрузился в отчёт, но краем уха слушал разговор Серёги с неизвестным абонентом.
