Июнь 1909. Foligm (4 марта 1914) «Глаза, опущенные скромно…» Глаза, опущенные скромно, Плечо, закрытое фатой… Ты многим кажешься святой, Но ты, Мария, вероломна… Быть с девой — быть во власти ночи, Качаться на морских волнах… И не напрасно эти очи К мирянам ревновал монах: Он в нише сумрачной церковной Поставил с братией ее — Подальше от мечты греховной, В молитвенное забытье… Однако, братьям надоело ................................ ................................ ................................ Конец преданьям и туманам! Теперь — во всех церквах она Равно — монахам и мирянам На поруганье предана… Но есть один вздыхатель тайный Красы божественной — поэт… Он видит твой необычайный, Немеркнущий, Мария, свет! Он на коленях в нише темной Замолит страстные грехи, Замолит свой восторг нескромный, Свои греховные стихи! И ты, чье сердце благосклонно, Не гневайся и не дивись, Что взглянет он порой влюбленно В твою ласкающую высь! 12 июня 1909 (12 февраля 1914)
БЛАГОВЕЩЕНИЕ С детских лет — видения и грезы, Умбрии ласкающая мгла. На оградах вспыхивают розы, Тонкие поют колокола. Слишком резвы милые подруги, Слишком дерзок их открытый взор. Лишь она одна в предвечном круге Ткет и ткет свой шелковый узор. Робкие томят ее надежды, Грезятся несбыточные сны. И внезапно — красные одежды Дрогнули на золоте стены. Всем лицом склонилась над шелками, Но везде — сквозь золото ресниц — Вихрь ли с многоцветными крылами, Или ангел, распростертый ниц… Темноликий ангел с дерзкой ветвью Молвит: «Здравствуй! Ты полна красы!» И она дрожит пред страстной вестью, С плеч упали тяжких две косы… Он поет и шепчет — ближе, ближе, Уж над ней — шумящих крыл шатер. И она без сил склоняет ниже Потемневший, помутневший взор… Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?» И рукою закрывает грудь… Но чернеют пламенные дали — Не уйти, не встать и не вздохнуть… И тогда — незнаемою болью Озарился светлый круг лица… А над ними — символ своеволья — Перуджийский гриф когтит тельца. Лишь художник, занавесью скрытый, — Он провидит страстной муки крест И твердит: «Profani, procul ite, Hie amoris locus sacer est». [4] Май — июнь 1909 Pcrudgia — Spolelo УСПЕНИЕ Ее спеленутое тело Сложили в молодом лесу. Оно от мук помолодело, Вернув бывалую красу. Уже не шумный и не ярый, С волненьем, в сжатые персты В последний раз архангел старый Влагает белые цветы. Златит далекие вершины Прощальным отблеском заря, И над туманами долины Встают усопших три царя. Их привела, как в дни былые, Другая, поздняя звезда. И пастухи, уже седые, Как встарь, сгоняют с гор стада. И стражей вечному покою Долины заступила мгла. Лишь меж звездою и зарею Златятся нимбы без числа. А выше, по крутым оврагам Поет ручей, цветет миндаль, И над открытым саркофагом Могильный ангел смотрит в даль. 4 июня 1909 Spoleto ЭПИТАФИЯ ФРА ФИЛИППО ЛИППИ[5] Здесь я покоюсь, Филипп, живописец навеки бессмертный, Дивная прелесть моей кисти — у всех на устах. Душу умел я вдохнуть искусными пальцами в краски, Набожных души умел — голосом бога смутить. Даже природа сама, на мои заглядевшись созданья, Принуждена меня звать мастером равным себе. В мраморном этом гробу меня упокоил Лаврентий Медичи, прежде чем я в низменный прах обращусь. 17 марта 1914 «Кольцо существованья тесно…» Кольцо существованья тесно: Как все пути приводят в Рим, Так нам заранее известно, Что всё мы рабски повторим. И мне, как всем, всё тот же жребий Мерещится в грядущей мгле: Опять — любить Ее на небе И изменить ей на земле. Июнь 1909 (19 марта 1914)
ЧЕРЕЗ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ 1 Всё та же озерная гладь, Всё так же каплет соль с градирен. Теперь, когда ты стар и мирен, О чем волнуешься опять? Иль первой страсти юный гений Еще с душой не разлучен, И ты навеки обручен Той давней, незабвенной тени? Ты позови — она придет: Мелькнет, как прежде, профиль важный, И голос, вкрадчиво-протяжный, Слова бывалые шепнет. вернуться Идите прочь, непосвященные, здесь свято место любви (лат.). вернуться Эпитафия сочинена Полицианом и вырезана на могильной плите в Сполетском соборе по повелению Лаврентия Великолепного. |
