Через три мили Аурелия увидела страшный Чилкутский перевал. У нее чуть ноги не подкосились. Это была почти отвесная обледенелая стена, по которой ползли вверх крошечные, издали похожие на муравьев люди. Держась за натянутую вдоль «тропы» веревку, маленькие фигурки – шаг за шагом – карабкались наверх.

Кругом слышалась отчаянная брань: люди наконец-то убедились, что индейцы говорили им правду: вьючные животные перевал не осилят. Некоторые разворачивали лошадей и отправлялись назад. Им придется идти через перевал Петерсена, не такой крутой, но более длинный.

Тощие, с натертыми спинами и разбитыми ногами, животные сбились в кучу, ожидая от своих хозяев дальнейших приказаний, корма и ласки. Но испытания лишили их хозяев последней человечности.

– Не могут же они просто бросить здесь животных! – воскликнула Аурелия.

– Вы им не поможете, – сказал Клейтон и, обняв девушку, потащил дальше.

– Ну что-нибудь ведь можно сделать! – возмутилась Аурелия, вывертываясь из его рук и в ужасе оглядываясь на покинутых животных. – Это же бесчеловечно!

Клейтон схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

– Такова цена, которую упрямцы платят за то, чтобы найти золото.

У Аурелии на глазах выступили слезы, но Клейтон не дал ей расплакаться и потянул вперед.

– Вы справитесь, Аурелия. Только не оглядывайтесь. И не смотрите вниз.

Девушка понимала, что он старается ее приободрить. Но она совсем пала духом. Казалось, силы оставили ее, надежда угасла, она не могла смириться с такой жестокостью. Но Клейтон схватил ее за руку, и они начали подъем.

Аурелия чувствовала, как напряжен каждый ее нерв и как остатки сил улетучиваются в воздух, который с каждой минутой становился холоднее. На лбу выступил пот, и мучительно колотилось сердце. Она выпустила руку Клейтона и свернула на площадку, выкопанную в снегу для передышки. Клейтон прислонился спиной к ледяной стене и сказал:

– Обопритесь об меня и отдохните.

Но вот отведенные на отдых несколько минут истекли.

– Ну как, справитесь? Вершина горы находится на высоте четырех тысяч футов. Осталось совсем чуть-чуть.

– Сколько на это уйдет времени?

– Трудно сказать. Большинство доберутся до вершины за час, но все зависит от того, какой они несут груз и как часто останавливаются на отдых. Один человек сказал мне, что поднялся за шесть часов.

Аурелия застонала и прижалась к груди Клейтона. Его обледеневшая куртка была твердая, как доска. Лед царапал ей щеки.

– Но и здесь ведь нельзя отсиживаться, правда? – сказала Аурелия, собрав всю свою волю. – Пошли.

Клейтон грустно улыбнулся.

– Не спешите. Если какая-нибудь добрая душа не пропустит нас вперед, мы тут несколько часов простоим, пока сумеем втиснуться в цепь.

Плотная шеренга людей тянулась до самых Весов, и в ней не было ни единого просвета.

– Пожалуйста, – крикнула Аурелия проходившим мимо. – Вы не пропустите нас?

– Проходите, мэм, – сказал один. – Женщина, которая сумела дойти почти до вершины, заслуживает, чтобы ей помогли.

Аурелия поблагодарила, и они втиснулись в цепь. Клейтон встал впереди нее. Но около высеченных в ледяной стене ступеней у нее подкосились ноги. Люди ползли на четвереньках, цепляясь за лед чуть ли не ногтями.

– Золотая лестница, – объяснил ей Клейтон. – Вставайте на четвереньки, Аурелия. Иначе не получится. Хватайтесь крепче и не останавливайтесь.

Да как тут можно остановиться? Сразу упадешь вниз. Засунув юбку между ног, Аурелия встала на четвереньки и поползла наверх. Лед рвал кожу перчаток, осколки льда царапали ей щеки. Она проклинала свою длинную юбку. И свой корсет. И жажду обогащения, которая превращала людей в зверей. И Виолетту.

– Эй, живее! – крикнул кто-то сзади. – Скоро стемнеет.

Ветер здесь был еще сильнее, бил в лицо снегом и каменной крошкой. Щеки Аурелии горели. Глаза слезились. Но в ту минуту, когда ей показалось, что больше нет сил сделать ни шагу, она оказалась на площадке. Вершина! Аурелия посмотрела наверх. Над ней развивался английский флаг.

– Дошли! – крикнул Клейтон, обнял ее и поцеловал.

Губы у него были такие же холодные и твердые, как и у нее, но Аурелию это не смутило. Как не смутило и то, что мужчина поцеловал ее на глазах у всех. Хотелось, чтобы он поцеловал еще. Он так и сделал, и по телу Аурелии разлилась волна блаженного тепла, а на глазах выступили слезы радости.

Клейтон отступил и широко улыбнулся. В его бороде, как и у нее в волосах, сверкали льдинки.

– Вы хоть понимаете, как мало людей могут похвастаться тем, что осилили Чилкутский перевал?

Взявшись за руки, Аурелия и Клейтон торжественно вошли в палатку-столовую. На них устремились все взгляды – женщина на Чилкутском перевале?

– Два обеда, – сказал Клейтон хозяину столовой. – Порция виски, чашка чаю, разведите для нас огонь. – И, взглянув на Аурелию, добавил: – Моя дама замерзла.

– Дрова у нас стоят два доллара за фунт. Так развести огонь или нет, мистер?

– Да, на десять долларов! Моя дама это заслужила.

– Я тоже хочу выпить виски, – сказала Аурелия.

– Вот молодец! – одобрительно зашумели мужчины. – Это вы тоже заслужили.

Хозяин загрузил дровами железную печку и поднес к ним спичку. Потом взял ящик, перевернул его вверх дном и предложил Аурелии.

– Садитесь, мэм. Сейчас я принесу вам виски.

А чаю придется подождать. Не знаю, есть ли у меня чай.

Аурелия села на ящик и закрыла глаза. Вдыхая запах горящего дерева, она растирала руки. Как хорошо! Она открыла глаза только для того, чтобы взять рюмку с виски. Горло словно обожгло, и это тоже было прекрасно.

Клейтон принес ящик и сел рядом. Он сиял башмаки и поставил их перед огнем. Потом стянул носки и повесил их на решетку позади печки.

– Сейчас не время стесняться, – сказал он, встав перед Аурелией. – Если не хотите обморозиться, снимите сапожки. И чулки тоже.

– Но я вижу в палатке пограничников, – прошептала она. – Вы не забыли про мое наследство?

– Как я такое забуду! – Он подмигнул и, ухватив ее за ногу, стащил сапожок, потом другой. – Правда, так лучше?

Аурелия кивнула и пошевелила пальцами ног в мокрых чулках. Стараясь не поднимать юбку высоко, Аурелия сняла черные хлопчатобумажные чулки и протянула их Клейтону. Тот повесил их на решетку рядом со своими носками.

Съев две тарелки супа из бобов и большой ломоть кукурузного хлеба, Аурелия почувствовала, что у нее слипаются глаза. Хоть немного поспать! Хозяин дал Клейтону одеяло, и он накинул его на плечи Аурелии. Так она и проспала два часа. Лишь изредка в ее сознании всплывала фраза: «Моя дама… моя дама».

– Просыпайтесь, соня! Одевайтесь. Мы должны пройти через таможню.

Они вышли наружу и встали в очередь: надо было заплатить таможенный сбор.

Все ежились от холода. Те, кто сумел найти в снегу сваленные с канатной дороги вещи, устанавливали палатки. Другие переминались с ноги на ногу с поклажей на спине.

– Как, не трусите? – спросил Клейтон, когда подошла их очередь.

– Чулки у меня сухие, ноги в тепле. Все отлично.

– Я не это имел в виду. – Клейтон со значением покосился на ее юбку.

– Следующий! – крикнули из палатки.

– Сколько вас? – спросил таможенник, когда партнеры подошли к его столу, и Аурелии показалось, что «кольт» вдруг стал вдвое тяжелее.

– Трое, – ответил Клейтон. – Третий, молодой человек по имени Пойзер, пока остался в Каньон-Сити. Он присоединится к нам, когда выздоровеет.

Таможенник поднял голову от бумаг.

– Пойзер? Пойзер? – И тут он вспомнил. – Это не тот, что голыми руками убил гризли?

– Господи! – вырвалось у Аурелии, а Клейтон закатил глаза.

– А вы – та красивая леди, чью жизнь он спас, да? Ну что ж, идите устраивайтесь на ночь. И не беспокойтесь о своем друге. Мы его встретим по-царски.

– Спасибо, – сказала Аурелия и толкнула Клейтопа локтем – дескать, поблагодарите его тоже.

– Имущество свое собрали? – спросил таможенник.