Кое-кто успел зайти в шатер, другие собрались около. Возле очага валялись шкуры и кожи. Когда вошедшие приблизились, Фракен слабо кашлянул. Лицо его осунулось, почти истаяло. Глаза старика были закрыты… может быть, предсмертных слов не будет. Но парень-без-имени нагнулся к его уху и зашептал. Фракен что-то забормотал, потом открыл глаза и медленно обвел взглядом собравшихся. Прежде чем заговорить, старик закашлялся, и парень стер с его губ выступившую кровь.

– Вы пришли сюда потому, что я умираю. Я много раз говорил вам, но вы не слушали. А теперь я умираю, и вам придется слушать. Этот парень будет Фракеном. Он умеет читать будущее по совиным шарикам. Слушайте его – я хорошо учил. И слушайте меня, потому что я вижу то, чего не видел прежде… – Он снова закашлялся, откинулся назад и долго лежал, пока силы вновь не вернулись к нему. – Подыми меня, – сказал он. Кровь стекала струйкой у него по подбородку. Парень приподнял голову умирающего, чтобы он мог видеть тану, молча стоявших у очага. Глаза его обратились к Херилаку, остановились на Керрике, и лицо старика исказила гневная тень. – Мы сейчас в стране мургу. Это плохо. Наше место в горах, среди снегов. Там нужно жить. Подальше от мургу, от их мыслей, поступков, подальше от тех, кто поступает подобно мургу.

Присутствующие посмотрели на Керрика, но тут же отвели взгляд. Его лицо оставалось спокойным и невозмутимым. Он знал – старик всегда ненавидел его. И в словах умирающего была не правда, а лишь последняя месть.

«Умирай же, – подумал Керрик, – скорее. И никто о тебе не вспомнит».

– Если мы будем жить рядом с мургу, то сами превратимся в мургу. Мы тану. Уходите в горы, возвращайтесь к прежним путям.

Глаза его закрылись – старик снова зашелся в кашле. И больше не открывались, хотя умер он не сразу. Керрик ждал вместе со всеми и, хотя ненавидел старика, не смел выразить своего чувства. Стемнело. Парень-без-имени подложил дров в очаг. Дым окутал Фракена, тот опять закашлялся – и умер. Херилак нагнулся, тронул старческую шею, приоткрыл пальцами веко и выпрямился.

– Умер. Вот вам новый Фракен.

Керрик медленно шел к своему шатру. Ненависть покойного не смущала его – наконец-то ей пришел конец. Старый Фракен был существом ядовитым. Надо же, хочет, чтобы они вернулись в горы, к снегам, а сам-то небось не возражал против жизни на юге… радовался даже.

Там, в далеких горах, нет дичи – одни только снега. И саммадам нет дороги назад. Им придется остаться здесь, в тепле, где хорошая охота.

Пока живы стреляющие палки, которые держат убийц-мургу на расстоянии. Эта мысль не давала Керрику покоя.

Выйдя из тенистого перехода, Энге услыхала крики, но смысла их понять не могла, пока не увидела Амбаласи и не разобрала ее голос. Развалившись на доске для отдыха, старая ученая кричала помощнице:

– Ткни ее, только не порань. Пусть кусает палку.

В дальнем конце прогалины раздавалось страшное шипение и клекот. Энге с удивлением заметила, что Сетессеи тыкает длинной палкой в какую-то птицу. Теряя перья, существо яростно било крыльями и хватало палку зубастой пастью. Значит, не птица, если у нее зубы. Поодаль шипели от страха еще четыре таких же создания со связанными ногами.

– Теперь выпускай! – приказала Амбаласи. Ноги пленницы стягивала живая повязка. Сетессеи палкой нащупала нервный узел, нажала на него – пасть живой веревки открылась. Оказавшись на свободе, странное создание с визгом припустило к деревьям. На бегу оно расправило крылья и время от времени подпрыгивало в воздух.

Наконец оно с воплем исчезло в подлеске.

– Великолепно, – высказалась Амбаласи, отмечая успех правой рукой. Но едва острая боль пронзила ее перевязанный палец, жест превратился в осуждение-неудовольствие.

– Удовольствие присутствовать, – произнесла Энге. – Печаль от раны, надежда на скорое выздоровление.

– Разделяю надежду. Случайно занесла инфекцию, порез струнным ножом во время последнего вскрытия. Замедленное заживление свидетельствует о старости организма.

– Амбаласи обременена годами мудрости.

– И годами годов, Энге. С возрастом не поборешься. Но о нем можно забыть, радуясь открытиям и исследованиям. Ты видела, как бежали эти создания?

– Видела. Не ясны причины освобождения пленницы. Непонятно, кто она. Перья, как у птицы, однако зубы, нет клюва.

Амбаласи одобрила наблюдательность жестами.

– Оставь только свои бесплодные теории, невидимые мысли Угуненапсы, и я сделаю из тебя истинную иилане" науки. Не хочешь? Напрасно. Такая трата способностей. Ты сразу заметила у нинкулилеба зубы. Поэтому он так и зовется. Это живое ископаемое. Отпечатки существ, подобных ему, я видела на камнях, отложившихся неисчислимое время назад. Но на этом континенте, вдали от Инегбана, оно благоденствует. Ты видела перья и зубы. Это существо – промежуточное звено между древними ящерами и великолепно умеющими летать естекелами. А может быть, и нет. Не исключена параллельная эволюция. Эти создания напоминают нынешних птиц. Крылья есть, перья есть – только не могут взлететь в воздух. Ты сама видела. Ловя насекомых и спасаясь от хищников, они быстро бегают, помогая себе крыльями. Это не континент – это откровение, здешнюю флору и фауну можно изучать целую жизнь.

Разговаривая, Амбаласи сняла с руки нефмакел, бросила негодующий взгляд на заживающую рану и жестом велела Сетессеи наложить новую повязку. Пока та прилаживала ее, Амбаласи поинтересовалась причинами появления Энге.

– Беспокойство о ране, желание помочь.

– Рана болит, но заживает. В чем помощь?

– Омал говорит, что с контейнерами неладно – мясо портится.

– Плохие энзимы. Сетессеи позаботится об этом, как всегда. Но зачем Энге нести весть, с которой могла бы справиться и Омал? Даже любая фарги, которая хоть чуть-чуть иилане".

– Амбаласи видит все мысли собеседницы. Хотя для тебя вопрос интереса не представляет, я ищу ясности мысли в том, что может ускользнуть от меня.

– Временами я ощущаю себя единственной иилане" посреди йилейбе фарги. И как-то мир обойдется без моего разума?

Хотя вопрос ответа не требовал, Энге ответила с подчеркнутой уверенностью:

– Не знаю, как весь мир, но я и сестры погибнем. И в полноте времен не забудем об этом. – И она почтительно склонилась, нижайшая перед высочайшей.

– Хорошо сказала. Льстиво, конечно, но истинно. Итак, для чего же еще потребовалась тебе моя безграничная мудрость?

– Многие спрашивают меня, и по-разному, но вопрос один и беспокойство одно.

– Твоим лентяйкам следует меньше думать и больше работать. Ваши новые фарги, причисленные к Дочерям Жизни, делают всю работу по городу, невзирая на то, что они – только фарги, неразумные и бестолковые в невероятной степени. У прочих остается слишком много времени на разговоры и вопросы.

– Амбаласи точна, как всегда. Но этот вопрос мучает и меня. Страх за будущее, которое не наступит. Страх окончания. Страх за жизнь этого города.

Амбаласи сердито фыркнула.

– Абстрактные думы порождают абстрактные страхи. Все здоровы, город растет. Опасностей мало, пища в изобилии. Разумная иилане" только наслаждалась бы настоящим, не думая о грядущих муках. Все вы молоды и только начинаете долгую созидательную жизнь. Зачем терзать себя думами о будущем? Не отвечай, я это сделаю за тебя. Все вы – Дочери Недовольства – и никогда не обретете ни истинной мудрости, ни истинного удовольствия. И ваши непрерывные споры о том, каким способом предотвратить окончание жизни, погубят вас самих.

– Да, но однажды…

– Но уже не при мне. Вы сами придумали себе проблемы. И должны искать выход самостоятельно. Я же приближаюсь к завершению своих трудов и, когда все будет закончено, навсегда покину эти края.