– Надо же! – Добрая женщина была рада, что ее воспитанник добился известности, хотя сама она понятия не имела, что такое стремена. Она никогда не видела холщовые и кожаные петли, которые все мы пришили к своим седлам.

– Я часто думала, что же будет с мальчиком, – продолжала наша хозяйка. – Он был не похож на других, и не только цветом кожи. Я всегда чувствовала, что ему уготовано что-то иное – стать путешественником или, может быть, монахом.

Я никогда не задумывалась о будущем араба, только думала, что ему нужно жениться. Паломид был очень обходителен с женщинами и совсем не похож на отшельника. Но часто он становился тихим и задумчивым, когда другие хвастливо хохотали, и это, вероятно, означало более глубокие чувства, несвойственные остальным. Чем-то он напомнил мне Ланселота.

– У тебя достаточно поводов гордиться им, – сказала я, а женщина застенчиво улыбнулась в ответ.

Мы проехали Стену, и путь наш лежал к продуваемым ветрами горам Чевнот. Когда мы проезжали старый римский лагерь, дорогу нам преградило стадо овец, которых гнали в овчарню. Перепуганные пастухи подошли к нам и объяснили, что разбойники всю весну совершали набеги на их овчарни.

– Мы мирные люди, господин, мы привыкли бороться с волками и погодой, но не с разбойниками. Может быть, ты и твои воины…

Артур быстро кивнул и после коротких переговоров с Лансом и Гавейном, принял решение, что рыцари поедут искать разбойников, а мы с женщинами останемся с семьей пастухов.

– На этот раз ты с нами не поедешь, – твердо сказал мой муж, как будто ожидая, что я буду протестовать.

Но я радостно подчинилась. После происшествия в Хамбере я не испытывала ни любопытства, ни желания снова участвовать в сражении. Мне хоте лось, чтобы и Артур не делал этого, но король, который не водит своих людей на битву, долго не останется королем, поэтому я обняла его и попросила богов присмотреть за мужем.

Жена пастуха была маленькой сухонькой женщиной, блестящие глазки которой жадно цеплялись за все, что успевали разглядеть. Проводив нас в комнату, служившую общей спальней для пастухов, она извинилась за неудобства.

– Погода такая теплая, что они могут поспать и на улице, госпожа, а у меня нет времени прибирать здесь. Завтра у нас начинается стрижка, и, кроме того, сейчас самая тяжелая пора в году. Но ты видишь, комната уютная и безопасная, хотя и скромная.

Я поблагодарила хозяйку и, не желая быть дополнительной обузой, спросила ее, не могу ли я чем-нибудь помочь. И вот на следующее утро после завтрака, состоящего из густой жирной овсяной каши, она предложила мне отнести мужчинам два горшка с целебной мазью.

Я никогда не видела, как стригут овец. У нас в Регеде мы собирали шерсть с кустов и с ежевики, где овцы советской породы теряли се. Эти овцы более дикие, чем животные Чевнота. Я с изумлением наблюдала, как мужчины сначала мыли овец, потом железными ножницами снимали с животного всю шерсть, как мать, раздевающая своего малыша.

От овец всегда резко пахнет, и я с детства ненавидела запах сырой шерсти. Сейчас я стояла в облаке этой шерсти и подавала мужчинам горшки с мазью. Похоже, что малейшую ранку под тяжелой шерстью наполняют личинки, которые могут съесть овцу, поэтому каждую болячку замазывали мазью сделанной из почек ракитника и ланолина.

Стрижка продолжалась, и вид этих толстых белых червяков, извивающихся в розовой плоти, вызывал у меня отвращение.

– Лучше помогай мне на кухне, – предложила жена пастуха, когда я сказала ей об этом. – Там много работы.

Но на следующее утро я обнаружила, что накануне вечером в кухню занесли вновь настриженную шерсть, от нее исходил отвратительный запах, который заполнил комнату, как туман, и меня снова затошнило. Я только-только успела выбежать за дверь.

Жена пастуха послала меня и моих женщин собирать, чернику, и на свежем воздухе я чувствовала себя лучше, хотя молила богиню, чтобы Артур приехал поскорее.

На третье утро я не трогала шерсть и не помогала на кухне, но все же очутилась около ручья, согнувшись от болей в желудке и позывов на рвоту. Когда приступ прошел, жена пастуха положила мне на лоб холодную тряпку и пригласила меня сесть рядом с ней на деревянную колоду.

– Когда у тебя было истечение последний раз, дочка?

Она говорила ласково, но глаза ее пристально следили за мной.

– Гм… – Я смотрела на маленький пруд, в котором купали овец, и пыталась вспомнить. – Когда была молодая луна.

– Молодая луна на прошлой неделе или в прошлом месяце?

– Не на прошлой неделе… неужели так быстро начался новый цикл? – Слова вырвались у меня, прежде чем я поняла их смысл.

– Прошлой ночью я видела, что луна уже половинная. – Глаза жены пастуха сощурились от смеха. – Я бы сказала, что ты была так занята другими делами, что не заметила, что беременна. Бьюсь об заклад, что, когда ты не будешь находиться рядом с шерстью, ты будешь хорошо себя чувствовать по утрам, и твоя беременность пройдет нормально. Ее слова как будто окунули меня в теплую воду, вызвав радостный смех и слезы. Я обняла старую женщину, и она качала меня, как мать. Эти несколько минут она было для меня и Игрейной, и матерью, и Бригит, и мои благодарности богине изливались в волне гордости, восторга и признательности.

Наконец-то я стану матерью!

Рыцари и Артур вернулись два дня спустя, усталые, грязные, но необычайно довольные собой.

Жена пастуха сказала, что мужчин, как и овец, нужно вымыть, и, после того как самый большой котел в доме хозяев наполнили водой и поставили его на костер, рыцари терпеливо стали ждать своей очереди, чтобы привести себя в порядок.

Артур был очень возбужден и, пока грелась вода, рассказывал о походе.

– Мы преследовали негодяев до самого побережья, до большой скалы, которая выступает над морем, – говорил он, раздеваясь. – Потом погнали их по берегу. Селения были мирными, но мы сожгли три лагеря, где останавливались разбойники. Я думаю, что пока все будет спокойно. – Артур благодарно кивнул в сторону своих людей. – Это самые лучшие воины, о которых только можно мечтать. Гавейн отлично выучил Пеллеаса, теперь он умело владеет мечом. И Ламорак прекрасно сражался. Мы очистили землю, не потеряв ни одного человека, и уехали, получив заверения в верности от поселенцев.

Я смотрела на своего мужа. Даже сейчас, потный и грязный, он сиял детской радостью и гордился выполненным долгом. Мерлин научил его дипломатии и умению мыслить логически, но больше всего Артур любил, когда его мечта воплощалась в жизнь его собственными трудами. Сейчас все сложилось именно так, и результаты похода волновали Артура так же сильно, как меня волновала беременность. Мне очень хотелось сообщить мужу радостную новость, но, сейчас ни время, ни место не подходили для этого.

– Но Ланса мне пришлось оставить там. – Артур снимал свои башмаки, и я удивленно посмотрела на него. – Мы закончили свой поход у реки Кокэт, там где она впадает в Северное море. Там долина и неширокое устье. Бретонцу там очень понравилось, и я подарил эти земли ему. Хорошо, что в этих краях будет рыцарь Круглого Стола.

Мысль о том, что Ланс покинет двор, была для меня непривычна. Большинство рыцарей-холостяков жило с нами, только Герайнт и Агрикола жили в своих королевствах. Даже Гавейн, который должен стать королем Эдинбурга и Оркнеев после смерти матери, не высказывал никакого желания жить вдали от нашего дома. Если бретонец переедет в другое место, то этим будет не только нарушена традиция, но и мы будем очень скучать по нему. Но я подумала, что, скорее всего, Ланселот будет уезжать туда только время от времени.

– Ланс хотел навести там порядок… и познакомиться с местными жителями. Я заметил, что у кузнеца хорошенькая дочка. – Артур засмеялся, и я подумала, не поэтому ли рыцарь заинтересовался этим местом. В конце концов, может быть, линия жизни Ланселота подводила его к любовному роману.

Вымывшись, мужчины с аппетитом поели и легли спать. Артур был таким уставшим, что сумел только пожелать мне спокойной ночи сонным голосом, и я лежала рядом с ним, радуясь своей беременности. Я сохраню тайну до тех пор, пока не станет спокойно, мы будем одни и сможем насладиться своим счастьем.