Жена Вехи выглядела несчастной, весь вечер рассматривала свои руки и едва поднимала глаза, когда я пыталась говорить с ней на ее родном языке. На следующий же день я сказала ей, что она может остаться дома, потому что участие в пире явно лишило ее душевного равновесия. Это могло быть и со мной, если бы я не участвовала в празднике.

Элейна из Астолата обратила на себя внимание, когда в первый раз легкой походкой прошла в круг внутри круглого стола, чтобы налить нам вина. Мужчины следили за девушкой оценивающими взглядами, и даже Артур обратил на нее внимание. Пока она наполняла наши кубки, на ее губах играла мягкая, приветливая улыбка, хотя глаза ее были опущены и на нас она даже не взглянула.

Артур повернулся ко мне и тихонько присвистнул.

– Откуда она? – спросил он, и, когда я ответила, медленно покачал головой. – Надеюсь, что со своими неприятностями она справится сама.

Девушка заметила, что ее появление вызвало оживление, но продолжала свое дело. Ланс рассматривал изогнутые лепестки лилии, которую он вынул из букета, но бросил это занятие и поднял свой кубок, когда Элейна дошла до него. Их пальцы нечаянно встретились, Девушка подняла глаза, вздрогнув, как человек, которого внезапно разбудили. Она смотрела на бретонца, и краска залила ей лицо. Наполнив кубок Ланса, она вернула его ему. Он улыбнулся и взамен вручил ей цветок.

Элейна молча вставила его в вырез своего платья, а потом пошла дальше.

– Мне кажется, ты выиграл состязание, – поддразнила его я.

– О нет, надеюсь, что нет. – Первый рыцарь вздохнул. – И не собирался делать этого.

Шли дни, и люди были очень довольны турнирами, которые, устраивал Ланс, а Бедивер временно занял его место рядом с Артуром, который вел переговоры со знатью. В большинстве своем это были члены местных магистратов и потомки римских трибунов, которые захватили власть после легионеров. Это были люди, больше склонные к переговорам, чем к противоборству, и мы стремились привлечь их на свою сторону. Артур с Бедивером встречались с ними либо один на один, либо группами, изо всех сил стараясь развлекать их и всегда возвращаясь к обсуждению программы Круглого Стола. Многим из них льстила мысль быть нашими союзниками, и Братство, которое когда-то насчитывало всего лишь четыре десятка членов, могло увеличиться до сотни человек.

Тристан большую часть времени проводил в парке, отсыпаясь после пиршества или наигрывая грустные песни на арфе. Я встретила его однажды утром, когда пошла собирать мяту к вечернему пиру. Рыцарь сидел на обломках колонны, глядя в пространство. Когда я спросила, как идут дела в Корнуолле, он грустно посмотрел на меня.

– Что, на самом деле так плохо? – спросила я Динадана, когда Трис взял свою арфу и пошел к скамье под дальней ивой, которая почти полностью скрывала его от посторонних глаз.

– Да, – вздохнул его приятель, – и боюсь, что не только для него, госпожа. – Я удивленно подняла бровь, а Динадан продолжал: – Может быть, если бы я поехал с ним в Ирландию за девушкой, все было бы по-другому. Ты же знаешь, что он не очень… искушен в делах житейских. И до того его мало интересовали женщины, Тристан только иногда проводил с ними ночь. Но сейчас, похоже, он не может думать ни о чем, кроме этой девушки, а это вызывает тоску, боль и мысль об украденном счастье. Не представляю, как они могут получать удовольствие от своих встреч – ведь христиане дают обет супружеской верности.

– Значит, его любовь не осталась безответной?

– Если бы это было так, госпожа! Маленькая распутница сводит его с ума, он сгорает от желания и ревности.

– О! – пробормотала я, начиная понимать, почему Тристан так удручен.

– Эта девица из королевской семьи язычников. – Динадан горестно пожал плечами. – Изольда привыкла пользоваться правами кельтских королев, и, хотя она молится Белому Христу своего мужа, ей непонятно, почему ее связь с Трисом раздражает старого короля.

– Марк знает?

– Не думаю. Он так счастлив, что у него есть его маленькая хорошенькая игрушка, что он не хочет замечать, что происходит. Но если он застанет их вдвоем… я не знаю, чем это может кончиться. – Рыцарь уныло покачал головой и тяжело вздохнул. Потом он ушел, а я снова принялась собирать, мяту.

Но не только Тристан страдал от любви. Ланс заметил, что за ним постоянно ходит Элейна. Каждый день она рвала в саду лилии и вставляла цветок в вырез своего платья, а потом шла на площадку, где проходили турниры, и искала бретонца. Если он был там, Элейна садилась рядом с его вещами, как преданная собака. Когда Ланс, разгоряченный приходил после поединка, девушка терпеливо ждала, пока он соберет свои вещи и пойдет во дворец. Элейна всегда предлагала ему понести что-нибудь, и каждый раз он любезно благодарил ее и отказывался от помощи, и она молча плелась следом за своим возлюбленным и за его спутниками.

Если Элейна не находила Ланса на турнирах, она медленно ходила по городу, настойчиво разыскивая его среди торговцев или в распивочных, сооруженных саксами. Пока девушка искала рыцаря, она ни с кем не вступала в разговор.

– Откровенно говоря, – признался Ланс однажды вечером, – она ставит меня в неловкое положение. Этот ребенок невольно может попасть в беду, она не должна ходить одна. На твоем месте, Гвен, я бы сказал Лавинии, чтобы она обращалась с ней построже для ее же собственной безопасности.

Я кивнула, соглашаясь с бретонцем, и решила после заседания Круглого Стола поговорить с Лавинией об Элейне. Но беда пришла в последний день праздника, еще до того, как я успела поговорить с матроной. Передо мной внезапно вырос отец Элейны, в отчаянии заламывая руки.

– Ее пытались изнасиловать, – говорил, плача, Бернард, – если бы не Ланселот, мою дочь изнасиловали бы здесь, при дворе короля Артура. Так не подобает поступать рыцарю. Я не могу представить, что король одобряет подобное. – Я быстро кивнула ему, но Бернард не смотрел на меня. – Элейна всегда была такой хорошей девочкой. Такое благочестивое дитя… всегда ходила к мессе. Только застенчива… слишком застенчива. И доверчива.

Вошли Ланс с Артуром, и мой муж сразу же подошел к обезумевшему от горя отцу Элейны.

– Это были бродяги, господин, а не члены Круглого Стола. Тот, кого поймал Ланс, сказал, что они пришли в Лондон раздобыть еду и получить какую-нибудь работу. Мне кажется, – добавил он, повернувшись ко мне, – девушка пришла в себя?

Я кивнула, заверив его, что девушка испугана, но не пострадала.

– Но, – сказала я, в упор глядя на Бернарда, – вам нужно найти для девушки компаньонку.

– Я сделаю даже больше. – Бернард стучал кулаком одной руки об ладонь другой. – Я отвезу ее обратно в Астолат и запру ее в башне на острове, пока не найду ей мужа.

– Это скорее похоже на наказание, а не на защиту, – выпалила я, потрясенная его поведением.

– Вовсе нет. Я люблю свою дочь и хочу, чтобы она была в безопасности. Элейна привыкла проводить в одиночестве многие часы, и я не думаю, что она будет возражать. Конечно, – он бросил косой взгляд на Ланселота, – это лучше, чем видеть, как она преследует мужчину, который не обращает на нее внимания. Я не позволю, чтобы из нее делали посмешище, или надругались над ней. Она хорошая девочка, благочестивое и очень робкое дитя… – Он оглядел нас таким взглядом, как будто подзадоривал поспорить с ним.

Итак, отец Элейны увез свою прекрасную дочь. Мне было ужасно жаль, бедную девушку, которую заключали в башню на острове, и я надеялась, что притуплённое сознание Элейны не позволит ей понять, что с ней делают.

В тот день закончилось заседание Круглого Стола, на котором было достигнуто все, чего желал Артур, и после этого Уриен пригласил нас к себе в Йорк.

– Насколько мне помнится, – небрежно сказал Артур, когда, наконец, разъехались последние гости и мы с ним, оставшись вдвоем, собирались что-нибудь поесть, – я обещал тебе в качестве свадебного подарка поездку по Британии. Похоже, что самое время сделать это сейчас, когда южные соседи под контролем. Как ты думаешь? – Артур многозначительно посмотрел на меня, и я бросилась в его объятия, радуясь, что он не забыл о своем обещании. – Ничего особенного, – добавил он, – просто поедем на север, а потом, может быть, навестим и твоего отца.