– Да нет. Есть у меня на примете еще один военный аэродромчик.

– А руководство Ермолинского стоит наказать за предательство…

– Об этом не беспокойся. Ну да ладно: что-то мы все с тобой о делах да о делах. Смотри, какие сестренки нас дожидаются. Твоя какая?

Он засмеялся, поднялся из-за стола и, подойдя к краю бассейна, прыгнул в воду.

…Младший лейтенант Омельченко посмотрел в сторону своего напарника. Гнеушев двигался к их милицейской «шестерке» с противоположной стороны дороги, держа под мышкой черно-белый жезл и гроздь бананов, которыми, по всей видимости, угостил его дальнобойщик – шофер шестнадцатитонного «КамАЗа». Он очистил банан, который в одно мгновение оказался у него во рту. Через несколько секунд с грозди был сорван еще один тропический фрукт, который также быстро исчез во рту напарника. «Как семечки грызет», – подумал Омельченко о своем коллеге.

Тот перешел дорогу и уже стоял перед ним, протягивая последний банан:

– Подкрепись, Шурик, смена только началась. Надо силы беречь.

– Засунь его себе… знаешь куда?

– Догадываюсь! – заулыбался, совсем не обидевшись, Гнеушев, очистил кожуру и запихнул банан в рот.

– Да нет. Не по назначению, – брезгливо поморщился Омельченко.

– Да я понял, на что ты намекаешь, – еще сильнее осклабился напарник. – Знаешь, в детстве, как в книге о Баранкине, все мечтали стать воробьями, а я обезьяной, чтобы вволю нажраться бананов.

– Вот мечта и свершилась, – с нескрываемой иронией заметил Омельченко.

– Хоть вы и старше по званию, товарищ младший лейтенант, но все-таки попрошу без оскорблений. Все-то ты ко мне, Омельченко, придираешься, присматриваешься, принюхиваешься…

– Хочешь, Гнеушев, я тебе одну веселую, но поучительную историю расскажу?

– Только без намеков в мой адрес. А то ты любитель желаемое выдавать за действительное.

– Эх, – глубоко вздохнул Омельченко. – Как бы я хотел, чтобы это было действительно по отношению к тебе. Ну, слушай. Один мужик от тещи из деревни на своем «Запорожце» парную свининку вез. Сам понимаешь, мужичок небогатый, видать, был. Перед отъездом сложил мясо в багажник своего «Запорожца», подумав, что за время пути его прихватит на морозце. Словом, едет домой, да вдруг на границе области останавливает его гаишник. Вроде нас с тобой. Сам понимаешь, наш брат редко когда «Запорожцы» останавливает, а тут вдруг мужику не повезло. К тому же мент явно желал подзаработать и нахально принялся раскручивать водителя. Говорит: «Почему же у вас, уважаемый, номерок забрызган и резина „лысая“? Непорядок». Мужик молчит. Понимает: спорить с нашим братом бесполезно. А гаишник продолжает: «А что у вас в багажнике? Оружия нет?» Мужик разводит руками: дескать, откуда ему взяться? Мент командует: «А ну-ка приоткрой…» Делать нечего. Открывает мужик багажник и на чем свет стоит клянет про себя тещу. А у милиционера, увидевшего куски парной свинины, глаза округлились, словно чайные блюдца. «Ух, какое мясо!» – не скрывает восхищения гаишник и, нагло глядя водиле в глаза, спрашивает, нет ли у него пакета. Мужик достает пакетик, подает. Гаишник же лихо сбрасывает крагу и начинает запихивать свинину в пакет, мол, не будете возражать, если штраф натурой возьму? Неудачный зятек пожимает плечами и лишь тоскливо смотрит, как наш брат гаишник самые лучшие куски себе выбирает. Словом, расплатился. Приехал домой злой. Когда от тещи-то выезжал, то прикидывал, что этой свинины его семье на месячишко-другой хватит… В расстроенных чувствах открыл багажник и видит там милицейскую крагу – забыл ее гаишник. Из любопытства сунул в нее руку и обомлел: там полным-полно денег. Стал тут же пересчитывать мятые бумажки – больше двух «лимонов»…

– Закончил? – с пренебрежением глядя на своего напарника, спросил Гнеушев. – Это камень опять-таки в мой огород?

– Да я вовсе не про бананы, которые ты выудил у дальнобойщика по принципу «с драной овцы хоть шерсти клок»… Ты, в отличие от того гаишника, в накладе никогда не останешься. Порода у тебя не та!

– Какая ж у меня порода? – еще больше обижаясь, спросил Гнеушев.

– Обезьянья, Гнеушев. Обезьянья. Сам ведь признался, что с детства приматом мечтал быть…

– Омельченко, я на тебя сегодня рапорт напишу.

На груди младшего лейтенанта закаркал радиоприемник:

– Внимание! Всем постам ГАИ и дежурным группам на линиях. Начинаем операцию «Перехват»! В шестнадцать часов пятнадцать минут при задержании автомобиля «Нива» вишневого цвета преступниками было применено огнестрельное оружие. Нарушители скрылись в направлении Кутузовского проспекта…

Омельченко посмотрел на часы: время подходило к одиннадцати вечера. Значит, с момента происшествия прошло уже около восьми часов. Он недовольно хмыкнул: не только по его сугубо личному мнению, но и по мнению большинства его коллег, операция «Перехват» могла принести положительный эффект лишь в первые пару часов после совершения преступления. Тем не менее Омельченко распорядился, чтобы его напарник, ознакомленный с информацией, занял место на другой стороне Ленинградского шоссе и принял все меры для задержания преступников.

Пока Гнеушев переходил проспект, Омельченко вытянул жезл и приказал остановиться первой же проезжавшей мимо него «Ниве» вишневого цвета. Завизжали тормоза, и автомобиль резко вильнул к обочине, проехав еще по инерции добрых два десятка метров. Оглядываясь на дорогу, Омельченко приближался к остановившейся машине. Но, не дойдя до нее, он увидел еще одну «Ниву» вишневого цвета, а за ней еще одну. Он опять вытянул жезл и чертыхнулся: «Нив» вишневого цвета отечественная промышленность навыпускала столько, словно хотела на всех дорогах разбить вишневые сады. Это был самый популярный цвет среди автомобилей этой марки.

Три автомобиля, выстроившись друг за другом, мигали габаритками на обочине дороги. Омельченко подошел к первому. Из кабины выпрыгнула дама бальзаковского возраста в массивных роговых очках и протянула документы:

– Что-то случилось, инспектор? За последние десять минут третий раз останавливают.

– Случи-и-илось, – протянул Омельченко, внутренне негодуя то ли на автомобильную промышленность, покрасившую весь автопарк страны в бежевый и вишневый цвет, то ли на собственное начальство, которое по поводу и без повода по нескольку раз за смену объявляло «Перехват».

Он взял документы дамы и тут же вернул их обратно. Ему хватило и секунды, чтобы удостовериться в том, что документы не поддельные и номера «Нивы» соответствуют истине. Он козырнул и направился ко второй машине, краем глаза заметив, что его напарник на другой стороне дороги о чем-то весело разговаривает с водителем зеленой «Ауди».

Через несколько минут он отпустил и других двух водителей, а вишневые «Нивы» шли непрерывным потоком. Но теперь уже Омельченко останавливал машины на свой собственный выбор. Со слов недовольных водителей он знал, что где-то на Тверской и в районе Белорусского вокзала тоже действуют проверочные посты.

Наконец по рации протрубили отбой операции «Перехват», и Омельченко устало зашагал к месту стоянки своего «жигуленка». Он посмотрел на часы и понял, что и на этот раз операция дала нулевой результат. Если бы преступников задержали по горячим следам, то «Перехват» был бы отменен в течение первых двух часов. В случае неудачи операция длилась в два, а то и в три раза дольше. И хотя из милицейских сводок Омельченко знал, что говорить об эффективности «Перехвата» в столице нельзя, но и отказываться от этой операции тоже было бы делом неразумным. Конечно, каждый постовой знал, что в таком огромном городе, как Москва, преступники имеют массу возможностей раствориться, спрятать, а то и успеть разобрать на части машину, на которой было совершено преступление. Здесь, в этом миллионном мегаполисе, в отличие от областных центров, милиция просто не в состоянии была контролировать каждую улицу. И этим умело пользовались преступники.

Но самое главное – каждая операция «Перехват» отнимала у работников милиции слишком много не только физических, но и духовных сил. Ведь при проверке документов и досмотре подозреваемых автомобилей каждому милиционеру приходилось до предела напрягаться, удваивать осторожность и бдительность. Пусть случаи попадания на преступников и были редкостью, но за свою невнимательность инспектора расплачивались порой жизнью.