— Лорд Дармут дал мне дозволение ходить по замку, — начала она. — Я сегодня познакомилась с вашей дочерью.

Вентина подняла голову, и на ее удлиненном лице отразились одновременно настороженность и гнев.

— Кори чудесная девочка, — продолжала Хеди, — вежливая и милая. Вы хорошо воспитали ее.

Черты Вентины смягчились.

— Вы с ней говорили?

— Да, мы с ней полдня играли в карты — в детские игры, конечно. Она схватывает на лету. «Найти короля» оказалась для нее чересчур легкой игрой.

Редкая мать устоит перед соблазном послушать, как хвалят ее ребенка, и Вентина не была исключением.

— Как она выглядит? У нее все в порядке? Она хорошо питается?

Хеди терпеливо отвечала на все вопросы, укрепляя Вентину во мнении, что ее дочери живется хорошо. И втайне наблюдала, как настороженность собеседницы тает, словно лед на солнце, как угрюмая прислужница тирана превращается в мать, которая всем сердцем жаждет узнать хоть что-то о своей дочери. Хеди стало совестно за то, что она намерена сделать, но отступать она не собиралась. Видя, что Вентина достаточно расслабилась, Хеди подступила к ней вплотную и понизила голос до шепота.

— Я знаю, что ты ненавидишь его… так же как и я.

Вентина окаменела, и на ее смуглом лице промелькнуло смятение.

Хеди нужно было пробиться через защиту Вентины, и она напористо продолжала:

— Дармут использует против вас вашего ребенка — жизнь Кори в обмен на вашу покорность. А что, если он лишится такого удобного заложника?

Глаза Вентины сузились, и она угрожающе наклонила голову. Хеди не дрогнула.

— Барон Милеа сейчас готовится вызволить меня отсюда, чтобы мы могли вместе бежать из города. Ты можешь передвигаться по замку свободнее, чем я. Помоги мне, и тогда ты, Фарис и Кори сможете бежать вместе с нами. Эмель богат, у него много верных слуг, и он защитит вас от Дармута. Помоги мне, и тогда вы оба и ваша дочь будете свободны.

Вентина медленно отступила, глядя на Хеди с растущим подозрением. На миг — Хеди могла бы поклясться в этом — в глазах собеседницы вспыхнула надежда, но тут же угасла, словно пламя одинокой свечи на ветру.

— Ты не знаешь, — хрипло прошептала Вентина, качая головой, — не знаешь, сколько мы уже здесь прожили. Ты всего лишь посиживала рядом с Дармутом за ужином — и уже решила, что видишь его насквозь?

Хеди собиралась ответить, но тут Вентина порывисто шагнула к ней. Теперь уже Хеди отступила, незаметно сжав в кулаке за спиной вышивальную иглу.

— Думаешь, Кори была единственным нашим ребенком? — прорычала Вентина — и смолкла, давая Хеди возможность осознать смысл ее слов.

Хеди все поняла, но не показала виду.

— Умереть-то можно по-разному, — продолжала Вентина. — Ты даже и не представляешь, как можно убить тебя, не говоря уж о том, как можно убить ребенка. Если ты попытаешься бежать, Дармут об этом узнает. А я таких разговоров даже слушать не стану!

С этими словами она круто развернулась и направилась к выходу. На пороге зала она остановилась и, не оборачиваясь к Хеди, глухо спросила:

— Что помешает мне прямо сейчас пойти к моему лорду и рассказать об этом предательском замысле?

— То, что ты хорошо знаешь Дармута, — ровным голосом ответила Хеди. — Я ведь тоже на самом деле хорошо его знаю. Одно только слово о том, что вам предлагали его предать, — и он начнет подозревать вас в измене, и эти подозрения буду расти и крепнуть. Ты отнюдь не глупа, Вентина, иначе бы не прожила так долго на службе у Дармута. Ты не скажешь ему ни слова об этом разговоре.

Именно на эту страховку и рассчитывала Хеди, начиная свою рискованную игру. Что бы ни ответила Вентина на ее предложение, она все равно побоялась бы выдать Хеди Дармуту. Мгновение мондьялитко не двигалась, а затем, взмахнув широкими юбками, опрометью выбежала в коридор.

Хеди закрыла глаза, мысленно понося себя последними словами. То ли она поспешила, то ли выбрала неверный образ действий. Вместо союзника она нажила себе еще одного врага.

Чейн шел по улицам, направляясь к «Бронзовому колокольцу» и своей очередной жертве. Вельстил сказал, что у местных вампиров появились «предпочтения» в выборе жертв. Так отчего бы и не поддержать такую нелепую ложь? Дойдя до более зажиточных кварталов, а вернее, тех кварталов, которые в этом городе считались зажиточными, Чейн свернул в проулки. Было бы неразумно вновь охотиться на том же самом месте, но можно поохотиться недалеко от него, и этого тоже будет вполне достаточно.

От лохмотьев, которые Чейн напялил по приказу Вельстила, воняло мочой, и он мог бы побиться об заклад, что в капюшоне, который он натянул на голову, полно вшей. Длинный рваный плащ был не лучше. Вельстил кое-как обкромсал Чейну волосы, покрасил их в черный цвет и вымазал ему лицо угольной пылью. Меч пришлось оставить в трактире — Вельстил сказал, что он неуместен для нового Чейнова обличья. Теперь Чейн смахивал на самого жалкого оборванца, какого только можно встретить в стаде смертных, и это сходство должно было бы унизить или разъярить его… но он ничего не чувствовал. Совсем ничего.

Стоя в начале проулка, он обшаривал взглядом главную улицу. Вельстил велел ему выбрать для охоты хорошенькую дворянку. Против этого Чейн ничего не имел.

Сначала мимо него проходили только солдаты в разнокалиберных доспехах и добротно одетые горожане. Один из них выглядел вполне подходяще — молодой щеголь, быть может, сын богатого купца или местного представителя власти. Впрочем, он был чересчур юн, да к тому же смерть женщины вызовет куда большую ярость и панику. Чейн отступил глубже в проулок, привалился спиной к стене здания, гадая, долго ли еще ему придется ждать. Быть может, его неудачная охота в проулке за «Бронзовым колокольцем» отвадила местных женщин от привычки гулять по ночам.

— Да нет же, Йенс! — прозвучал с улицы женский голос. — Я велела уложить именно красный кошелек. Как ты ухитряешься забывать мои самые мелкие поручения, даже если они записаны на бумаге?

Чейн выглянул из-за угла.

В его сторону направлялась хорошенькая рыжеволосая девушка в темно-зеленом плаще. По пятам за ней с унылым видом семенил лакей. Кроме этих двоих, на всей улице был только один коробейник, весь увешанный кухонной утварью. Мерно брякая горшками, сковородками и кастрюльками, он ковылял в противоположном направлении.

— Прошу прощения, леди, — отвечал лакей, — но я правда не припомню, чтобы в вашем списке был красный кошелек.

Они миновали вход в проулок.

Чейн схватил девушку за лицо, ладонью зажав ей рот, и другой рукой стиснул горло лакею. Тот начал сопротивляться, и тогда Чейн отшвырнул девушку вглубь проулка, а затем сильнее стиснул пальцы на горле лакея. Он ощутил и одновременно услышал, как под его большим пальцем хрустнула и разорвалась трахея. Лакей схватился за горло, багровея от удушья, и Чейн поволок его в проулок.

Девушка запуталась в подоле собственного платья и упала на замерзшую землю проулка. И тут же села, открыв рот, чтобы закричать. Чейн со всей силы ударил Иенса о стену дома. Девушка потрясенно охнула, когда от удара череп ее лакея раскололся с хлюпающим треском. Чейн разжал пальцы, и мертвец, как был — с разинутым ртом и выкаченными глазами, — сполз по стене на землю.

Чейн шагнул к девушке.

Она попыталась отползти назад, и Чейн, чтобы помешать этому, наступил на ее пышную юбку. Он смотрел на девушку сверху вниз, зная, что ей отлично видны его глаза и клыки. Вложив всю силу в свой изувеченный голос, Чейн не проговорил, а со змеиным шипением выдохнул:

— Кричи!

Глаза девушки округлились от ужаса, но из широко раскрытого рта не вырвалось ни единого звука, кроме хриплого частого дыхания.

Чейн сгреб ее за ворот плаща, рывком поставил на ноги и прижал к стене. Усилием воли он придал своим ногтям нечеловеческую твердость, и они, пропоров одежду, вонзились в ее грудь.

Девушка пронзительно завизжала, и смутная дрожь наслаждения пробежала по телу Чейна, когда он впился зубами в ее горло.