– Согласен, с моей стороны это оплошность. Но признаться, я и думать об этом забыл до четверга.

– До четверга? Какого же дьявола вы не сообщили мне в пятницу, когда были здесь?

– Очевидно, потому, что мои мысли занимало совсем другое. Я очень сожалею. Мне следовало с самого начала предупредить вас насчет поездок в Кембридж.

– Еще как следовало! Прежде чем вы согласились работать и взяли деньги.

– Знаю, – повторил Хамфри. – Но это всего лишь пять ночей. Я вернусь в субботу и на следующей неделе буду выезжать по нашим делам каждую ночь, если это вас устроит.

– Всего пять ночей, – насмешливо произнес Плант. – И вы вернетесь в субботу. Много мне от этого толку. В пятницу прибывает груз. Как прикажете с ним поступить?

– Нельзя ли перенести его доставку с пятницы на субботу?

– Грузы, – устало ответил Плант, как будто втолковывал очевидные вещи непонятливому ребенку, – приходят, когда это удобно кое-кому поважнее вас, мой дорогой Хамфри. Вы должны помнить: нанимая вас, я предупредил, что прибывший товар необходимо разгружать.

– Так и было, но, боюсь, я об этом не подумал, а теперь не знаю, что мне делать. Понимаете, в субботу утром у меня лекция, а каждая минута в Кембридже так важна для меня.

– Лекции очень помогают, когда у вас нет денег, не так ли? Бесполезно, Хамфри. Груз прибывает в пятницу. А я говорил вам, что разгрузка – это самое трудное дело. – Он добавил с преувеличенным интересом: – Может быть, поэтому вы от нее и уклоняетесь?

– Я ни от чего не уклоняюсь, – сердито ответил Хамфри. – Вы уверены, что они не могут задержать груз до субботы? Неужели это так сложно? Вы никогда не просили изменить дату?

– Ваше невежество превосходит ваш эгоизм. Так вот, груз придет в пятницу, и вы будете здесь, чтобы заняться им. Я не позволяю моим партнерам отлучаться, когда для них есть работа.

– В самом деле? – осведомился Хамфри, глядя при этом на запястье Планта.

Подняв глаза, он увидел, как Плант изменился в лице, и с удовлетворением почувствовал, что его выстрел наугад попал в цель. Теперь ему известно слабое место План-та. Его собеседник занимался преступным делом, совершал рискованные и безжалостные поступки, но отнюдь не с хладнокровием, присущим, например, миссис Роуэн, и не наслаждался опасностью. Эта слабость, выглядевшая столь же неуместно, как его белоснежное белье в кухне, облегчала задачу справиться с ним – особенно человеку, попавшему в такое отчаянное положение, как Хамфри.

– Я не отказываюсь от своих обязательств. Я всего лишь спрашиваю: нельзя ли перенести прибытие груза на субботу? Все дело в том, Плант, что вы привыкли иметь дело со скользкими личностями и подозреваете нечистоплотность там, где ее нет. Если же это так важно и ничего нельзя изменить, я буду здесь в пятницу ночью.

– Тогда к чему вся эта болтовня? – угрюмо спросил Плант.

– И не думайте, ради бога, что вы делаете мне одолжение. Ускорить оборот товара в ваших интересах. Ведь посадив себе на шею Летти Роуэн, вы будете нуждаться в деньгах, верно?

В другое время Хамфри объяснил бы, что Летти еще не у него «на шее». Но, учитывая, что Плант, хотя и не без оснований, настроен враждебно, он не испытывал желания откровенничать с ним.

– В какое время я должен быть здесь?

– Около девяти. Я никогда точно не знаю времени прибытия, но лучше подстраховаться.

– Хорошо, я буду в девять. Сожалею, что не предупредил вас заранее о своем предстоящем отсутствии.

– Хорошо, только в следующий раз не забудьте предупредить. Выпьете на дорогу?

– Нет, спасибо.

Однако, возвращаясь домой и снова думая о Летти, миссис Роуэн и своем вчерашнем поведении, Хамфри пожалел, что отказался от выпивки. Среди многих истин, которые он усвоил за последние три месяца, было открытие о пользе, приносимой алкоголем в трудных обстоятельствах.

На следующий день Хамфри отправился в Кембридж – впервые неохотно, так как чувствовал, что в его теперешнем душевном состоянии уделять должное внимание лекциям и занятиям будет едва ли возможно. Хамфри и раньше ощущал пропасть, отделяющую его от замкнутого научного мирка, которая теперь казалась расширившейся до невероятных размеров. Однако Хамфри с удивлением и облегчением обнаружил, что Кембридж обладает волшебными свойствами. Выйдя после первой же лекции на тихую серую улочку, он осознал, что за прошедшие два часа ни разу не подумал о Летти, Планте или домике в Саутгейте. Во время лекции для него не существовало ничего, кроме его профессии; все остальное казалось нереальным. Его настоящая жизнь – бесстрастное приобретение знаний и столь же бесстрастное использование их на практике. В голове у Хамфри мелькнула пугающая мысль, что неудача с устройством Летти связана с особенностями его личности – качества, которые со временем должны сделать его хорошим врачом, не позволяли ему стать странствующим рыцарем. Окажись на его месте Плант, то он легко бы все устроил.

Однако после нескольких часов усердного чтения Хамфри пришлось расплатиться за предпочтение, временно отданное наукам. Задув свечу, он явственно ощутил присутствие Летти в комнате.

В течение этой укороченной недели Хамфри еще пару раз испытывал освежающее чувство пребывания в холодном упорядоченном мире науки, где умственный процесс преобладал над эмоциями. Но это были лишь мгновения, и, когда Хамфри садился в дилижанс, чтобы вернуться в Бери, он вновь полностью принадлежал Летти. Каждый дорожный знак напоминал ему о ней, а когда карета остановилась в гостиничном дворе Нью-маркета, воспоминания о девушке стали такими мучительными, а мысли о свидании с ней – до того волнующими, что он не смог проглотить и кусочка снеди, которой снабдила его в дорогу квартирная хозяйка. Скормив свой провиант дворняжке, Хамфри задремал. Во сне он видел себя бродящего по двору и размышляющего, должен ли он поделиться едой с сидящей в карете девушкой. Как давно это было!

В Бери Хамфри спрыгнул со ступеньки дилижанса на землю и вышел со двора гостиницы «Ангел» через задние ворота, избегая таким образом Эбби-Хилл, где его случайно могли заметить доктор Коппард или миссис Гэмбл. Аллея вывела Хамфри на узкую улицу. Свернув, он оказался возле двери кафе – в том самом месте, где некогда с тревогой в душе оставил Летти, дергающую шнур звонка, не догадываясь, что вскоре ему предстоит пережить душераздирающую сцену в комнатушке, скрытой за респектабельным фасадом дома.

Дверь кафе оказалась открыта, но посетителей в зале не было. Кэти в одиночестве раскладывала на центральном столе свежие газеты и журналы. Она стояла спиной к Хамфри и не обернулась, когда он вошел. Хамфри обрадовался, что именно ей сможет задать первый вопрос о Летти. Кэти всегда нравилась ему больше двух других представительниц семейства Роуэн, и, зная ее историю, он верил, будто раньше она была такой же, как Летти, только ее никто не захотел спасти.

– Хэлло, Кэти, – поздоровался Хамфри.

Вздрогнув, девушка повернулась и посмотрела на него. Однако ее лицо не смягчила улыбка, которой ее приучили встречать посетителей. Она не произнесла ни слова, напомнив Хамфри о людях, которых он встречал в домах, где кто-то недавно умер. Кэти выглядела суровой и мрачной, словно понесла тяжелую утрату и знала, что больше в ее жизни не будет ничего хорошего. Выражение ее лица потрясло Хамфри, и вопрос о Летти замер на его тубах, а вместо этого он осведомился:

– В чем дело, Кэти? Что-нибудь случилось?

– Я думала, вы вернетесь только завтра.

– У меня изменились планы. Кэти, на вас лица нет. Что произошло?

– Ничего. С Летти все в порядке, если вы это хотите знать. – Она произнесла имя кузины с явным отвращением.

– Рад это слышать.

– Несмотря на чувство облегчения, Хамфри тревожил вид Кэти и ее напряженное поведение. Что с ней случилось? Конечно, он не вправе проявлять любопытство…

– Я бы хотел повидать Летти.