– Я отстал от корабля, – ответил Шеф. – Пришлось пешком и вплавь добираться до вашего берега.

– Ты из викингов? Твоя речь больше похожа на нашу.

– Я англичанин. Но долго был среди норманнов и понимаю их язык. И с фризцами я тоже имел дело. Вы говорите совсем как они. Вы фризцы? Свободные фризцы? – уточнил Шеф, вспомнив, как любят называть себя островитяне.

Засмеялась даже старуха.

– Свободные фризцы, – сказал юный крепыш, – живут на песчаных отмелях и стремглав бегут от смерти всякий раз, как завидят парус. Нет, мы германцы.

– Люди архиепископа? – настороженно поинтересовался Шеф.

Он уже увидел свой меч, поставленный кем-то в угол. Если ответ будет неправильным, Шеф рванется за оружием и попытается сразу убить крепыша.

Они опять засмеялись:

– Нет. У нас кто христиане, кто молится старым богам, а кто и никаким. Но никто не хочет платить десятину или кланяться хозяину. Мы люди земли Дитмаршен, – гордо закончил юноша.

Шеф никогда не слышал такого названия. Но кивнул.

– Я промок и замерз. И голоден, – добавил он. – Можно до утра остаться в вашем доме?

– Добро пожаловать, спи у очага, – сказал старик, которого Шеф счел отцом крепыша и хозяином дома. – А что до голода, мы и сами с ним знакомы. Завтра ты должен будешь явиться на деревенский сход.

«Я уже был под судом викингов, – подумал Шеф. – Но может быть, в Дитмаршене суд милостивее, чем в Великой армии».

Потирая распухшую щеку, он пристроился у очага. Было слышно, как хозяева укладываются спать.

Утром Шеф проснулся на удивление спокойным и отдохнувшим. Первые несколько мгновений, лежа на утоптанном земляном полу, не мог понять, где находится. Очаг погас, и от ночного холода Шеф спасался, свернувшись калачиком и обхватив колени руками. Одежда просохла, но стала жесткой и шершавой от морской соли. Желудок ныл от голода. Одинокий и нищий в незнакомой и, может быть, враждебной стране – почему же он совсем не встревожен?

Шеф встал, лениво потянулся, распахнул деревянные ставни, впустив в дом утреннее солнце и свежий воздух, пахнущий травой и цветами. Он уже знал ответ. Потому что с него свалился груз забот. Впервые за долгие месяцы не нужно было думать о других: как их подбодрить, как их убедить, как им польстить, чтобы выполнили его волю. Детские годы приучили его к холоду и голоду. А также к побоям и угрозе попасть в рабство. Но теперь он не ребенок, а мужчина в расцвете сил. Если кто-то его ударит, получит сдачи. Взгляд Шефа остановился на оружии, которое стояло в углу. Меч Храни и копье Сигурда. Сейчас это было единственное его достояние, не считая амулета на шее, огнива и ножа на поясе. Это уже что-то.

Краем глаза Шеф увидел, что пожилые супруги слезли со своей лежанки. Мужчина сразу вышел на улицу. Это выглядело зловеще. Женщина достала из-под грубо сбитого стола ступку, засыпала в нее из бочонка горсть зерна и принялась толочь пестом. Эти звуки еще сильнее напомнили Шефу детство. Вроде тогда каждый день начинался одинаково, с хруста перемалываемого на муку зерна. Только ярлы и короли жили так, что могли не слышать каждый день этот шум. Воины больше всего ненавидели такую работу, хотя в походах и им приходилось молоть. Возможно, женщины тоже ее ненавидят, подумал Шеф.

По крайней мере, видно, что у его хозяев есть еда. Желудок мучительно откликнулся на эту мысль, и Шеф снова уставился на оружие.

Прикосновение к руке. Парень с кудрявым чубом – как всегда, улыбается. На немытой ладони он протягивает ломоть черного хлеба с куском остро пахнущего желтого сыра. Шеф взял, и рот моментально наполнился слюной, а парень достал луковицу, разрезал ножом и протянул половинку Шефу.

Они присели на корточки и стали есть. Хлеб был черствым, с отрубями и песком. Шеф рвал его зубами, набивал рот.

Через какое-то время желудок поумерил свои притязания, вернулась боль в челюсти, и Шеф вспомнил загадочное вчерашнее происшествие. Ощупывая шишку, он увидел, что парень – как там его называли? наш Карли? – ухмыляется.

– Почему ты меня ударил?

Карли, кажется, удивился вопросу:

– Я не знал, кто ты. Самый простой способ разобраться с тобой. И с любым другим.

Шеф почувствовал раздражение. Он проглотил последний кусочек сыра, встал на ноги, приподнял локти и напряг мышцы спины. Вспомнил убитого им вчера воина, юного викинга из Эбельтофта. Тот был даже крупнее, чем Шеф, а ведь Шеф на голову выше Карли.

– Ты бы не смог этого сделать, если бы не темнота.

Карли тоже поднялся, на лице мелькнула радость. Он принялся кружить вокруг Шефа, как-то странно пританцовывая, что было совсем не похоже на стойку серьезного борца. Кулаки он сжал, голова клонилась к плечу. В нетерпении Шеф шагнул вперед, чтобы схватить Карли за запястье. Кулак полетел ему в лицо, Шеф от него отмахнулся. Что-то ударило под ребра с правой стороны. Шеф не придал этому значения, стараясь снова сделать захват. Затем боль пронзила печень, Шеф потерял дыхание и невольно прикрыл руками больное место. Тут же в голове что-то взорвалось, и он обнаружил, что цепляется за стенку. Когда распрямился, рот был полон крови, зубы шатались.

Гнев охватил Шефа с быстротой молнии и заставил его восстановить контроль над телом, оттолкнуться от стенки и ринуться вперед для костоломного захвата. Но Карли впереди не оказалось, и, разворачиваясь за метнувшимся противником, Шеф почувствовал удар в спину, боль пронзила почки. Он снова отбил летящий в лицо кулак, на этот раз не забыв прикрыться снизу от незамедлительного удара в печень. Захват никак не получался, и пока Шеф соображал, он пропустил еще один удар, в скулу. Но, кружась, Шеф очутился рядом с прислоненным к стене копьем. Какая у Карли станет ухмылка, если…

Шеф выпрямился и развел руки в знак примирения.

– Ладно, – сказал он, глядя на улыбающегося Карли. – Ладно. Ты бы сбил меня с ног, даже если бы не было темно. Я вижу, ты знаешь что-то такое, чего я не знаю. Наверное, знаешь даже много такого.

Карли улыбнулся еще шире и опустил руки:

– Сдается мне, ты тоже знаешь кое-что – ты моряк, у тебя есть копье и меч. Я-то дальше нашего Дитмаршена и не бывал, да и вообще редко выбирался из деревни. Как насчет обмена? Я покажу, что умею, а ты научишь меня тому, что умеешь ты. Ты быстро наловчишься бить и защищаться кулаками, как мы это делаем здесь, в Дитмаршене. Ты очень быстрый. Слишком быстрый для большинства наших пахарей.

– Договорились, – согласился Шеф.

Он плюнул на ладонь и взглянул на Карли – понятен ли тому смысл жеста? Парень ухмыльнулся и тоже плюнул на ладонь. Они ударили по рукам.

Шеф утер рукавом кровь из носа, и они по-приятельски опустились на корточки.

– Послушай, – сказал Карли, – сейчас у тебя есть дела поважнее, чем учиться кулачной драке. Мой старик пошел известить деревенских о твоем появлении. Они там соберутся и решат, что с тобой делать.

– А что со мной могут сделать?

– Во-первых, кое-кто скажет, что ты раб. Это скажет Никко. Он у нас самый богатый. Хочет быть господином. Но в Дитмаршене мало серебра, и мы никогда не берем друг друга в рабство. Он только и думает, как бы продать кого-нибудь на невольничьем рынке в Хедебю.

– Хедебю – датский город, – сказал Шеф.

Карли пожал плечами:

– Датский, немецкий, фризский – какая разница? С нами никто не хочет связываться. Они не смогут пройти через болота. И потом, они же знают, что серебра у нас нет. Кто придет за данью, может много потерять, а найти ничего не найдет.

– Рабом я быть не хочу, а какие еще возможности?

– Ты можешь быть гостем. – Карли искоса посмотрел на него. – Например, моим. Это означает обмен подарками.

Шеф дотронулся до своих локтей, сожалея, что вчера в последний момент снял золотые браслеты. Один из них обеспечил бы гостеприимство на целый год. Или нож в спину.

«Итак, что же у меня есть? Копье. Меч. И это». Он вытащил из-под рубахи серебряную лесенку Рига и взглянул на Карли – знает ли тот, что это за амулет? Никакого интереса. Но Карли неоднократно поглядывал в угол.