Отец Донати ожидал у подножия лестницы Скала Реджиа. Выражение лица у него было, по обыкновению, мрачное, как у человека, постоянно готовящего себя к плохим известиям. Холодно пожав гостю руку, он повел его на третий этаж к папским апартаментам.

Хотя Тьеполо не в первый раз посещал папский кабинет, обстановка этой комнаты неизменно поражала его своей простотой, совершенно не соответствующей высокому положению работавшего в ней человека, но полностью подходящей скромному священнику, которого он знал и которым восхищался в Венеции. Папа Павел VII стоял у окна, выходящего на площадь Святого Петра, и его белая сутана резко выделялась на фоне красной драпировки. Повернувшись навстречу отцу Донати и Тьеполо, он устало улыбнулся. Тьеполо упал на колени и поцеловал перстень, после чего папа, взяв гостя за плечи, помог ему подняться и на мгновение прижался к могучей груди венецианца, словно в надежде позаимствовать у него сил.

– Ты хорошо выглядишь, Франческо. Видно, жизнь в Венеции идет тебе на пользу.

– Так было до вчерашнего дня, ваше святейшество, когда я узнал об угрозе для вашей жизни.

Отец Донати сел, аккуратно положил одну ногу на другую и разгладил складки, давая понять, что готов приступить к работе.

– Ладно, Франческо, – сухо сказал он. – Довольно громких слов. Садитесь и, ради Бога, расскажите мне, что именно происходит.

В тот вечер в расписании папы Павла VII значился обед с делегацией аргентинских епископов. Отец Донати позвонил главе делегации, прелату из Буэнос-Айреса, и сообщил, что его святейшеству нездоровится, а посему присутствовать на обеде он не сможет. В ответ епископ пообещал помолиться за скорейшее выздоровление святого отца.

В 8.30 вечера отец Донати вышел из папского кабинета в коридор и обратился к несшему дежурство швейцарскому гвардейцу.

– Святой отец желает прогуляться по саду, – деловито сообщил он. – Его святейшество выйдет через пару минут.

– Я думал, его святейшеству нездоровится, – простодушно ответил гвардеец.

– Самочувствие святого отца не ваша забота.

– Да, отец Донати. Я уведомлю охрану, что…

– Ни в коем случае. Его святейшество желает предаться размышлениям, чтобы ему никто не мешал.

Гвардеец подтянулся:

– Да, отец Донати.

Священник вернулся в кабинет, где Тьеполо помогал папе облачиться в длинный желтовато-коричневый плащ и широкополую шляпу. Когда пуговицы были застегнуты, из-под плаща виднелся лишь самый край белой сутаны.

В Ватикане тысячи комнат и несчитанные мили коридоров и лестниц. Отец Донати поставил перед собой задачу: знать их все как свои пять пальцев. Он провел папу мимо швейцарского гвардейца, после чего они еще добрых десять минут шли по лабиринтам переходов древнего дворца – мрачным и узким туннелям, со сводчатых потолков которых капала вода, каменным ступенькам, отполированным временем и скользким от сырости…

В конце концов они оказались в темном подземном гараже, где уже стоял наготове маленький «фиат». Ватиканские номера были заменены на итальянские. Франческо Тьеполо помог папе забраться на заднее сиденье и сам устроился рядом. Отец Донати сел за руль и включил мотор.

Такое развитие событий явно встревожило папу.

– Скажите, Луиджи, когда вы в последний раз управляли автомобилем?

– Откровенно говоря, я уже и не помню, ваше святейшество. Но определенно до того, как мы переехали в Венецию.

– Восемнадцать лет назад!

– Да защитит нас Святой Дух в этом путешествии.

– И все ангелы и святые, – добавил на всякий случай папа.

Донати включил передачу и осторожно поехал по темному пандусу. В следующее мгновение машина погрузилась в вечернюю темноту. Водитель не без колебаний нажал на педаль газа, и они помчались по виа Бельведер к воротам Святой Анны.

– Пригнитесь, ваше святейшество.

– Это так необходимо, Луиджи?

– Франческо, пожалуйста, помогите святому отцу.

– Простите, ваше святейшество.

Могучий венецианец бесцеремонно схватил папу за лацканы плаща и потянул вниз. «Фиат» миновал Папскую фармацею и Банк Ватикана. Подъезжая к воротам Святой Анны, отец Донати включил фары и посигналил. Озадаченный гвардеец едва успел отскочить в сторону. Машина проехала через ворота и оказалась на римской территории. Отец Донати перекрестился.

Папа пошевелился и приподнял голову.

– Могу я сесть нормально, Франческо? Это же неприлично…

– Отец Донати?

– Да, думаю, теперь можно.

Тьеполо помог папе выпрямиться и поправил его плащ.

Первой въезжающий на площадь «фиат» увидела стоявшая на террасе Кьяра. Автомобиль остановился перед входом, и из него вышли три человека. Кьяра заглянула в гостиную.

– Там Тьеполо и еще двое мужчин. Один из них, похоже, он.

Спустя несколько секунд в дверь постучали. Открыл Габриель. В коридоре стояли Франческо Тьеполо, священник и маленького роста человек в длинном плаще и широкополой шляпе. Габриель отступил в сторону, пропуская гостей. Тьеполо и священник ввели своего спутника в конспиративную квартиру.

Габриель закрыл дверь, а когда повернулся, то увидел, что человек, снявший шляпу, тоже священник. На голове у него была белая папская шапочка. Под светло-коричневым плащом обнаружилась ослепительно белая сутана.

Его святейшество папа Павел VII кивнул и сказал:

– Господа, мне сообщили, что вы располагаете некоей важной информацией, которой хотите поделиться со мной. Я весь во внимании.

Дверь, как и сказал итальянец, открылась, стоило ему дотронуться до нее. Ланге закрыл ее за собой, задвинул засов и лишь после этого выключил свет. Комната была крохотная, с голым полом и затекшими стенами. На узкой железной кровати, больше похожей на тюремную койку, лежал тонкий матрас. Подушка отсутствовала – только жесткое шерстяное одеяло, сложенное в ногах и покрытое пятнами неизвестного происхождения. Моча? Сперма? Оставалось только гадать. Однажды Ланге пришлось провести две недели в похожей дыре в Триполи, ожидая проводника, агента ливийской спецслужбы, который должен был доставить его в тренировочный лагерь на юге. Впрочем, эта комната имела одно характерное отличие: вырезанное из дерева распятие, украшенное четками и высушенными пальмовыми листьями.

Рядом с кроватью стоял небольшой комод. Выдвинув ящики, Ланге нашел нижнее белье, свернутые черные носки и католический требник с загнутыми страницами. Он не без опаски заглянул в ванную: ржавая раковина с двумя подтекающими кранами, грязное зеркало, в котором почти ничего не отражалось, и унитаз без крышки.

Ланге открыл шкаф. На вешалке болтались два черных костюма, на полу – пара черных туфель, изрядно поношенных, но до блеска начищенных. Туфли принадлежали человеку, привыкшему заботиться о своем внешнем виде. Ланге отодвинул их в сторону и увидел неприбитую половицу. Он наклонился и приподнял ее.

В незатейливом тайнике лежало что-то, завернутое в промасленную тряпицу. Он развернул узелок: пистолет Стечкина, глушитель, две обоймы. Ланге вставил одну обойму и сунул пистолет за пояс. Глушитель и вторую обойму он снова завернул в тряпку.

Кроме оружия, в тайнике обнаружились еще два предмета: ключи от припаркованного возле дома мотоцикла и кожаный бумажник. Ланге открыл бумажник – личный знак сотрудника службы безопасности Ватикана, похоже, настоящий. Он прочитал имя – МАНФРЕД БЕК, ОТДЕЛ СПЕЦИАЛЬНЫХ РАССЛЕДОВАНИЙ – и посмотрел на фотографию. Это была та самая, которую он дал Касагранде в Цюрихе. Разумеется, на снимке был изображен совсем другой человек, но некоторое сходство легко усиливалось несложными средствами.

Манфред Бек, Отдел специальных расследований…

Ланге положил бумажник в тайник, вернул на место половицу и прикрыл ее туфлями. Еще раз оглядел пустую комнату. Комната священника. В памяти неожиданно встала картина из прошлого: кривая мощеная улочка во Фрайбурге, молодой человек в черной сутане, бредущий через поднимающийся с реки туман. Молодой человек пребывал в тяжких сомнениях. Впереди лежало острое, невыносимое одиночество жизни, а ему хотелось славы. Как странно, что дорога, избранная им ради спасения от одиночества, привела к одиночеству еще большему. Как странно, что, избежав судьбы приходского священника, он оказался в этой заброшенной комнате в Риме.